Лабиринт

Мы ехали весьма быстро – может быть, шестьдесят километров в час – и мимо моего взора проносились уже знакомые места: станция наркодилера, вход в коллектор, клуб. Дальше уже возникали новые для меня локации. Я видел платформы, переоборудованные под военные сооружения – то были настоящие форты, укреплённые мешками с песком, за которыми укрывались вооружённые до зубов солдаты. Я видел жилые секторы, с импровизированными, собранными из металлических листов, кусков пеноблоков и кирпичей, домами – настоящие трущобы, растянувшиеся на несколько станций. И главное – я видел людей. Людей, живущих в неблагоприятных условиях, но не потерявших человеческий облик. На их лицах не было рагмы, а глаза выглядели: добрыми, но заплаканными – у женщин и тоскливыми, но сосредоточенными – у мужчин; были среди них и детские, невинные, но уже наполненные каким-то непередаваемым огнём во взгляде, глаза. Это был мир полный невзгод и отчаяния, тем не менее не сломивший его обитателей, а даже, казалось, наоборот – закаливший их.

Преодолев в итоге восемь станций, наш фургон со скрипом затормозил возле просторного, окружённого охраной перрона, на дальней стороне которого наличествовал, выдолбленный вручную, подземный проход. По всему вероятию, это был вход в центр поселения. Мы спешились и стремительно прошли к искусственному коридору. Внутри горел тусклый свет галогенных ламп, вдоль стен тянулись нескончаемые кабели и другие коммуникации – это наводило на мысль, что впереди находится скорее штаб командования, нежели администрация или что-то в этом роде. Очевидно, что изгои были сугубо милитаризированным обществом и надеяться на их радушный приём было бы несообразным.

На том конце извилистого пути нас ждал продолговатый зал, с шестью подпорными колоннами в центре и колоссальным количеством радиооборудования по периметру, около которых сидели радисты, инженеры и люди, похожие на учёных, одетые в белые халаты. Рядом с огромной, почти во всю стену, картой города, на возвышенности стоял сложивший за спиной руки человек в серых брюках и мундире. Он выглядел достаточно молодо и имел выправку достойную лейтенанта, но его возраст выдавала седина, пробивающаяся на зачёсанных назад висках. Обернувшись вполоборота, тот пристально, словно анализируя, посмотрел на меня, а вслед за этим на своего офицера, что тут же приступил к докладу:

– Вернон, это тот нарушитель спокойствия, которого ты разыскивал.

– Значит, это правда, – воскликнул тот, стремительно спускаясь по ступеням командирского мостика, – ты из бессмертных!

Его осведомлённость настораживала. Оттого, перед тем как открыть ему цель моего задания, я решил проверить с нужными ли людьми имею честь общаться и, вообще, стоит ли им доверять.

– Не понимаю о чём ты.

– Отставить! Мы уже давно следим за тобой. Начиная с того случая, когда тебя публично казнили в храме прадханитов, а затем – о чудо! – живого и здорового заметили на мосту Святого Винсента, возле перевёрнутого правительственного автомобиля. Не стоит недооценивать нашу разведку. В сущности, мы могли бы завербовать тебя ещё вчера в ночном клубе и не допускать кровопролития. Но мы – не осуждай строго – должны были удостовериться – тот ли ты человек, за кого тебя принимают, или нет. И теперь мы знаем. Ты вошёл в контакт с ганнамом – подчинённым Всевышнего. Невероятно, но факт! Ты, подобно им, не можешь умереть. И такой, как у тебя способности перерождаться – нет ни у кого из нас… хоть многие и пытались дать отпор смерти, проводя дни в исследовании этой загадки, но, увы, потерпели фиаско… как ты понял, я говорю о себе. Так что, скажу без лишней фальши: я тобой восхищаюсь, – и лидер изгоев, прервав мысль, принялся слушать сообщение, внезапно пришедшее ему на гарнитуру, закреплённую на правом ухе. – Ах да, – продолжил тот, вновь обратившись ко мне, – за Йо-йо не беспокойся. Мы схватили его после того ужасного инцидента, и сейчас он содержится в камере, ожидая наказания. Мы давно уже искали возможности покончить с его грязным бизнесом. Поэтому твоё убийство пошло нам на руку и в этом деле.

