Крымский мост

– Я нашла слова того самого Рамсея. Иезуита Рамсея. Это он начал вести эту линию, якобы тамплиеры и масоны – родня. Этот иезуитский выкормыш как-то произнес судьбоносную речь о происхождении масонов от рыцарей-крестоносцев. В ней он в частности говорил следующее: «…само слово “франкмасон” не следует понимать буквально… как если бы основатели нашего ордена были простыми работниками-каменотесами… Они были истинными князьями религии и воинств, намеренными всячески защищать и просвещать живые храмы Всевышнего». Это попытка ордена иезуитов возвратить масонов в лоно католической церкви. Где-то она удалась, как в Шотландии. Где-то провалилась.

Мировому, который внимательно вслушивался в эту дискуссию с помощью айфонов, было не слишком приятно. Не каждому хочется знать, что к развитию масонства, как говорится, руку приложили эти исчадия ада иезуиты. И он пытался как-то сгладить тот эффект, который, несомненно, чувствовали все ехавшие с ним. Он заметил, защищая братьев:

– Ведут масоны свою родословную от тамплиеров или нет – это вопрос! Но то, что они провозгласили и проводили в жизнь лозунги свободы, равенства, братства, – это факт. Они двигали историю мира и делали все для духовного просвещения человечества.

Неожиданно его поддержал с переднего сиденья Мишель:

– Конечно, масоны, как бы мстя за судьбу тамплиеров, поставили цель – свержение власти королей и борьбу с папами. В музее вы увидите масонскую медаль. На ней изображен куст лилий – королевский символ, пораженный мечом. И надпись, которая гласит: «Месть дает свой урожай!»

– Это точно! – продолжила заглохший было разговор Бобрина. – На масонских встречах проводились символические обряды – казнь манекена короля Филиппа Четвертого. А ритуалы – такая вещь, что создают при частом повторении эгрегоры – энергетические образования, которые разрушают власть…

* * *

Луксорский обелиск, привезенный из Египта, они увидели издалека. В центре площади Согласия стоял прекрасный темный фонтан со статуями, изображающими города Франции.

Вокруг площади – прекрасные здания министерств с колоннами и лепниной.

– Во время Великой французской революции тут стояла гильотина, – начал новую тему, протирая на ходу запотевшие круглые очки, Мишель. – Здесь лишился головы и Людовик Шестнадцатый.

– Говорят, он был слабовольный человек. И недалекий, – заметил Олег.

– Знаете, – как-то даже встрепенулся Мишель, – историю пишут победители. А король вел себя достойно. Он приехал сюда в открытой коляске. Сам поднялся на эшафот. Ему хотели связать руки. Он сопротивлялся.

Тогда к нему подошел священник. И сказал, что Господь Иисус Христос принял свою смерть безропотно.

И король согласился.

Перед самой казнью он произнес что-то в этом роде: «Пусть моя кровь послужит процветанию Франции».

– Я читала, – заметила Бархатова, – что к смерти короля были причастны масоны.

– Опять масоны?! – удивилась Затейкина. – Везде они!

– Это очень запутанная история! – сказал гид. – Мы можем только вспомнить факты. Так, один из исследователей масонства, бывший иезуит аббат Баррюэль пишет в своих четырехтомных мемуарах по истории якобинцев, что еще задолго до начала революции были проведены всемирные конгрессы масонов. И на этих собраниях были приняты решения об уничтожении короля.

Конечно, масоны всегда скрывают свои планы, но факты – вещь упрямая. А они говорят, что некоторые члены лож, участвовавшие в этих собраниях, были так поражены, ошеломлены тем, что там происходило, что навсегда покинули их. А те, которые могли выдать тайну, были попросту убиты.

Во всяком случае, граф де Вирье, который участвовал в конгрессе от французских масонов в качестве делегата, покидает масонство и говорит: «Я не могу открыть вам того, что там происходило, скажу только, что это серьезнее, чем вы думаете. Заговор, который составляется, так хорошо обдуман, что монархии и церкви нет спасения».

