Однажды был курьезный случай. Мы идем вдвоем по берегу Вори, а нам навстречу пара – мужчина с женщиной. Изумленно смотрят на Степана и особенно на меня, он тоже на них, немного смущенный. Восклицания, мужчины похлопывают друг друга по плечу, я в растерянности, но виду не показываю. Мужчины обменялись несколькими словами, и мы разошлись. Степан объяснил, что это коллега с женой, оба из Свердловского филиала, где он работал раньше.
– Это ж надо? Встретиться в такой глуши. Теперь все будет доложено моей супруге. Опять скандала не избежать.
Но обычно прогулки были тихие. У нас мало общих тем. Литература Степана совсем не интересовала, а рассказывать мне о конфликтах и проблемах институтской жизни он не любил. Мы просто молча гуляли или обменивались короткими словами об окрестностях.
Именно на этой даче я познакомилась с Вениамином Семеновичем или просто Веней, как я его всегда называла. Веня приехал неожиданно со Степаном. Я сначала немного расстроилась: так хотелось продлить почти семейный уют, но, что поделаешь, улыбалась им обоим. Дело было в субботу к вечеру, мужчины привезли с собой много еды, несколько бутылок вина, Веня водку вообще не пьет. В отличие от Степана Веня оказался неутомимым рассказчиком, рассмешил меня историей, как они познакомились со Степаном.
Оказывается, однажды Степан помогал на огороде своей старенькой двоюродной тетушке, у которой был прописан в Софрино. В благодарность приходилось ему иногда приезжать и помогать ей по хозяйству. Сидел уставший на станции электрички, заснул. Кепка у него упала на землю. А так как одет он был для работы на огороде, да еще и перемазался, то видок был как у поддатого алкаша, просящего на опохмел. Вот ему и кидали сердобольные старушки мелочь в кепку. У Вени здесь пересадка была, он ехал из Красноармейска. Проходит мимо, выгреб из кармана и тоже бросает горстку мелочи в кепку. Мелочь частично просыпалась мимо кепки, зазвенела, Степан проснулся, ошалело глядит на свою кепку с мелочью. А Веня интеллигентно просит прощения за то, что разбудил. Я сразу представила невысокого роста интеллигентного Веню, просящего прощения у вскочившего и вытянувшегося во весь свой немалый рост Степана. Ну они разобрались, долго смеялись. Веня заявил, что обязан «опохмелить» Степана, и они по приезде в Москву зашли в рюмочную, пропустить на ходу по стаканчику вина. Так и познакомились. А теперь иногда встречаются.
А потом еще истории одна за другой. А Степан только улыбается, слушая, как Веня меня развлекает.
Утром после завтрака повела приятелей сначала к моему любимому родничку, потом мы прошли длинную тропку вдоль Вори, вышли на опушку, почти к музею. Я рассказала, что это за усадьба, какие великие люди жили и гостили в этой усадьбе: Гоголь, Тургенев, Поленов, Репин, Васнецов, Врубель и многие-многие другие художники, музыканты, актеры. Степан слушает это уже во второй раз, но молчит, не перебивает, а Вене все интересно, внимательно слушает, задает вопросы, на которые я не всегда могу ответить. Возможно, именно эта прогулка послужила отправной точкой нашей многолетней дружбы с Веней.
Один случай показался мне странным. Степан, спокойный, положительный и без поэтических заскоков. И вдруг, на мой день рождения приносит стихи. Да какие, с ума сойти!
Зачем обольщать, туманом звеня?
К чему ухищрения слов пустых?
Хафиз воспевает пусть соловья
И розу. А мой – гимном плоти стих.
Стремится он лжи покровы сорвать
И мглы пелену. Дряблый кокон пуст:
Любовь – не мечта, не нежная мать,
Не след уваженья, привычка чувств.
Любовь – это тайна близости тел.
Бесплодны мечты о слияньи душ.
Любовь – это песня артерий и вен,
Вскипевших вблизи. Созерцанье – чушь.
Не мрамор Каррары мой идеал,
Не бронзы в веках прокисшая грязь.
Эллады и Рима бы камни отдал
За жизни залог, поколений связь.
И трепета плоти сочная явь
В себе сокровеннее тайны хранит,
Чем древних наречий Двуречия сплав,
Чем Сфинкса оскал, пирамид гранит.
А символ мой – тайны, приз бытия,
Всё ты, привносящая света блик.
Желаньем одним, тобою горя,
Я жажду, я жду единенья миг:
Не зрением – телом видеть тебя,
Твое содроганье и хриплый вскрик.
Смешное стихотворение, дилетантское, но мне понравилось. Наверное, потому что обращено было явно ко мне. Не очень верилось, что он сам написал. Но только значительно позднее Степан признался, что писал его Веня. Позднее Веня читал мне и другие стихи, на память помню только некоторые, но где-то они записаны. Все стихи мне нравились, хотя были не очень профессиональные.
