СМЕРШ – 44

Офицеры вышли из машины и остановились в нерешительности.

– Сестричка! – остановил пробегавшую мимо них медсестру, капитан Рюмин. – Скажите, где можно найти военврача второго ранга Яшина?

– Он вон там, в том флигеле, – ответила девушка и рукой указала им на строение. – Принимает раненых…

– Спасибо, – ответил капитан и одарил медсестру своей очаровательной улыбкой.

– Ну, что, пошли, Костин? – тихо произнес Рюмин, и они направились к начальнику госпиталя.

Остановившись около двери, капитан кулаком громко постучал в дверь. За массивной дверью царила тишина. Сделав небольшую паузу, капитан снова постучал в дверь.

– Похоже, что его здесь нет, товарищ капитан, – произнес Костин и направился к раненым, которых сгружали из полуторки. – Вы постойте, я его сейчас поищу.

– Вы не скажите, как нам найти начальника госпиталя? – спросил Александр худощавого санитара, одетого во фланелевый халат, который был забрызган кровью.

Мужчина оторвал свой взгляд от школьной тетради и с любопытством взглянул на офицера.

– Зачем он вам? Вы кто такой?

– Я из Особого отдела дивизии, лейтенант Костин. Вопросы еще ко мне есть?

Мужчина с интересом посмотрел на него и, сунув тетрадку в карман, произнес:

– Ну, я – Яшин. Зачем я вам?

– Вас разыскивает капитан государственной безопасности Рюмин.

– Что значит разыскивает? Вот я, что меня искать!

Костин махнул рукой и Рюмин, заметив его жест, направился в их сторону.

– Здравствуйте, – как-то не по-военному поздоровался капитан с врачом и пожал ему руку. – Я по вашему звонку, в отношении «самострелов».

– А, все понял, товарищ капитан, – произнес Яшин. – Тогда пойдемте со мной, я покажу вам этих героев.

***

Они шли по длинному и узкому коридору, соединяющему больничные корпуса госпиталя. Вдоль него, прямо на полу, лежали раненные бойцы и офицеры, многие из них стонали от боли, другие находились в бессознательном состоянии. Ужасно пахло свежей еще не свернувшейся кровью. В какой-то миг Костину показалось, что он легко может потерять сознание от вида и запаха крови.

– И так у вас всегда? – спросил врача Костин.

– Тесно, не хватает для всех мест, – словно оправдываясь, произнес Яшин. – Много раненных. Одно слово – отступление. Да и здесь, похоже, мы тоже ненадолго задержимся, фронт совсем рядом.

Словно в подтверждении его слов, раздался яростный «лай» зенитных орудий.

– Может, спустимся в подвал? – спросил капитана Яшин. – Мало ли что?

Рюмин промолчал, так как хорошо знал положение на фронте. Сильнейшие бои шли чуть южнее Бобруйска и все знали, что город просто обречен. Яшин остановился около двери. Костин сразу обратил внимание, как у него мелко дрожали кисти рук.

– Эти здесь? – спросил его Рюмин. – Показывайте, если сами не хотите встать с ним рядом!

Это было сказано довольно грубовато, от чего по лицу врача пробела тень тревоги.

– А меня за что? Может, вы товарищ капитан будете лечить всех этих раненых бойцов? – ответил Яшин. – Могу освободить вам свое место….

Палата оказалась довольно большой, человек на двадцать. Яшин подвел их к койке, на которой лежал раненный боец. У него была перебинтованная нога.

– Вот это Филиппов, – произнес начальник госпиталя. – Огнестрельное ранение бедра. При операции в ране обнаружены фрагменты ткани и металла. Похоже, стрелял через мокрую портянку и флягу, чтобы не было поверхностного ожога.

Филиппов моментально все понял. Его губы затряслись, и он готов был прямо на месте заплакать.

– Как же ты так сынок? – по-отцовски спросил его капитан Рюмин, присаживаясь на край койки. – А кто будет защищать родину, наших матерей и детей? Давай, поднимайся! Здесь лечат бойцов Красной Армии, а не трусов и дезертиров. Ну что, ты лежишь? Вставай!

Это было сказано так тихо, и поэтому прозвучало довольно зловеще. Капитан сорвал с него серое байковое одеяло и швырнул его на соседнюю койку. Десятки глаз застыли в ожидании развязки этой истории. Филиппов продолжал лежать и по-детски всхлипывать.

– Простите меня, братцы! – громко закричал он. – Испугался я тогда. Простите меня! Я не хочу умирать!

– А они хотят, сука?! – закричал на него Рюмин прямо в лицо и схватил раненного за грудки. – Ты их спрашивал об этом, сволочь. Ты думаешь, у них нет матерей, детей?

Капитан перевел дыхание. Он встал с койки и обвел раненых взглядом, словно хотел найти хоть одного, кто бы сочувствовал Филиппову.

– Есть у них и матери и дети, поэтому они и сражаются за них, в том числе и за твоих родителей, сука!

– Ты что стоишь, Костин? Хватай его за шиворот и тащи во двор! – приказал ему капитан. – Привыкай! Это тоже наша работа по борьбе с предателями, трусами и паникерами. Да не жалей ты его, тащи.

Александр схватил Филиппова за шиворот и стащил с койки.

– Вставай, сволочь! Давай, гад, двигай к выходу.

Филиппов с трудом поднялся на ноги и прыгая на одной ноге, двинулся к выходу из палаты.

Через полчаса, все семь «самострелов» оказались в большом старом саду, который полукругом охватывал здание госпиталя. Около старых, обгорелых яблонь, сбившись в кучку, стояли врачи, бойцы хозяйственного взвода и ходячие больные, которых по приказу Рюмина собрал начальник госпиталя.

– Вот перед вами на коленях стоят трусы, которые дезертировали с линии фронта. Им очень хотелось жить и они, забыв присягу, решили обмануть всех вас, нанося себе увечья. Приказ Сталина один – всех их должен покарать карающий меч справедливости. Кто хочет привести его в исполнение? Ну, смелее, смелее товарищи.

Толпа заволновалась, зашептала. Рюмин посмотрел на Костина, словно предлагая ему принять непосредственное участие в этой акции, но Александр сделал вид, что не понял взгляда капитана.

– Ну, смелее… Кого вы жалеете? Это же не люди, это предатели и трусы!

Из толпы, прихрамывая на левую ногу, вышел боец. Он взял их рук капитана пистолет и подошел к стоявшим на коленях «самострелам». Боец, взглянул на товарищей и молча, выстрелил в затылок одному из приговоренных к смерти. Тот, молча, повалился на землю, по его белой нательной рубахи медленно расползалось кровавое пятно, которое быстро увеличивалось в размерах. Вскоре все закончилось. Все стали медленно расходиться по палатам и рабочим местам.

– Я думал, что ты сам приведешь в исполнение приказ Сталина, а ты так и простоял, молча, – раздраженно произнес Рюмин. – Что, духу не хватило, лейтенант?

– Это плохо, товарищ капитан? Вы же тоже не стреляли?

– Как тебе сказать, Костин. Жизнь она все расставит на свои места. Твоя надежда прожить ее в белых перчатках, просто, не осуществима. Нельзя носить нашивки НКВД на гимнастерке и быть кристально чистым.

– Я не привык убивать безоружных людей…