Такая вот история.

– Но как могло получиться, что масонство, которое работает на духовное совершенствование человека, вдруг оказалось организацией заговорщиков? Я в это не верю! – заявил Мировой, которого здорово задел этот наезд на вольных каменщиков. – Скорее всего, это клевета!

На этот раз, кажется, оказался задет гид:

– Да, масоны провозгласили своим лозунгом: «Свобода, равенство, братство». И этим они привлекали к себе людей. Много людей. Но это такая система, в которой все обязаны подчиняться – низшие ступени высшим – беспрекословно. И зачастую низшие ступени не знают даже, кто отдает им приказы.

– Ну давайте не будем спорить! – попыталась примирить спорщиков Бобрина. – Ведь это все дела давно минувших дней. Так сказать, преданья старины глубокой. Хотя что же говорить, – все-таки не выдержала она, – все якобинцы по сути своей были масонами…

– Или иллюминатами! – подсказала Бархатова.

– А это еще кто такие? – спросила Марина Затейкина. Ей, по-видимому, было интересно.

– Фактически братья масонов, – заметила с иронией Бархатова. – Давайте обратимся к нашему просвещенному другу – интернету! – добавила она.

Быстро набрала несколько слов на дисплее своего айфона и буквально через несколько секунд уже цитировала нужный текст.

– Вот, пожалуйста. Программа деятельности ордена. Да еще какая! «Заботиться, чтобы журналисты не возбуждали сомнений насчет наших писателей. Необходимо сделать наши принципы модными, дабы молодые писатели распространяли их в обществе и таким образом, помимо своей воли служили нашему делу. Необходимо также, чтобы приобрести приверженность пылких голов, горячо проповедовать всеобщие интересы человечества.

Каждый из нас должен обязаться осведомлять наших старших о должностях, службах, выгодах и иных почестях, которыми мы можем располагать или которые мы можем получить путем рекомендаций, чтобы наши старшины получали таким образом возможность замещать эти должности достойными членами нашего ордена, служа им порою, дабы незаметно видоизменять окружающий мир.

Сильных мира сего необходимо окружить легионом неутомимых, направляющих всюду дела по предначертаниям ордена. Давите всех, кого вы не сумели убедить!» Эти идеи были восприняты и французскими масонами, которые стали активными участниками Великой французской революции. Сегодня ни для кого не секрет, что Дантон, Мирабо, Ларошфуко, Марат, Робеспьер, Камиль Демулен и многие, многие другие были масонами. Да и сами масонские организации спустя много лет признали, что это их заслуга в том, что революция совершилась. Накануне празднования столетия революции Большой совет Великого востока Франции направил всем связанным с ним ложам циркуляр, где, в частности, говорилось: «Масонство, подготовившее революцию тысяча семьсот восемьдесят девятого года, должно продолжать свою работу».

Ловкие пальцы легкими касаниями вытаскивали на экран все новые и новые свидетельства:

– Под масонскими лозунгами «Свобода. Равенство. Братство» она и произошла.

– Вот как интересно! – воскликнула Марина Затейкина, разглядывая площадь.

Олег Мировой же сосредоточенно молчал. Ему очень хотелось возразить. Но он чувствовал, что пока ему сказать было нечего.

– Ну, это говорят и пишут сами масоны, – заметила Бобрина. – Им очень, может быть, хочется быть значительней, чем они есть на самом деле.