Казалось, что они были в курсе всех событий и утаить от них что-либо будет неосуществимо. Но знали ли они правду, что поведал мне ангел: что все они уже мертвы и мир, в котором те так яростно ищут своё место – в действительности лишь загробный?

– Чего вы хотите от меня? – спросил я, тактично направив разговор в другое русло.

– Разве не очевидно? Нам необходимы твои умопомрачительные способности в борьбе с диктаторским режимом самопровозглашённого правительства. Мне безразлично, как ты раз за разом воскрешаешь – это тема, которую я оставлю безмятежному времени – сейчас, когда мои люди подвергаются гонению и геноциду, меня это, поверь, не беспокоит. И всё же скажу, что я намереваюсь использовать тебя. Именно – использовать. Надеюсь, ты не станешь нам препятствовать или обвинять в негуманности сих действий? Ведь я жду от тебя понимания и даже сочувствия. Уразумей же – мы погибаем! Не думай, что я позволю тебе ускользнуть! Ты мне нужен.

Обдумав всё вышесказанное и иронично подметив, что моя судьба быть всеми и всегда использованным, я безысходно согласился.

– Можете на меня положиться. Меня тоже не устраивает этот фанатический режим. Свобода выбора бесценна. Никто не имеет права навязывать людям свою волю и вероисповедание, и уж тем более истреблять инакомыслящих. И раз на то пошло, я сам уже давно ищу встречи с вами в целях объединения наших сил. Я всецело вас поддерживаю и не отступлю ни перед чем.

– Рад слышать, что я не ошибся, отправив своих лучших бойцов на твои поиски, – он снова поднёс руку к гарнитуре, но на сей раз не прекратил говорить: – следует устроить тебе небольшую экскурсию, дабы ты возымел понимание о наших возможностях и потенциале. А затем я лично устрою тебе инструктаж и объясню план, который без тебя так долго не мог быть реализован. Но для начала встреться с доктором Шэйном. Пусть тот проверит твои физические навыки и, в случае потребности, повысит их. Как-никак ты теперь один из нас, а значит, не должен уступать нам ни в ловкости, ни в выносливости, ни в чём-либо другом. Тристрам сопроводит тебя, – и главнокомандующий продолжил прослушивать сообщения, пришедшие ему за время диалога.

– Следуй за мной, – произнёс воин в кожаной куртке, и мы прошли к стальной двери, что располагалась в тёмной части помещения.

На этом наше знакомство с лидером изгоев подошло к концу. Несомненно, он был весьма занятой персоной и не привык тратить время на пустые разговоры. Но как бы то ни было, у меня по-прежнему сохранялось уйма вопросов. И главный из них – что ещё за «повышение физических навыков»? Однако ответ на него я получил достаточно быстро. Поскольку спустя десять минут мы уже входили в медицинский центр.

Но до того, ещё по пути, мне удалось получше познакомится с Тристамом – чуть ли не вторым человеком в сопротивлении, что после приказа старшего стал куда более снисходительным и открытым – а заодно расспросить его о идеологии и составе организации, в которой тот состоял.

– Вернон рассчитывает на тебя. Ты не представляешь, как долго он тебя искал.

– Искал меня? – переспросил я.

– Не то чтобы тебя конкретно. Точнее было бы сказать – индивида, наделённого даром перерождения. О подобных тебе мы слышали лишь в легендах. Хотя зачастую встречались свидетели, утверждавшие, что они своими собственными глазами видели таких невероятных людей, как ты. Они рассказывали, как вас расстреливали, обезглавливали, умерщвляли всеми возможными путями, а на следующий день вы снова возвращались живыми и смеялись в лицо своим обидчикам. Я думал: «как такое может быть?» Честно говоря, даже не верил. Но коли ты действительно бессмертен, то, стало быть, эти сказания – правда и мы сможем одолеть проклятых прадханитов.

