СМЕРШ – 44

– А как ваша фамилия, товарищ капитан? Вдруг увижу вас в городе, не кричать же мне, капитан – вы меня помните или нет.

Снова легкая тень раздражения пробежала по лицу капитана.

– У меня фамилия простая – Иванов я. На нашей фамилии вся Россия держится.

Он козырнул Богданову и направился к машине. Александр невольно обратил внимание на правую кисть капитана. На ней была татуировка: солнце всходило из синих волн. Богданов стоял около полуторки и внимательно смотрел на проезжавший мимо них «Виллис», стараясь разглядеть третьего пассажира, который находился в машине. Тот словно угадав желание офицера, поднял воротник шинели и надвинул на глаза фуражку.

***

– Вы что, товарищ младший лейтенант, машину не проверили? – спросил Богданова Захаров. – Испугались?

Богданов с удивлением посмотрел на водителя. Лицо офицера его стало пунцовым от негодования. Он хотел моментально ответить водителю на столь обидный вопрос, но у него не получилось. То ли от испуга, то ли по какой-то другой причине у него просто пропал голос. Он глубоко вздохнул, стараясь набрать в легкие как можно больше воздуха.

– Не забывайтесь, сержант! – произнес младший лейтенант. – Я сам трижды ходил за линию фронта и научился хорошо разбираться в людях. Этот капитан – настоящий мужик, фронтовик. Нельзя людей обижать недоверием.

На лице Захарова промелькнула усмешка.

– А я бы, проверил. Внешность человека, это не его паспорт или удостоверение личности, может быть обманчивой. Вы даже не знаете его фамилии… И почему вы решили, что он фронтовик? Сейчас вот таких фронтовиков в прифронтовой зоне сколько захочешь. Вы же видел, что он в машине был не один?

Богданов понял, что совершил поступок, который называется не иначе, как преступная халатность и во время войны это приравнивалось к измене Родины. Чтобы, как-то оправдаться перед Захаровым, он решил выбрать тактику наступления.

– Ты, кто такой, чтобы учить меня, как мне нужно было поступить! Ты кто такой, чтобы учить офицера «СМЕРШ»! Вот и я гляжу – что никто! Ты понял это или мне еще раз повторить тебе об этом. Здесь я решаю, что делать, а не ты! Он же сказал – Иванов, значит Иванов! Вот приедем в город, зайдем в комендатуру, там и посмотрим, кто такой капитан Иванов и я, чтобы больше не слышал ничего подобного! Ты понял меня или наживешь большие неприятности?

Захаров скептически улыбнулся и сплюнул в открытое окно кабины. Умудренный жизненным опытом, он сразу заметил, как побледнел младший лейтенант, когда рука капитана потянулась к кобуре, как он начал услужливо ему улыбаться.

– Я, конечно не чекист, как вы, поэтому я ему не поверил. Просто люди говорят, доверяй, но проверяй.

Лицо Богданова снова стало багровым. Он с нескрываемой злостью посмотрел на Захарова.

– Ты хочешь сказать, что я испугался? Да, испугался, если хочешь знать! И что из этого? Ты видел, как тот третий, передернул автомат. Нет! А я вот заметил это. Если бы я потребовал капитана предъявить мне документы, то сейчас бы мы с тобой лежали в кювете! Может, я не себя, а тебя пожалел!

Захаров промолчал. Спорить с этим человеком было абсолютно бесполезно. То, что эта машина принадлежала немецким диверсантам, он уже не сомневался.

– Хорошо тебе, ты хоть пожил немного, а мне вдруг – жить захотелось. Ты понимаешь, жить! – продолжил Богданов. – Жизнь дается человеку один раз, второго случая не бывает!

После паузы, водитель произнес:

– Жить можно по-разному, младший лейтенант. Сколько они убьют эти диверсанты, вы об этом подумали?

Он специально упустил слово «товарищ», так как посчитал, что не может назвать этого человеком товарищем. Они, молча, проехали еще несколько километров. Каждый из них хорошо понимал, что искать диверсантов в этой лесной глуши – бесполезно. Захаров развернул полуторку, и машина покатила в обратную сторону.

– Слушай, сержант! – доброжелательно обратился Богданов к водителю. – Ты не обижайся на меня, нервы, понимаешь. Давай забудем все это. Ты же можешь не рассказывать никому об этой встрече? Ведь мы могли их просто не встретить на этой дороге. У тебя дети есть? А я совсем молодой. Ты знаешь, за это меня могут отдать под трибунал, а там – штрафная рота или стенка. Захаров – я у матери один. Отца убили еще в финскую войну… Она не переживет, если что-то со мной произойдет. Ну, как? Забудем или нет?

Захаров молчал, ему не хотелось «сдавать» Богданова, но второе его «я» противилось первому.

«Лучше бы ты погиб, Богданов, – подумал он. – Лучше бы ты погиб».

***

Пригород Варшавы. Бывшая разведывательная школа «Абвергруппа-104». Небольшой особняк начальника школы буквально тонул в зелени вековых елей. Дорога, ведущая к особняку, была довольно узкой и явно была не рассчитана для движения автомобилей. Около входной двери стоял часовой. По знаку дежурного офицера, часовой отдал честь и широко раскрыл дверь мужчине, одетому в черное демисезонное пальто. Мужчина медленно проследовал мимо солдата и буквально растворился в полутемном вестибюле дома.

