Кисть и пистолет. Мое сердце пусто

После очередной получки – Флоренс платила мне в понедельник за прошлую неделю – купила все, что нужно для работы с акварелью. На большее не решилась, не покусилась. Деньги у меня были, я ведь так и не потратила двести долларов, которые дал мне при расставании Роберт. Но я еще не была уверена, оставит ли меня на работе Флоренс, хотелось иметь запас на черный день. И начала заново осваивать цвет. В старшей школе я много работала с акварелью, но только с неживыми предметами, в школьной комнате для дополнительных занятий, где я и еще три девочки два раза в неделю осваивали рисунок и акварель под руководством приходящего старого учителя рисования. Я говорю «девочки», так как они были на два года младше меня. А теперь мне пришлось осваивать в парке живую природу. Да еще я начала рисовать Ребекку. Это она меня попросила, когда увидела в моем альбоме рисунок с силуэтом проходящей по аллее женщины. Бюст генерала Роберта Ли мы рисовали в школе, но живых моделей у нас не было. Да и учитель наш считал, что мы должны сначала хорошо набить руку на статичных моделях. Поэтому первые два акварельных рисунка Ребекки я со стыдом выбросила, отказавшись показать их моей хозяйке. Правда, она не очень и настаивала. Возможно, для нее главным было то, что она могла сидеть недалеко от меня и тихо говорить. Она была идеальной моделью: спокойно сидела в своем кресле – я рисовала ее в салоне – и ровным голосом рассказывала бесконечную историю своей жизни. Думаю, что ей было почти безразлично, слушаю ли я ее. Но время от времени я выражала удивление или одобрение.

После неудачи с акварелями я сделала три детальных наброска в карандаше. Один из них, на котором Ребекка заинтересованно смотрела куда-то вдаль, мне понравился. По нему и начала заново экспериментировать с акварелью. Технику акварели я более или менее освоила в школе, но с цветом у меня всегда были проблемы: накладывая слой на слой, очень часто получала не тот оттенок, который требовался. Поэтому стала отрабатывать на отдельном листе (не в альбоме) наложения красок. На это у меня ушла целая неделя. Боялась, что не смогу запомнить все эти варианты оттенков и порядок нанесения красок, но к концу недели с удивлением поняла, что ничего запоминать не нужно, многие оттенки получаются автоматически. Такое впечатление, что глаза и руки сами знают, что нужно в данный момент делать.

Только после этого я снова стала рисовать мою Ребекку. С третьей попытки получилось почти удовлетворительно, на мой взгляд. Но мне не понравилась одежда Ребекки – серые и черные тона. Попросила одеть что-нибудь яркое. Думала, ей это не понравится, но она вернулась из спальни в бежевой кофточке и яркой светло-голубоватой юбке с разбросанными тут и там аляповатыми розами. Несколько смешно: сморщенная старушка – и кричащий наряд. Но обычно потухшие ее глаза светились такой радостью, что я воскликнула:

– Великолепно!

Для моих упражнений это был действительно подходящий наряд. А Ребекка начала длинный рассказ, как она в этой юбке путешествовала в 1956 году по Южной Калифорнии, познакомилась с Фредом. Неожиданно воскликнула:

– Какое прекрасное было время, как мы любили друг друга!

Покосилась на меня, поправилась:

– Не подумай чего-то плохого. Фред сделал мне тогда предложение. К сожалению, он был католик. Мои родители категорически запретили выходить за него замуж. Возможно, они были правы. Мой Моше был очень хорошим человеком, полностью обеспечивал меня. Только Господь не дал нам детей. А Фреда я больше не видела никогда.

На четвертом варианте я остановилась, вырезала рисунок из альбома и подарила Ребекке. Она его вставила в рамочку и поставила у себя в спальне. Именно после этого она предложила мне перейти в спальню Моше, а гостевую использовать для рисования. Это было очень удобно. К тому же я теперь решилась освоить и кабинет Моше, в котором нашла целую библиотеку.

День рождения прошел тихо, сидели с Ребеккой за столом, пили чай с тортиком, Ребекка рассказывала очередные истории из своей жизни. А я думала: встречу ли я следующий день рождения – двадцать лет – вот так же в компании одной Ребекки?