– Ну, почему же только масоны говорят? – живо откликнулась Бархатова. – И их жертвы, которые много лет не подозревали о том, что происходило у них под носом. Они думали, что масоны играют в игрушки, что они просто развлекают публику, устраивая костюмированные вечеринки и разные мистические сборища. Королева Мария Антуанетта, павшая на эшафоте во время этой самой революции, устроенной масонами, писала своей сестре Марии Христине… Сейчас найдем, что она писала тогда, несчастная дурочка… Ну, вот, пожалуйста. Письмо от двадцать седьмого февраля тысяча семьсот семьдесят первого года. Как видите, сохранилось: «Мне кажется, вы придаете слишком много значения масонству во Франции; оно далеко не играло у нас такой роли, как в других странах, благодаря тому, что здесь все к нему принадлежат и таким образом нам известно все, что там происходит. В чем же вы видите опасность? Я понимаю, что можно было бы опасаться распространения масонства, если бы это было тайным политическим сообществом, а ведь это общество существует только для благотворительности и для развлечений; там много едят, пьют, рассуждают, поют, а король говорит, что люди, которые пьют и поют, не могут быть заговорщиками. Также нельзя масонство называть обществом убежденных безбожников, ибо я слышала, там постоянно говорят о Боге, кроме того там раздают много милостыни, воспитывают детей бедных или умерших членов братства, выдают их дочерей замуж – во всем этом я, право, не вижу ничего дурного…»

– А теперь еще одно письмо, написанное уже через девять лет: «Прощайте, дорогой брат, верьте нежности вашей несчастной сестры. Главное, остерегайтесь всякого масонского сообщества. Этим путем все здешние чудовища стремятся во всех странах к достижению одной и той же цели».

– Кстати говоря, – теперь уже вглядывалась в свой гаджет Затейкина, – я нашла! Шестнадцатого октября девяносто третьего здесь казнили и королеву. Да, очень гуманные люди! – поджала губы она…

Грубо, потому что смущен, вступился за своих французских собратьев Мировой:

– В конце концов, Великая французская революция продвинула Францию вперед. Так что масоны, несмотря на все, что вы о них говорите, сыграли прогрессивную роль!

– Одно слово – «Париж стоит обедни», – съязвила Бархатова.

– Об истории Французской революции написано множество книг, в которых все, как кажется, расписано по минутам. Однако, как ни странно, все равно остаются тайны. Смерть короля. И то, как он попал сюда на эшафот, тоже до конца не проработанный, но очень интересный вопрос, – вступил в свои права гид Мишель.

– А что же тут таинственного? Его приговорил Конвент, – заметила Бархатова.

– В том-то и дело, что король оказался на эшафоте против мнения Конвента. Сейчас появились новые исследования, которые говорят о том, что четырнадцать голосов при голосовании были подложными. Вот так вот! И это при том, что сторонники казни получили всего на один голос больше. И подозревают в этом подлоге никого иного, как масонов, которые фальсифицировали голосование.

Пока идет этот безнадежный разговор, Олег Мировой ловит в себе какие-то странные, причудливые ощущения. Во-первых, ему кажется, что он уже когда-то стоял на этом месте. В каком-то другом измерении. И еще в его сознании появляется картинка: кругом – коленопреклоненные в каре ряды солдат в старинных, времен войны восемьсот двенадцатого года, мундирах. Он видит амвон, священников, образа. А вокруг – толпы французов. Еще он видит странных воинов на конях – это, несомненно, казаки с пиками. И в овчинах – калмыки с плоскими бурыми лицами и маленькими глазами. А также вооруженные луками башкиры и какие-то кавказские воины в блестящих кольчугах… Он видит эти неясные тени. Они окружают его. Реальнее, чем сама реальность.

– А в память о жертвах революции в тысяча восемьсот четырнадцатом году, когда русские войска заняли Париж, здесь был отслужен грандиозный молебен, на котором присутствовал Александр Первый, – продолжал свой рассказ Мишель то ли Безухофф, то ли Бездухофф.

* * *

Последний пункт их экскурсии – тюрьма Консьержери. Грозный боевой замок посреди Парижа на набережной Сены они посетили уже после усыпальницы Сен-Дени, где долго стояли у двух фигур. Короля в короне и мантии со сложенными руками. И королевы.