– Буду с вами предельно откровенен, – произнес мужчина средних лет, одетый в дорогой, хорошо сшитый костюм. – Два дня назад я был на совещании у Кальтенбрунера. Вы хорошо знаете, полковник, что наши дела на Восточном фронте идут не самым лучшим образом. Русские войска уже находятся в Белоруссии, а это рядом с границами рейха.

Мужчина сделал многозначительную паузу и посмотрел на морщинистое лицо своего собеседника, которое не выражало практически ничего, словно он дремал под слова своего высокого гостя.

«Как быстро летит время, – подумал он. – А ведь совсем недавно он еще выглядел моложаво с искорками в глазах и завидной активностью».

Заметив на себе пристальный взгляд гостя, полковник открыл глаза.

– Я внимательно слушаю вас, экселенц.

– Нам поставлена непростая задача, – произнес мужчина, – от которой зависит многое, в том числе и исход всей нашей летний компании 1944 года.

Гость стряхнул пепел в хрустальную пепельницу и посмотрел на собеседника, лицо которого буквально превратилось от напряжения в застывшую маску.

«Как быстро меняется лицо, то он спал, а сейчас, словно борзая почувствовавшая дичь, – подумал гость. – Он действительно напоминает старого лиса, но с острыми еще зубами».

– Именно нам с вами доверено переломить ход предстоящего сражения за Белоруссию. Русские очень многому научились в этой войне, действуют непредсказуемо. Их разведка нередко вводит нас в заблуждение, а иногда, чего кривить душой и переигрывает. Как не прискорбно признать, но служба «Абвер» оказалась бессильной перед их ухищрениями. Поэтому фюрер принял решение реорганизовать все наши ведомства и усилить внешнюю разведку. Гитлер дал нам задание выяснить направление следующего удара русских, а по возможности и сорвать его, надеюсь, вы меня понимаете.

Хозяин особняка кивнул и снова замер, словно пес, в ожидании новой команды. Гость осторожно стряхнул пепел и, взяв в руки чашку с кофе, сделал маленький глоток. Он аккуратно поставил чашечку на блюдце и продолжил:

– Сейчас на фронте короткое затишье, как долго оно продлится – никто не знает. Мы располагаем сведениями, что наступление русских продолжится на Минском направлении, не смотря на нашу глубокоэшелонированную оборону. Но, где именно они нанесут основной удар, нам пока неизвестно. Буквально пару часов назад я получил сообщение, что русские концентрируют мощную группировку западнее Бобруйска. Насколько это соответствует действительности, сказать трудно. Район сосредоточения, если он является таковым, хорошо прикрыт с воздуха. Единственная возможность проверить это – хорошо подготовленная разведывательная группа. Надеюсь, вы меня понимаете?

Полковник посмотрел на гостя и сделал небольшую паузу.

– У меня есть такая подготовленная диверсионная группа, – произнес хозяин дома. – Группа имеет большой опыт работы в тылу противника. Я думаю, что она в состоянии выполнить эту задачу, особенно, если ее усилить подготовленными людьми. Кстати, эти люди тоже есть.

В кабинете стало тихо. Было хорошо слышно, как трещит огонь в камине. Гость взял в руки каминную кочергу и поправил горевшие в камине дрова. Он посмотрел на полковника и произнес:

– Нет смысла забрасывать большую группу в тыл противника, она будет мгновенно обнаружена русской контрразведкой. Необходимо разработать план операции и представить его мне для утверждения. После чего ваши люди будут немедленно переправлены через линию фронта. Вам все понятно, полковник?

– Так точно, экселенц. Меня интересует вопрос, сколько у меня времени на разработку операции?

Гость снова сделал глоток из чашки и затянулся дымом сигареты.

– Операция должна начаться в самые ближайшие дни, у нас нет времени на раскачку. Даю вам четыре часа, чтобы вы написали подробный план действий. Меня уверили, что вы не без таланта.

– Хорошо, я подготовлю план. Этого времени мне вполне достаточно, – произнес полковник и поднялся с кресла. – Я могу приступить к работе?

– Приступайте. Как только вы будете готовы, дайте мне немедленно знать об этом.

***

Мужчина проводил взглядом сутуловатую фигуру начальника разведшколы и откинулся на спинку кресла. Этот небольшой, но уютный кабинет был хорошо знаком ему. В 1940 году ему приходилось бывать в этой Варшавской разведшколы на выпуске большой группы курсантов. Как показалось ему, кабинет еще хранил запах прежнего хозяина: запаха крепких сигар и прекрасного французского коньяка.

Через два часа начальник разведшколы поставил точку в последнем предложении плана. Он внимательно перечитал составленный им план и остался доволен. Вошедшего в кабинет полковника встретил заинтересованный, но слегка потяжелевший взгляд его гостя. Вытащив из уголка рта дымящуюся сигарету, он спросил его:

– Полковник! Выходит, что вы уже написали план или я ошибаюсь? Вы все продумали?