За последней чертой

Мужчина, насвистывая какую-то знакомую им мелодию, направился к кустам. Убедившись, что за ним никто не наблюдает, он нагнулся и быстрым движением руки, снял грунт. Он сунул руку в образовавшееся отверстие в земле и вытащил из него, что-то завернутое в цветную тряпку. Он развернул ее и с минуту, что-то разглядывал, а затем все, сделав в обратном порядке, положил дерн на место. Поднявшись с колен, он отряхнул прилипший к коленям мусор, и направился догонять ушедших товарищей.

– Саша! Ты все видел?

– Да, – коротко ответил Костин и, выбравшись из кустов, направился к месту, где находился тайник.

Он быстро поднял дерн и сунул руку в углубление. Нащупав в ней тряпицу, он вытащил небольшой сверток. Развернув его, он протянул его Нине.

– Интересно, откуда у него все это? – произнес он.

На ткани лежало несколько золотых царских червонце, зубные золотые прозы, кольца, серьги и цепочки.

– Наверняка, выменял у городских людей в годы войны. Тогда они готовы были отдать любые ценности за ведро картошки.

Он взглянул на Нину и сунул ценности в карман брюк.

– Зачем тебе все это? А если нас задержат, а у тебя эти коронки и золотой протез?

– Не задержат. Эти ценности пригодятся. Думаю, что бесплатно нам документы делать не будут.

Он сунул тряпку обратно в тайник и закрыл его куском дерна.

– Нам нужно выйти к дороге. Лесом далеко не уйдешь….

Они двинулись вдоль просеке и вскоре услышали шум автомобильных моторов. Костин вышел на дорогу и стал махать рукой, проходящему мимо их транспорту. Наконец, одна из машин, вильнув в сторону, остановилась около них.

– До города подбросишь? – спросил он водителя.

Тот оценивающе посмотрел на Александра.

– Извини, не могу. Милиции много на дорогах. Мне не нужны неприятности….

Машина, взревев мотором, тронулась. Однако, проехав метров тридцать-сорок, полуторка остановилась. Водитель высунулся из кабины и махнул им рукой. Они подбежали к грузовику.

– Ты, давай, в кузов, – произнес шофер, обращаясь к Костину. – Если что, я тебя не знаю. Понял? Запрыгнул в кузов на ходу….

– Понял, – ответил Александр. – Ты не волнуйся, мы заплатим…

Он быстро забрался в кузов и укрылся под куском брезента, который находился в кузове. Машина тронулась и помчалась по шоссе.

***

Абакумов повернулся на спину и открыл глаза. В камере царил полумрак.

«Какой сегодня день? – подумал он. – Утро или вечер? Впрочем, какая разница, какой день и какое время дня».

Ужасно болел левый бок. Его вчера допрашивал какой-то новенький следователь с лейтенантскими погонами на плечах. Вопросы, какие он задавал Виктору Сергеевичу, были знакомы и он уже неоднократно отвечал на них.

– Вы признаете себя в организации сионистского заговора против правительства СССР? Кто кроме вас входил в состав организаторов этого заговора? Назовите их фамилии, имена, должности. Планы вашей организации? – звучали, как набат в голове генерала.

– Я не понимаю, о чем вы меня спрашиваете. Я не знаю ни о каком заговоре и не принимал никакого участия в его организации. Следовательно, я не знаю ничего о планах и лицах, которые вынашивали эти планы.

Каждый его ответ вызывал гнев у допрашивающего его лейтенанта. Его били, били сильно и изощренно. Где-то в конце коридора послышались гулкие шаги контролера.

– Раз, два, три, – считал про себя Абакумов.

«Если они прекратятся на цифре семнадцать, значит, поведут арестованного из третьей камеры, – размышлял он. – До моей камеры, ровно двадцать шесть шагов. Похоже, идут за мной!»

Дверь противно заскрипела. Виктор Сергеевич поднялся с пола и посмотрел на раскрытую дверь, в проеме которой показалась фигура контролера.

– Выходи! – громко произнес контролер. – Давай, шевелись!

Абакумов вышел из камеры и, не дожидаясь команды контролера, уперся лбом в стренку коридора.

– Пошел!

Генерал побрел по тюремному коридору. Он хорошо знал, что спешить или наоборот замедлять скорость движения опасно для здоровья. Контролер может избить арестованного резиновой палкой.

– Лицом к стене!

Абакумов выполнил команду. Дверь открылась, и он оказался в камере допросов. За столом сидел Рюмин. Он посмотрел на генерала и рукой указал ему на табурет.

– Здравствуй, Виктор Сергеевич! Вижу, что не ожидал меня увидеть. А, я взял, да пришел. Как твое здоровье? Очень плохо выглядишь, здесь не курорт. Ты знаешь, что твоя жена арестована, а вместе с ней, твой ребенок. Им тоже очень плохо. Наверное, им еще хуже, чем тебе.

Рюмин встал из-за стола и подошел к Абакумову.

– Не любишь ты жену и ребенка, – продолжил Рюмин. – Что ты уперся? Расскажи все и твоя жена, и сын сразу же вернутся домой. Вот ты, Виктор Сергеевич, всю свою сознательную жизнь боролся с врагами государства и не заметил сам, как переступил эту черту: стал собирать материалы, порочащие наше правительство, укрывать от Политбюро информацию, которая отрицательно может сказаться на боеспособности нашего государства.

Генерал по-прежнему молчал. Чем больше говорил Рюмин, тем мрачнее становилось лицо бывшего министра госбезопасности СССР.

– Вот ты скажи мне, Виктор Сергеевич, что тебя заставляет укрывать свой архив? О том, что он у тебя имеется, мы знаем. Сдай ты его, и ты спасешь не только свою семью, но и себя. Сдашь архив, покаешься перед Сталиным, и он простит тебя….

– Дайте мне воды, – тихо попросил он Рюмина.

Тот посмотрел на стоявшего в дверях контролера и приказал тому принести кружку воды.

***

Абакумов с жадностью выпил воду и протянул пустую кружку контролеру.

– Рюмин! Скажи, для чего ты мне все это говорил? Неужели ты думаешь, что я тебе поверю? Поверю человеку без совести и чести? Я хорошо помню, как ты строил свое уголовное дело по вымышленным показаниям. Не ты ли бегал в Кремль и утверждал там, что я якобы пытаюсь саботировать следствие, по-твоему «еврейскому заговору». А кого нужно было сажать? Школьников? Если ты забыл, я могу тебе про это напомнить. Вспомни, что «Союз за дело революции» по твоему делу, возник в Московском городском доме пионеров, в кружке любителей литературы. Именно тогда, ты стал раздувать этот сионистский заговор, в основу которого легла анонимка педагога, который посчитал, что прочитанный стих одним из школьников был антисоветским. Я тогда не мог даже предположить, во что это выльется и разрешил тебе заняться проверкой этого заявления. Чего смотришь? Разве я не прав?

Генерал замолчал, и со стороны можно было подумать, что он перебирает в своей памяти эпизоды этого дела. Рюмин сидел за столом. На его лице блуждала ехидная ухмылка.

– Извините, Виктор Сергеевич, но вы сами изначально санкционировали их разработку, – произнес Рюмин.

– Ты прав. Я действительно много санкционировал в этой жизни, – произнес Абакумов. – Однако, рано или поздно наступает возмездие, вот и со мной произошло подобное.

– Мы ушли от темы. Я хотел бы услышать одно, где архив? Сдашь архив, будешь жить, а на нет и суда нет. Не тешь себя надеждой, что выйдешь отсюда живым. Ты хорошо знаешь, что система не имеет жалости к врагам народа.