Пожалуй, это лето было одним из самых памятных и приятных для меня. Один момент я никогда не забуду. Не смогла приехать на дачу в субботу, приезжаю в воскресенье утром, перехожу через железнодорожные пути и вижу впереди Степана. Он лежит на пригорке, увидел меня. Вскакивает во весь свой рост, бежит навстречу, улыбается радостный, ну как мальчишка. В этот момент он любит меня. Я в этом уверена. И у меня поднимается теплое чувство к этому здоровенному почти сорокалетнему мальчишке. Ну, может быть, не любовь, я не могу и не хочу никого любить после Хуана, но, может быть, привязанность, благодарность за его нежное отношение ко мне, за вот эту встречу воскресным утром. Ведь он не знал, какой электричкой я приеду, и ждал здесь, много времени разглядывая приезжающих. Выхватывает у меня сумку, обнимает левой рукой, и мы неторопливо идем к нашему домику. И я готова идти с ним долго-долго, пусть все смотрят.
Кроме Вени к нам приезжали и другие знакомые, но обычно в воскресенье, без ночевки. И мы готовили шашлыки, пили сухое вино, бродили все вместе по окрестным лесам. Дело в том, что через Веню мы познакомились с большим количеством интересных людей, группировавшихся вокруг Вали.
Валя жила с Соней, почти взрослой дочерью шестнадцати – восемнадцати лет в трехкомнатной квартирке на втором этаже очень старого двухэтажного дома, в переулке за Домом журналиста. Все знают этот «Дом», красочно описанный в «Мастере и Маргарите». Валя очень высокая – метр семьдесят пять или даже больше. Не замужем, вероятно, никогда и не была замужем. Переводчица с английского и французского, но переводит только технические тексты, на литературу не покушается. Да и зарабатывать на техническом переводе удается больше. Постоянно имеет все новинки самиздата, иногда и мне они доставались. У нее по средам часто собирается компания. Приносят, кто что может из еды и выпивки. Валя играет на гитаре, немного поет, голос не сильный, но мягкий. В основном поет из репертуара Татьяны и Сергея Никитиных. Почти всегда ей подпевает Соня. Я сейчас не помню, какие песни они пели, ведь я тоже люблю песни Никитиных, и они смешались у меня в памяти: что было новинкой тогда, и что пелось значительно позже.
Комнаты у них малюсенькие, с низкими потолками, то ли это до революции были детские комнаты, то ли комнаты для прислуги. Часть мебели совсем простенькая, вероятно, осталась еще с дореволюционных времен. Но в гостиной стол солидный, спокойно вмещает двенадцать человек, занимая ее почти целиком. Еще в одной комнате две кровати. Во всех комнатах пахнет собаками. И это еще слабо сказано. Запахом псины пропитано все, хотя живут они в отдельной комнатке. Валя воспитывает русских гончих, и они первыми встречают всех гостей. А щенки ползают везде. Идешь иногда и боязливо смотришь, не наступить бы.
Самая первая собака участвовала в съемках кино «Война и мир». Помните эпизод со сворой гончих, рвущихся с поводков на охоте? Сейчас в квартире постоянно живут две племенные суки, которые вносят свой «вклад» в семейный бюджет, что очень кстати, так как никаких алиментов Валя не получает, а доходы переводчика не постоянны. Собаки имеют прекрасную родословную. Валя ездит с ними в разные города к породистым кобелям, чтобы случайно не было пересечений в родословных, так как это очень снижает качество и стоимость приплода. Живут с Соней бедно, но не переживают из-за этого.
С одной из Вениных и Валиных знакомых мы даже немного сдружились. Марина Сергеевна была преподавателем французского языка в первом педагогическом институте Москвы, кандидат педагогических наук, в совершенстве знающая французскую поэзию, особенно раннюю, до восемнадцатого века. Однажды она прочитала у нас со Степаном на даче у костра стихотворение Бернара де Вентадура. Читала на память по-французски. Веня восхитился звучностью и музыкальностью стихотворения. Попросил текст и подстрочник. Заодно она передала позднее Вене подстрочники еще нескольких любимых стихотворений двенадцатого – пятнадцатого веков для поэтического перевода. И переводы, на мой взгляд, получились тоже звучные. Один из них я привожу здесь.
Нет, то не чудо, что песни мои
Средь трубадуров всех звонче порою:
Сердце открыто всегда для любви,
Вечно желанная, властвует мною.
Сердце и тело, и опытность чувств,
Силу и честь я в нее заключаю;
Мир без влеченья к любви тускло-пуст,
Бренность его я в любви забываю.
