Волки

Феоктистов, словно не слыша его реплики, продолжал дальше:

– Ты хоть понимаешь, что ты вот этими своими бумажками бросаешь тень на все МВД в целом, в котором, помимо Иванова Сергея, служат и другие, честные, сотрудники. Эти люди, как и ты, борются с преступностью. Ты о них подумал или нет?

Он сел за стол и, посмотрев на Вдовина, произнес:

– Я понимаю тебя, как никто другой. Ты обижен на руководство МВД за то, что тебя лишили заслуженной награды, и теперь, пытаясь кому-то что-то доказать, ты раскручиваешь этого Иванова.

Виктор попытался возразить, но он жестом руки остановил его.

– Если раньше ты мне докладывал о получаемой тобой информации, то теперь ты, не советуясь ни со мной, ни со своим начальником Управления, принимаешь самостоятельные решения, не думая о последствиях. Скажи мне, что случилось? Почему ты не доложил об этой информации не только мне, но и Вдовину?

Он на минуту замолчал и, вновь повысив голос, стал отчитывать Виктора с новой силой.

– А, что мне сейчас прикажешь делать? Все это можно было сделать совершенно по-другому, не привлекая никакого внимания к нашей оперативной службе. Мы бы уволили Иванова, а уж затем через неделю-другую ты бы раскрыл это преступление. Нет же, ты все делаешь по-своему. Мне, по-честному, не нравится, что ты бежишь впереди паровоза, так можно легко попасть под локомотив.

Абрамов посмотрел на Вдовина, который по-прежнему безучастно смотрел в окно.

– Разрешите идти? – обратился он к заместителю министра.

– Иди. Не забудь освободить Иванова. Надеюсь, ума у тебя хватило, чтобы не закрывать его в камеру.

Абрамов, молча, вышел из его кабинета и, не замечая никого в коридоре, направился к себе на третий этаж.

***

Вдовин сидел в кресле и размышлял, правильно ли поступил он, переведя все стрелки удара руководства министерства на своего заместителя. Он помнил до мельчайших подробностей, как удивленно посмотрел на него заместитель министра. Он знал, что в последнее время между Феоктистовым и начальником Управления по борьбе с организованной преступностью Бухаровым возникли серьезные трения. Эти трения, как правило, происходили на совещаниях и носили публичный характер. Такие факты не могли не остаться незамеченными, и вскоре министр пригласил к себе в кабинет своего заместителя. Что происходило там, за закрытыми дверями, никто не знал. Только конфликт между двумя руководителями министерства перешел в другую фазу.

Прочитав явку с повинной Иванова, Феоктистов взял ее в руки и напрямик направился в кабинет министра. Вернулся он оттуда сравнительно быстро.

– Ты знаешь, кто такой Иванов Сергей? – спросил Вдовина заместитель министра.

– Что за вопрос, Михаил Иванович, конечно, знаю, – ответил Вдовин. – Там же все указано.

– Что там указано? – в гневе спросил его Феоктистов. – Ты знаешь, чей это зять?

– Откуда я знаю? Я его даже в глаза не видел.

Чувство самосохранения подсказывало ему, что нужно что-то предпринимать, чтобы не оказаться главным виновником возникшего скандала.

– Михаил Иванович, я действительно не знаю, чьим зятем является этот самый Иванов. Мне эту явку с повинной передал Виктор Николаевич Абрамов. Вот он, наверняка знал, кто такой Иванов.

– Кто еще об этом деле знает? Бухаров? – спросил его Феоктистов.

Вдовин лихорадочно соображал, что ему ответить на вопрос заместителя министра.

– Наверняка, нет. Абрамов мне лично не говорил, что он проинформировал об этом Бухарова, товарищ полковник. Единственным человеком, кто может знать об этом факте, может быть только Зимин, и то, я сомневаюсь в этом.

– Как же так, Анатолий, ты взял меня и подставил под министра?

– Но, я действительно ничего не знаю, товарищ полковник. Абрамов занес мне явку и попросил меня, чтобы я вам доложил об этом деле. Что я, в принципе, и сделал.

– Плохо, Вдовин, что ты ничего не знаешь. Ты не боишься, Анатолий, что Абрамов может подставить не только тебя, но и меня?

– Вы думаете, что это он сделал нарочно, в отместку за то, что его обошли с наградой? Мне кажется, что это у него получилось чисто случайно.

– Зря ты так думаешь, Анатолий Герасимович. Абрамов неплохой оперативник и отличный психоаналитик. Мне кажется, что он все просчитал и решил столкнуть меня с министром, а тебя: со мной и Бухаровым.