Глава III

Май

Роберт

Визит невысокого ирландца был для меня полной неожиданностью. Правда, он предварительно позвонил и спросил, можем ли мы встретиться. Было раннее утро. Я еще только встал, собирался побриться и отправиться позавтракать в ресторан «Два дога». И тут звонок. Голос спокойный, уверенный. Такому трудно отказать. Да и смутило меня небрежное упоминание о Хантсвилле. Об убийстве в Хантсвилле последнее время ничего не писали, я надеялся, что до меня так и не доберутся. А тут на тебе – звонок.

Ирландец, я так для себя назвал его, хотя, может быть, он был шотландцем, представился агентом ФБР Вилли Донованом. Возможно, именно из-за фамилии я решил, что он ирландец. Но он совсем даже не был смуглым, хотя фамилии теперь почти не имеют отношения к реальному виду человека. Да и имя у него было совсем обычное. Донован сразу же сказал, что ФБР не имеет ко мне претензий:

– Мы установили, что именно вы, господин Линдгрен, позвонили первым в полицию о проблемах в доме госпожи Сарры Голдваттер.

Я промолчал, а он объяснил:

– Поставили на прослушку ваш телефон с разрешения судьи и сравнили с голосом сообщения. Вас, естественно, включили вначале в список подозреваемых. Но были особенности убийства и ограбления, характерные для целой серии подобных случаев в южных штатах, тем более что подозревать вас в изнасиловании Сарры Голдваттер было бы странно, учитывая вашу с ней длительную связь.

– Так что от меня нужно в таком случае?

– Защита, ознакомившись со всеми материалами дела, требует вызвать вас в качестве свидетеля. Прокурор думает, что защита хочет определенными вопросами к вам посеять у присяжных сомнения в доводах прокуратуры.

– Так убийцу нашли?

– Нашли трех человек, но их нельзя называть убийцами, пока это только подозреваемые, тем более что мы не можем доказать, кто из них перерезал госпоже Сарре Голдваттер горло. Пока всех троих можно только обвинить в изнасиловании – зверском изнасиловании – и грабеже.

– А чем я могу помочь следствию? Я не видел их, видел только результат. Смотрел несколько минут.

Перед глазами возникла картина того, что видел, и я добавил:

– Вошел (ключ у меня был) и увидел полуголую Сарру в растерзанном платье, в луже засохшей крови. Ничего не трогал, тут же ушел, уехал домой и через час выехал из города.

– Вот это нам и нужно видеть в ваших показаниях. Мы имеем показания хозяина апартаментов о времени вашего с ним разговора. Есть данные о времени смерти Сарры. Нужно ваше уверенное заявление под присягой о времени вашего визита к госпоже Голдваттер и о том, что кровь была засохшей на вид. Я сейчас сниму с вас предварительные показания. Вы их подпишете, и надеюсь, что защита, ознакомившись с ними, откажется от идеи вызывать вас в суд.

– А почему вы этим занимаетесь, а не люди прокурора?

– Наша контора заинтересована поймать, наконец, этих бандитов и обеспечить им максимальное наказание. Они наследили в нескольких штатах.

Я написал и подписал показания. Донован, уходя, объяснил:

– Никаких ограничений на передвижение для вас, господин Линдгрен, сейчас нет. Только не меняйте телефон и не пытайтесь уехать за рубеж. Если вы нам потребуетесь, мы с вами свяжемся.

После его ухода долго сидел и размышлял о своем положении. Конечно, ФБР нет дела до моих источников дохода, но теперь я привлек их внимание, практически на крючке у них. Если они действительно отмажут меня от участия в судебном процессе, то всегда смогут потребовать от меня встречных услуг, и от этого не радостно.

Но это была не единственная неприятность в этот день. Хотя сначала ничего плохого не предвиделось. Просто в очередной раз позвонил мой телефон, и я услышал бодрый голос Бетти:

– Привет, Робби, я в Нэшвилле. Надеюсь, ты соскучился по мне?

Сейчас только ее мне не хватало… Промычал что-то невразумительное.

– Что с тобой, Роберт? Ты здоров?

Немного пришел в себя, смог выдавить учтивое:

– Нет, Бетти, все в порядке. Я просто чистил зубы, во рту еще паста.

