Вихри перемен

– Председателем или предателем? – шепчет стоящий рядом с Анатолием молодой лейтенант.

Командир запнулся, словно услышал шепот лейтенанта. Но продолжил через секунду:

– …обеспечить выполнение мероприятий по нейтрализации определенных элементов, пытающихся раскачать обстановку путем провокаций…

* * *

Анатолий по дороге на базу, уже сидя в автобусе со шторками, рядом со своими товарищами, все пытается осмыслить происходящее, составить какую-то внятную позицию по этому вопросу. Но недостаток информации сбивает его с толку и не дает построить более-менее приемлемую картину событий. Глядя на напряженные лица других офицеров, он понимает, что у них в головах идет такая же самая, сложная мыслительная, но безрезультатная работа. В конце концов, он понимает, что разобраться в происходящем вот так с ходу у них не получится. И решает просто ждать, что будет дальше.

Тем более что капитан уже давно привык не задавать лишних вопросов. Годы работы в конторе глубокого бурения не прошли даром.

* * *

После ранения он долго валялся в госпиталях. Потом начались санаторно-курортные страдания. Восстановление шло медленно. И когда он вернулся к себе в управление в Алма-Ату, многое уже изменилось в Казахстане. Участники событий восемьдесят шестого года начали возвращаться из тюрем домой. Казахский народ им сочувствовал. Доблестные защитники правопорядка стали «сатрапами и палачами». В местном комитете разброд и шатание.

Никто не хотел быть крайним. Тем, на кого скоро скинут все ошибки и преступления. И повесят, образно говоря, «всех собак». А дело уже шло к этому. Политическая обстановка накалялась с каждым месяцем.

Весной этого года он взял отпуск. И махнул сюда, в Москву, где снова встретился со своим старым другом Алексеем Пономаревым. Тот, после полученного в Каскаде боевого крещения, перебрался поближе к отцу. И перешел на работу в девятое управление. То самое, которое занимается охраной высших должностных лиц государства. После стажировки его перевели в «личку» генерального секретаря. Работа шебутная. Михаил Сергеевич совсем не похож на прежних хозяев страны. Любит общаться с народом. Чем весьма напрягает охрану.

Но они справляются.

Тем более что комплекс охранных мероприятий включает в себя не только собственно охрану тела, но и сбор информации и даже разведку и контрразведку. То есть «девятка» – этакая отдельная спецслужба в миниатюре. И там можно найти применение любым твоим талантам.

Они хорошо посидели с Алексеем вдвоем у него на квартире. Поговорили обо всем происходящем как на личном фронте, так и в обществе. Конечно, как и все непосредственные участники великих событий, они не могли до конца оценить масштаб происходящего у них на глазах. Но даже то, что они знали, пугало.

– Старик! Ты не представляешь, что творилось в Баку! – подливая Анатолию в маленькую, но тяжелую хрустальную рюмку очередную порцию беленькой, бормотал уже нагрузившийся рыжий Алексей. – Людей обливали бензином. И поджигали. Тащили на верхние этажи зданий. И выбрасывали из окон на асфальт. Вот как себя показал наш великий советский многонациональный народ. Так что, старичок, то, что было в восемьдесят шестом в Алма-Ате, – это цветочки. Ягодки впереди. И что бы у вас было сейчас, если бы в восемьдесят шестом не дали разгону, я не знаю. Может, хуже, чем в Баку, было бы? А ты себя коришь. Гуманистом стал! Демократом! Э-э-э-эх! Давай лучше выпьем. За, – он задумался, – за что мы еще не пили?

– За Родину, за Россию! – подсказал Анатолий.

– Во-во! Давай за нее!

Выпили хорошо. Закусили салом и еще чем бог послал.

– Ну а шеф-то твой как? Как себя показывает? – не удержался, спросил Казаков, подразумевая, конечно, не непосредственного начальника, а самого генерального секретаря.

– Охраняемое лицо? – ответил вопросом на вопрос Алексей. – Он прямо родился генсеком, как говорит его личный телохранитель. Трудоголик. Пашет, как проклятый. Мы-то, охрана, знаем, что у него работа начинается рано утром. А заканчивается часто за полночь.

– Ну, да по телевизору показывают!

– Брешет все твой телевизор! – неожиданно резко прорывает Алексея. Видно, что в нем что-то забушевало и рвется наружу. – Он как страус! Страна валится! А он голову в песок, чтобы не видеть!

– Ну, ты чё, как-то не в восторге вроде от него?

– А кто в восторге? Вроде начал хорошо. Гласность. Перестройка! Борьба с пьянством. Уря! Уря! А потом?! Эх. Понимаешь, Толян. Царь силен мнением народным. Так вот, мнение народное сегодня переменилось. И шеф наш очень даже… – Алексей не закончил фразу, по-видимому, пытаясь подыскать соответствующее слово, обозначающее поведение Михаила Сергеевича. Остановился. Подумал. И закончил: – У него синдром то ли словоблудия, то ли слабоволия. И поэтому налицо все симптомы слабовластия.

Так поговорили. Анатолий побродил по весенней Москве. Встретился еще с парой друзей-однокурсников. И уехал обратно в Алма-Ату. Он, в сущности, ни о чем даже не просил Пономарева. Но в том-то, наверное, и сила настоящей мужской дружбы, что друзья понимают тебя с полуслова.