– Михаил Иванович! Я его знаю давно, лет десять, если не больше. Он был у меня наставником, когда мы еще работали в отделе оперативной службы. Если говорить по-честному, то я занимаю его место. Он заслужил это место своей работой.

– Ты мне сказки не рассказывай. Я сам его тогда толкал на твое место, и если бы не один человек, которому ты по гроб обязан этой должностью, ты бы никогда не стал тем, кем стал.

– Я понял, на кого вы намекаете. Я пока никак не могу поверить в то, что он это сделал преднамеренно, заранее все просчитав.

Феоктистов замолчал и, подняв трубку, стал кому-то звонить. Когда там подняли трубку, он произнес:

– Пригласите ко мне Абрамова.

Положив трубку, он повернулся лицом к Вдовину и, улыбаясь, произнес:

– Посмотрим, что нам скажет об этом Абрамов.

***

Сейчас, находясь наедине с собой, Вдовин пытался выстроить приблизительную схему своего поведения со своим заместителем. Изначально мучившее его чувство стыда постепенно улетучилось. Чувства стыда и сожаления, никогда не жили долго в его холодной и расчетливой голове.

«В чем Абрамов может меня упрекнуть? – думал он. – В том, что я не встал с места и не ринулся его защищать, перекладывая ответственность с его плеч, на свои? Что бы это меняло? Абсолютно ничего. Если что, скажу, что мне тоже попало в его отсутствие. Впрочем, почему я должен перед ним оправдываться? Кто он такой, чтобы я перед ним оправдывался? Ну, был наставником, учил работать и не более. Друзьями мы с ним никогда не были, и надеюсь, что теперь уже и не будем».

Он встал из-за стола и стал мерить шагами свой рабочий кабинет. Постепенно он успокоился и снова вернулся к своим мыслям.

«Да, пусть я промолчал, но почему он промолчал о родственных связях Иванова? Интересно, он знал о них или нет? Если знал, то, значит, прав Феоктистов. Выходит, что все это было с его стороны хорошо продуманной комбинацией. Он великолепно знал, как отреагирует министр на явку с повинной Иванова. В этом случае действия Абрамова были направлены на то, чтобы с новой силой столкнуть лбами Феоктистова и Бухарова, а заодно и министра с Феоктистовым. В этом случае я выступал как проводник задуманной им комбинации. Я оказался абсолютно невинным звеном в этой цепи, и мои действия, были вполне законны. Не мог же я переложить всю ответственность за все это на себя. Поэтому я и молчал. Если же посмотреть на все это под другим углом, а именно, если Абрамов не знал, кем являлся родственник Иванова, то, что в этом случае получается? А то, что Абрамов был обязан установить его родственные и иные связи, прежде чем нести ко мне его явку с повинной. Тогда и в этом случае я поступил правильно. Не мог же я защищать Абрамова, который, имея такой большой опыт оперативной работы, не выполнил все элементарные действия, разрабатывая Иванова. Значит, он и в этом случае виноват. Следовательно, никаких оправданий! Сейчас я должен вызвать его к себе и постараться обвинить его в том, что он подсунул мне сырой материал.

Он потянулся к телефонной трубке и стал набирать знакомый ему номер его телефона. Услышав голос, он коротко бросил:

– Зайдите, есть тема. Нужно переговорить.

Через минуту Виктор вошел к нему в кабинет и сел на стул.

– Да, Абрамов. Не думал я, что ты меня так зарядишь под руководство министерства. Кто из нас работал с Ивановым, я или ты? Почему ты не доложил ни мне, ни Феоктистову, чьим зятем является этот Сергей Иванов? Ты что, специально это сделал?

– Анатолий Герасимович! Какое отношение имеет родство этого человека к его преступлению?

– То есть ты знал о его родстве с этим чиновником? Тогда, почему не проинформировал меня, Феоктистова? Выходит, прав во всем заместитель министра, что ты решил это сделать специально для того, чтобы столкнуть руководство министерства с тестем этого Иванова.

– Вы ошибаетесь. Для меня родство Иванова с чиновником ничего не решало. Он преступник и за это должен отвечать перед законом.

– Ты, не дерзи. Ты не судья, и не тебе развешивать ярлыки преступников на людей. Где заявление потерпевшего? Нет его! А, может быть, этот самый Ибрагимов Василь сам себя подстрелил, а потом придумал всю эту историю про милицию?

Виктор молчал. Да и что он мог сказать своему бывшему ученику? Сказать, что он неправ, это значит, не сказать ничего. Судя по его речи, похоже, они решили сделать из него козла отпущения.