– Я в нашем отеле. – Сказала номер. – Надеюсь, что ты еще не завтракал. Придешь ко мне или я загляну к тебе? Поедем куда-нибудь завтракать на природу. Я приехала на машине, присмотрела приличный ресторанчик в сельском стиле не очень далеко от Нэшвилла.

У меня абсолютно не было настроения выбираться на природу. Вообще не хотелось встречаться, говорить любезности, строить из себя джентльмена. Не очень понимал, для чего мне нужна теперь Бетти. Раскрутить ее на траты – ладно, это легко. Но мне-то зачем? А брать деньги у дамы – так низко я еще, слава Богу, не пал. С другой стороны, совсем недавно я при ее помощи заработал два с половиной куска. Плюс, возможно, интересное знакомство.

– Нет, ко мне ни к чему, у меня не убрано. Но не хочется ехать далеко. Давай двинем поближе.

– Хорошо, я жду. И пока посмотрю что-нибудь поближе. Ты, наверное, проголодался.

Да, выбрала – ресторан «Аквариум». По карте совсем близко, не больше пяти миль. Но когда я внимательно посмотрел карту, чертыхнулся. Лучше бы он оказался на другой стороне Камберленда. Он у 155-й дороги, добираться туда что через Восточный Нэшвилл, что через Южный одинаково сложно. Прочертил маршрут. Нужно ехать по Дивижн-стрит до кольца, там развернуться на 16-й авеню, с нее свернуть на Мак-Гавок-стрит. Там уже можно попасть на 14-ю авеню и с нее на 65-ю дорогу. Перед расхождением с 40-й перейти на нее. А на клеверном листе у отеля «Нэшвилл аэропорт Марриотт» перейти, наконец, на 155-ю. И двигать по ней до съезда к этому чертову ресторану. Бетти смотрит на меня невинными глазами – конечно, не ей крутиться по этим бесконечным авеню. Но что поделаешь…

Через полчаса мы уже сидели в ресторане. Утро, столики стоят рядом со стеклом, за которым неторопливо плавают во все стороны всяческие рыбы и дивятся на нас через стекло. Я в них не разбираюсь. В Орегоне мы во время хода лосося ездили с отцом за рыбой на нашу Нестукка Ривер – туда, где в нее впадает Мун-крик. Но там было все обыденно: пришли на место, забрасываем спиннинг и почти сразу тащим здоровенного лосося. Упирается, гад, но мы его тащим. Пара-тройка минут, и можно снова забрасывать спиннинг. Простую рыбалку отец не уважал, считал зряшной растратой времени и сил, поэтому никого из лениво машущих плавниками рыб я назвать не мог. В рекламе, которую нам подсунули одновременно с картами, много красивых картинок со скатами, какими-то диковинными рыбами, водолазами, что-то делающими рядом с рыбами. Но ничего этого за стеклом нет. Хотя сооружение впечатляет своими размерами.

Зал почти пустой, да и кто поедет в такую даль завтракать? Наверное, Бетти притащила меня сюда с какой-то целью. Завтрак мне не понравился – не очень уважаю рыбные блюда, всегда предпочитаю добрый стейк. Но здесь с мясом не разбежишься. Мои ожидания оправдались: после того, как мы расправились с первыми тарелками, причем Бетти ела с удовольствием, а я только поковырял несчастную рыбку вилкой, она – Бетти, а не рыба – наконец высказала свою мысль:

– Робби, ты не хочешь съездить со мной в Нью-Олбани? Это рядом с Колумбусом.

– Тебе что-то нужно, чтобы я сделал? – Сказал напрямик, так как уже ждал подобное или близкое предложение. Ну не станет же она только для пары постельных игр мотаться в Нэшвилл. Но она сделала удивленное лицо:

– Нет, милый. Думала, что тебе надоело уже сидеть в Нэшвилле. Показала бы тебе наш дом, познакомила бы тебя с мужем.

– Ничего себе! Чего ради собралась меня с ним знакомить?

– Робби, почему ты сегодня такой грубый? Думаю, тебе полезно было бы с ним познакомиться. Исаак очень влиятельный, помог бы тебе устроиться.

– Не понял. Мне не нужно устраиваться, у меня все в порядке.