Я крайне заинтересованно слушал его, так как непреднамеренно вспомнил слова слепого библиотекаря. Если то, что поведал мне он и Тристрам являлось реальным, то, значит, и ангел не лгал – это был совершенно иной, «потусторонний» мир.

– Как давно уже длится ваше противостояние? – поинтересовался я.

– С самого Вознесения – со времён, когда общество стало разделённым на две враждующие фракции. И виной всему были появившиеся с тех пор различия у граждан.

– Рагма?

– Да. Лично я отрицаю идею культа о причинах его возникновения. Слишком оно фантастическое. На самом деле никто так и не дал внятного объяснения этому явлению. Но вот что неоспоримо: человечество всегда находит причины для раздора и внешние особенности в этом вопросе стоят на первом месте. Хотя, возможно, это как раз в нашей природе – нежелание существовать в гармонии и согласии. Неравенство – главный камень преткновения нашего вида. Не знаю, проблема здесь в искажении злополучными еретиками истории или же в страхе перед неизвестностью, или, может, всё просто-напросто из-за людской глупости, но в каждом из нас есть стремление быть лучше других, а если это невозможно – то, по всей видимости, уничтожить всех, отличающихся от нас. Прадахаизм – тому пример.

Мой попутчик оказался на удивление рассудительным, для вояки. В его речах содержалось зерно истины, что давно прорастало и в моей голове тоже.

– Как вы планируете одолеть их? Они имеют хорошо вооружённую и натренированную армию. Я видел на что они способны.

– Поверь, мы не лишены преимущества над врагом – есть то, чем мы располагаем, а они нет. И в первую очередь – это знания. Обречённые на жизнь в условиях закрытой общины и постоянно подвергаясь гонению со стороны жестокого правительства, мы начали приспосабливаться. Мы стали развиваться. Наши предки от отцов к сыновьям передавали истории о чудесных событиях и явлениях прошлого, в том числе и о таких личностях, как ты, и учёные стали исследовать эту загадку. Нам говорили, что когда-то людям было под силу поднять вес в разы превосходящий их собственный – мы не верили – но проверяли, ища пути достижения такого идеала. Нам говорили, что возможности наши не ограничены, а воле подчинено всё, что можно вообразить себе – мы не верили – но проверяли. И спустя годы экспериментов нам удалось найти предпосылки такого физического развития.

– Это то, о чём говорил Вернон – «повышение…»

– Да, повышение физического потенциала – важнейшее достижение изгоев. Мы были открыты новым идеям и неутомимо шли вперёд, что сделало нас лучше, чем когда-либо – в отличие от прадханитов, которые так и обретаются в тёмном мире иллюзий. Им даже невдомёк, что они могут выйти за рамки данных им способностей. Смирившись с тем, что те были брошены на произвол судьбы, они решили возвысить свою веру, сделав её центральным элементом жизни, дабы доказать Всевышнему, что они достойны Вознесения. Этот фанатизм – их слабое звено.

– Ты много говоришь о Вознесении. А что вам, в смысле изгоям, известно о нём? – спросил я, для того чтобы проверить владеют ли они теми сведениями, что ведомы мне.

Лицо моего собеседника слегка изменилось, оно стало мрачным и даже печальным.

– Хочешь услышать о том, что произошло в незапамятные времена? Истребление. Никакого божественного вмешательства или космического плана. Нет. Лишь геноцид. Величайшее преступление в человеческой истории. Давным-давно оставленные и имеющие телесное отличие – первые прадханиты – уничтожили почти всех нормальных, не похожих на них людей. Кто из зависти, кто из заблуждения, кто из иных побуждений… но это случилось, так как остались уцелевшие, которые и передавали из уст в уста историю об этом страшном инциденте. Именно им пришла идея основать наше закрытое общество, представители которого в последствие и титуловались прозвищем «гонуки». Да, мы прячемся в подземке и изредка выходим на поверхность, скрывая свои лица от правительственных агентов, но мы не сдаёмся! Ведь и помимо нашей группировки встречаются люди лишённые уродства. Природа беспрестанно пытается восстановить баланс – от этого у поражённых рагмой фанатиков вновь и вновь рождается здоровое потомство. И несмотря на сей факт, они продолжают истреблять как нас, так и своих собственных детей, прикрываясь безумными идеями. Вера? По мне, так оружие! Оружие, что направлено на порабощение умов и возвеличивание их слабой расы. Они боятся нас, боятся нашей безупречности. Одурманивая слабовольных послушников, эти еретики строят лестницу превосходства, по которой несовершенные делаются выше совершенных. Это путь озлобленного меньшинства. Путь ненависти и насилия, что не возводит недостатки на пьедестал эволюции, как это могло бы показаться, а возвращает человека к животной стадии развития. А сам геноцид, в своей идеи, удел отнюдь не безупречных, а наоборот – обиженных с рождения уродов! Ненависть к себе порождает ненависть к другим! И если кто-то, лицезря их обезображенные лики, преисполнится состраданием, то мы – знающие о бессовестных деяниях, что те совершили и вершат по сей день – назовём их – монстрами, поскольку нам видна не только дефективность ихних тел, но и дефекты ихних душ.