Алексей поговорил с отцом. Пономарев-старший как раз только вошел в полную силу. Система еще работала. Через месяц из центрального аппарата пришел приказ «откомандировать в столицу старшего оперуполномоченного республиканского комитета государственной безопасности Анатолия Николаевича Казакова в распоряжение управления кадров».

Теплого места не дали. Предложили перейти в антитеррористическую группу. Подразделение страшно засекреченное, даже для такого ведомства, как комитет.

Уже полгода он в спецназе. Живет в офицерском общежитии. Постоянно тренируется. И ждет боевых заданий.

Он уже много знает и о Вильнюсе, и о Тбилиси. Но делать нечего. Это все равно лучше, чем ждать у моря погоды в Казахстане. Как-никак, кругом свои. Тем более что в группе подобрались мужики серьезные, положительные. А главное – профессионалы, как и он сам.

И у них действительно спаянный, дружный коллектив. Не подразделение, которое, как часто бывает в армии, держится только на командах и дисциплине, а коллектив людей, спаянных общей тяжелой и очень опасной работой.

Они только что пережили смерть товарища, которого сзади в спину застрелил в Вильнюсе литовский снайпер. Но не озлобились, не впали в испепеляющую ненависть ко всем «дерьмократам». И в любой ситуации вели себя сдержанно и разумно.

Сейчас их группу срочно собрали по тревоге. Погрузили в самолет. И перебросили с учебной базы в Краснодарском крае сюда на подмогу какому-то странному ГКЧП.

Их зашторенные автобусы спустились с Лыткаринского моста на автотрассу и неторопливо, вместе с колонной бронетехники поплыли в сторону центра столицы.

Москва, словно большое горячее сердце страны, бьется в лихорадке путча.

Грохочут гусеницами рядом с их автобусом танки. Натужно ревут моторами боевые машины пехоты. Из грузовиков показываются молоденькие лица солдатиков. Странным диссонансом выглядит лавирующий между этими серо-зелеными мастодонтами невесть откуда взявшийся красный «Запорожец» с привязанной на крыше дачной лесенкой.

А по обочинам стоят, нарушая мирный ландшафт, десятки вышедших из строя боевых машин. По двое-трое скучились в кюветах танки и БМД. А по ним лазят растерянные и чумазые мальчишки – солдаты советской армии.

Невеселые мысли одолевают Анатолия и его товарищей и тогда, когда они, наконец, уходят с основной магистрали и, преодолев Кольцевую, начинают окружными путями пробираться к своей городской базе. Что их ждет впереди? Какая задача? Какая судьба?

* * *

Засаду они организовали по всем правилам. Автобус отогнали в лесок. Поставили, как говорится, «под березовый кусток». Сами расположились за деревьями и замаскировались.

Анатолий Казаков, прежде чем занять свое расчетное место, отошел по нужде на десяток метров в сторонку. И уже оттуда удовлетворенно осмотрел позицию их группы. Сработано профессионально. Четко. Даже отсюда ничего не заметно. А уж с дороги, из машин – точно никто ничего не разглядит. И все бы хорошо. Задача поставлена. Выполнение ее начато удачно. А вот грызет его, зудит в голове тревожная неприятная мысль: правильно ли они делают? И как все это может обернуться?

Дело, собственно, в том, что по прибытии на базу усталый и слегка расстроенный, как показалось всем, командир сказал:

– Выдвигайтесь по Калужскому шоссе. Вот сюда! – генерал-майор показал на большой карте, куда надо выдвинуться. – Это Архангельское. Здесь по данным разведки сейчас находится Ельцин со своими соратниками. Из госдачи идет асфальтированная дорога в сторону Москвы. Километра три лесом. За деревьями укроетесь. Сделаете засаду. Если Ельцин со своими людьми захочет выехать из Архангельского, вы арестуете его. Остановите машину. И арестуете.

– Ну а если они не остановятся? Начнут сопротивляться? – спросил тогда командира Сергей Горчаков, которому было поручено руководить операцией.

– Тогда действуйте по обстоятельствам…

– По обстоятельствам – это как? – захотел уточнить Сергей. И на лице его появилось недоуменное выражение.

– Так! – неопределенно ответил генерал. И это «так!» прозвучало одновременно угрожающе и как-то беспомощно.

Казаков, тоже приглашенный на совещание, подумал: «Что-то здесь туманно. Собрались люди военные, привыкшие к вещам однозначным, простым и ясным. А тут “по обстоятельствам”. Командир не хочет брать на себя ответственность. Наверное, и те, кто дал ему этот приказ, – тоже. Очень похоже на Тбилиси. Сначала приказывают, а потом от своих слов отказываются».

Видимо, сообразив, что нельзя отпускать людей с такими установками, Карнаухин добавил от себя:

– На месте определитесь. Если что не так, сообщите мне по рации. Тогда и примем решение. – И так резко: – Все свободны! Выполняйте!

– Есть!

Они, конечно, щелкнули каблуками в кабинете начальника, но по дороге из Москвы долго недоумевали над странными формулировками приказа. И выглядывая из-за занавесок автобуса, переговаривались между собой.