Синеокая моя Русь

– А нет его!
У нас, как встарь: лишь керосинка,
Да свечи, да лампады свет.
Ну, что опять скулишь ты, псинка? —
Боится грома – спасу нет.
Мой старый пёс недавно помер,
Я взял другого на замен.
А он, ну просто «дохлый номер»,
Боится даже в доме стен.
Смотрю на стол, а там картошка,
Грибы, капуста и блины.
Урчит живот (совсем немножко).
Вот, правда, полон рот слюны.
– Ну, что, согрелся, бедолага?
Спускайся, ужинать пора.
Есть у меня в заначке брага,
Испьёшь – спать будешь до утра!
Слезаю. Всё уже просохло,
Но одеваться «не с руки».
Пью бражку – в горле пересохло,
В глазах же – яркие круги.
– Ничё-ничё, тебе полезно.
Давай, закусывай скорей.
Грибки, капустка, ах – чудесно!
Что может быть сейчас важней?!

Наелся. Чувствую, дремота
Совсем взяла меня в «полон».
На сеновал нашёл ворота
И провалился в крепкий сон…
Проснулся утром протрезвевший,
Зашёл в светёлку в теплоту.
Сказал, здоровый, посвежевший:
– Спасибо вам за доброту!

Старик:
– Ну, коли заплутаешь,
То заходи, я буду рад.
Ну, а сейчас ты вот что, знаешь, —
Позавтракай, и сходим в сад.
Я там гостинцев другу Сашке
В корзинку чуточку собрал:
Немножко сала, спирт в баклажке…
Снеси ему…

Ну, что ж… я взял.
И, уходя домой, божился
Вернуться.
Слушал птичий свист,
А под ноги ко мне ложился
Осенний пожелтелый лист.

Часть вторая:

Год спустя

В сторожке у деда Матвея
Сидим за накрытым столом.
От браги тихонько пьянея,
Старинные песни поём.
Радушная выдалась встреча.
Туманится ясный мой взор.
Осенний спускается вечер.
Душевный ведём разговор.

– Я честно сказать, уж не чаял,
Что ты ко мне снова зайдёшь,
Вдруг слышу, Руслан мой залаял,
Гляжу – по тропинке бредёшь.
А что маловата корзинка?
Хоть дождик, но осень тепла.
Вчера по грибы моя жинка
Ходила, груздей набрала!
Сегодня с утра укатила
Проведывать в городе дочь.
Подольше бы там погостила,
Вдруг надобно чем-то помочь.
Чего говоришь? Как житуха?
Да, Боженьке слава, живём.
И доится наша Пеструха,
И хлебушек сами печём.
Вот только ходить стало трудно,
Но я на печи не лежу.
Мне дома сидеть как-то нудно,
Так я всё в лесхозе служу.

А дед Александр, слышал, умер…
Помянем. Давай наливай.
Он весел был и остроумен.
Все будем там. Не унывай.

Смахнув набежавшие слёзы,
С трудом допиваю стакан.
И слышу, как плачут берёзы,
Качает их ветер-буян.
Назойливый дождик закапал,
По крыше стучит и в окно.
Мы медленно, чуть косолапя,
Идём покурить за гумно.
Любуюсь палитрой осенней,