Подлинно мертв, кем забыт вкус любви,
Чувства растеряны в сумерках буден.
Жить для чего на земле без любви?
Чтоб досаждать надоедливо людям?
Ах, у небес одного лишь молю:
Чтобы не дали ни дня мне страданья,
Жизнь оборвали скорее мою,
Если забуду к любви я призванье.
Небольшого росточка, худощавая, даже чрезмерно, полное отсутствие мускулатуры, Марина Сергеевна всегда говорит тихим голоском. Живет на крайнем юге Москвы (из окна на кухне видна кольцевая дорога), в двухкомнатной кооперативной квартире, которую купила совсем недавно. Квартира ухоженная, новенькая мебель. И совершенно не заставлена ненужными вещами. Марина смеялась:
– Когда переезжала со съемной квартиры, обнаружила, что и перевозить-то нечего, зря заказывала машину.
После знакомства у Вали я два раза ездила к ней поговорить о жизни. Она старше меня и в какой-то мере опытнее. Естественно, не замужем. Иначе, что бы она делала в этой разношерстной компании? Немного комплексует из-за того, что ни с кем долго не может встречаться. Хороших мужиков нет, а возраст уже далеко за тридцать пять. Попадаются почему-то простые грубоватые мужики, с интересом к выпивке и пожрать. А хочется чего-то интеллигентного. Один раз познакомилась с таким: читали стихи, пили хороший французский коньяк, очень хорошо говорили. Но когда дело дошло до постели, он признался, что не по этой части. Обидно.
В отличие от других участников компании, на скачки в манеж она не ездила. У меня они тоже не вызывали интерес, но однажды я была в манеже со Степаном. Об этом позже. Мы с Мариной стали реже встречаться после первой размолвки со Степаном, но иногда пересекались у Вали.
Еще с одной женщиной, которая стала не то что бы подругой, но хорошей знакомой, была Елена Владимировна, с которой мы познакомились тоже у Вали. Работает завсектором координации в проектном институте, в том же, что и Веня, секретарь парторганизации института. Высокая, метр семьдесят четыре, шатенка (крашеная), худая, грубоватая. На работе я ее не видела, но Веня с улыбкой говорил, что она в институте очень серьезная. При случае спокойно может обматерить. Хоть мужика, хоть женщину. Не задумываясь, заведет интрижку с мужчиной, если он нравится. Замужем, один ребенок, почти взрослый. Живет на северовосточной окраине Москвы. Одно из многих любимых выражений: «Ну что ж привередничать, если мужчина хочет именно так». На выражение: «Долго ли умеючи!» всегда отвечает: «Умеючи – долго».
Ей это кажется оригинальным, ну да бог с ней.
У меня были знакомые женщины по работе, но все замужем. Не прочь поболтать в рабочее время о детях, о мужьях. Но после работы они спешат домой. А в компании Вали все свободны, все по-своему интересны.
После одного случая я сильно обиделась на Степана. Мы должны были пойти в «Славянский базар» на празднование Нового года. Почему-то он не полетел к семье. Неожиданно заулыбался, потянул меня в постель. Глядела на него с недоумением, но он был все настойчивее. Долго отказывалась, сказала ему в сердцах:
– Если тебе так невтерпеж, иди в ванную, обслужи себя сам.
Потом все же легла, со злости лежала неподвижно, но он даже не почувствовал себя виноватым. В ресторане мы были вчетвером, и я нагло заигрывала с Веней. Он мне, кстати, всегда нравился. Веня даже немного разозлился, его случайная подруга расстроилась. Позднее Степан обнаружил у себя в кармане бумажку с номером ее телефона, но утверждал, что так и не позвонил ей, хотя я долго отказывалась встречаться. Возможно, я не отвечала на его звонки, так как созвонилась с одним из моих прежних знакомых, и в пику Степану провела два воскресенья на даче у этого знакомого. В результате наша связь прервалась почти на полтора года.
Хоть немного, но нужно рассказать о Вене. Вениамин Семенович, как и Степан, был заведующим отделом, в том же проектном институте, что и Елена Владимировна. Тоже получал четыреста рублей в месяц, но дополнительные заработки не искал. Вероятно, другой характер, другие интересы. Тогда я еще не знала, что он коллекционер. Я уже писала, что именно через Веню мы со Степаном вышли на Валины «среды», а потом и на всю «лошадиную», как я ее называла, компанию. Дело в том, что по субботам Веня, Валя, ее дочь Соня и многие другие их знакомые посещали манеж, чтобы покататься часок на лошадях. Я там была только один раз, но разговоры о лошадях у нас бывали часты. Помню, что мне нравилось одно стихотворение Вени:
Потный бок; устал, поник:
Час работал,
И опять к нему в денник