Я был шокирован услышанным: тем как радикально он изъяснялся и тем, как эмоционально описывал минувшие события, но всё же осмелился спросить у того: – а ты сам?.. не предвзято ли ты судишь о своих врагах? Не злость ли тобой движет? Беспристрастен ли ты сам?

– Беспристрастен ли я?.. Они уничтожили всё, чем я жил когда-то! Они… они убили мою мать. И умерла она от руки мужа – моего отца, который был вынужден сделать это по велению председателя, потому как тот поставил его перед выбором: либо она, либо я – их ребёнок. А вслед за тем, как мерзавцы получили желаемое, они отпустили нас, что, как мне видится, подтверждает то, что их вероисповедание построено на лжи. Ганнам, гонуки?.. Им всё равно! И это точно не было жестоким уроком для нашей семьи, это было – насмехательством! Словно гиены, те смеялись нам вслед, когда мы несли её тело через город. Я ненавижу их за это! Они настоящие подонки. Вправду говорят: нет предела людским злодеяниям. Спустя два года мой отец умер от душевной боли, и мне, будучи совсем юным, пришлось выживать одному в этом бесчувственном мире, покуда меня не приняли в свою организацию изгои. Так скажи теперь, как по-твоему: беспристрастен ли я после всего случившегося?.. Поверь мне, прадханиты – звери! И я во что бы то ни стало положу конец их тирании.

Я был пристыжен своим вопросом и пребывал в печали от услышанного. Тистрам был искренним в своих словах – я видел это по выражению его глаз. Ему незачем было обманывать меня. И если им правили вражда и месть, то я был готов это принять. В конце концов, каждый из нас идёт своей дорогой, и никто не вправе судить других за выбор, что те совершают. Всё, что остаётся нам – верить. Не в идеи и не в сказки – а в человечность. Верить в то, что, когда придёт время исполнить приговор, мы остановим орудие и не снесём голову с плеч, а напротив – водрузим её на место. И покажем заблуждающимся значение слова – милосердие.

Мы шли вперёд. Позади нас оставались нескончаемые жилые блоки и казармы, стоит отметить, мало чем отличающиеся друг от друга, следом располагались: тренировочные залы и оружейные, различные лаборатории и технические сооружения… Мимо нас стремглав проносились погружённые в свои заботы люди. Повсюду слышны были речи о предстоящих заданиях и донесения с передовых позиций. В этом подземном поселении кипела действительно насыщенная жизнь. Все были частью одного сложного механизма, центральным стержнем которого являлось противостояние агрессорам.

В сплошной скальной стене показались стеклянные двери медицинского крыла. А рядом с ними стоял возрастной мужчина в белом халате и старых, квадратных очках в пластиковой оправе.

– Знакомьтесь, доктор Шэйн, – произнёс мой попутчик, указав на того.

– Много наслышан, – сказал член подполья, отложив в сторону планшет с документами. – Вернон говорил о том, что ты один из нас и тебе можно доверять. Хотя я, признаться, не ожидал, что ты примешь его предложение… по крайней мере так скоро. Я рассчитывал на попытки к бегству или даже ни много ни мало – суицида. Ведь это незатруднительно для бессмертного.