Будем жить по-новому! Защитник. Книга 2

– Но здесь тоже адреналин есть.

– Есть и тут свой адреналин, конечно, когда стараешься вытащить пациента, борешься за каждый раздробленный палец, но это другое.

– Что ж, Михаил, говоря словами приветственной речи, написанной над воротами концентрационного лагеря «Бухенвальд» «Jedem das seine» или говоря по-русски «каждому своё». Вот закончится война и остался бы ты недоучкой фельдшером-разведчиком, который, потеряв еще кучу лет на институт, стал бы недоучкой врачом, а так у тебя наработается реальный опыт, попутно завершишь высшее образование и уже по окончанию войны будешь полноценным врачом-орденоносцем, который может и дальше работать в Москве, а может поехать в провинцию, например, главврачом местной больницы.

– Сань, а как ты думаешь, что было бы лучше из этих двух вариантов?

– Миш, все зависит от того, как у тебя тут пойдет карьера. Чем ближе к власти, тем больше завистников, которые с удовольствием тебя ославят и сожрут – в Москве их, однозначно, будет больше. А в небольшом городке ты будешь практически царь медицины, да и нравы там проще будут. Но вот с точки зрения условий труда, оборудования, зарплаты, в конце концов, Москва – это Москва. Поэтому, все будет зависеть от конкретных условий, в которых ты окажешься после войны. В конце концов, никогда не поздно уехать в провинцию, там такой врач на вес золота будет.

– А ты что думаешь о своей жизни после войны?

– Ничего не думаю, Миш, постараюсь делать военную карьеру, пока идет война. В мирное время это будет тяжелее, там надо льстить, подмазывать, а я как-то не очень это люблю, иду на это, если надо для дела, но противится этому моя сущность. После войны армию сильно сократят, поэтому может в армии удастся остаться, а может быть, уйду каким-нибудь администратором на гражданку.

– А вообще, что тебе хотелось бы?

– Хотелось бы собрать наш коллектив, потому что знаем и не подведем друг друга, в каком-нибудь небольшом городке и начать строить там счастливую жизнь в одном отдельно взятом месте. В общем, поживем – увидим, как оно будет в будущем. Что там насчет пенициллина?

– Пока не знаю, Вера Евгеньевна теребит Петровского, даже ездили по этому поводу в мединститут, но пока мне ничего конкретного не сказала. А вот по поводу йода, командир, откуда ты знал об этом? Реально, мужика с острым воспалением в кишечнике за три дня подняли, конечно, он еще лечится, но прогресс налицо!

Хотел сказать Мише, что это какая-то светлая голова из медиков через несколько месяцев начнет применять эту разработку доктора Мохнача в лазаретах, но воздержался.

– Это, Михаил, знак свыше, тебе ли не знать!

Мы оба посмеялись и, на этом распрощавшись, Михаил ушел к себе, а мы поехали в школу забирать будущих переводчиков, а следом обещанных саперов и поваров. Пока батальону готовили привлеченные за денежную и продуктовую оплату сходненские жительницы.

– Командир, как думаешь, будут ребята в школе или никого не отпустят.

«Что за ребята?» – поинтересовался Потапов.

– Школьники 10 класса спецшколы со знанием немецкого языка, хотим их как переводчиков использовать в паре с радистами.

«Будут, сами увидите», – ответил фельдшер.

В школе толпились родители и десяток парней с чемоданами и сумками, среди которых я увидел и сына директора школы. Я поприветствовал народ.

– Товарищи родители, не переживайте, постараемся не только сберечь ваших детей, но и сделать из них крепких, ответственных за свое слово, мужчин. В кузове рюкзаки, все личные вещи из чемоданов перегрузить в рюкзаки, всё, что в них не влезет, оставляем дома, еду тоже оставляем своим родителям, им еще ваших сестер и братьев кормить.

Ко мне подошла директор: «Сбили вы Ванечку с пути, товарищ командир, но он уперся – не смогла его переубедить, пусть уж едет, воюет. Вы там уж присмотрите за ребятами».

«Объясните родителям, что их дети, в основном, будут находиться в тылу, занимаясь переводом немецких радиограмм или допросов пленных немцев. Будут ежедневно физически тренироваться и, может быть, через годик, когда окрепнут, наберутся военного опыта, кто-то и станет ходить в тыл врага с боевыми группами таких же ребят из состава разведчиков. Так что в атаку их никто в нашем батальоне бросать не будет, ну а погибнуть, погибнуть и в Москве можно. Все будет хорошо, а ребята сделали правильный выбор – выбор настоящего человека».

Через несколько часов мы прибыли в батальон, ребят накормили, поставили на довольствие, выдали форменную одежду и определили места для ночлега в общем зале. С завтрашнего дня для них наступят военные будни. После знакомства ребят со своим будущим местом работы, я толкнул напутственное слово: «Помните, товарищи красноармейцы, от вашего перевода зависит очень многое: неправильно перевел, куда, например, передислоцируется часть, и вместо прибытия вы перевели, как убытие этой части с фронта, а в итоге, вместо ослабления фронта по факту произойдет его усиление, что повлечет гибель наших солдат в будущих атаках. То есть, может получиться, как в анекдоте, только с другими последствиями. Вы знаете, что в деревнях Ростовской области, Донбасса, Кубани используются местные обороты речи, зачастую, много слов из украинского языка, поэтому, услышав речь, не сразу и поймешь, что имелось в виду. Так вот, анекдот: «Приезжает внучок из столицы в деревню к деду. Дед выходит его встречать из дому и радостно говорит: «Внучок, ты, чи, пидрос! А внук ему в ответ: «Сам ты чипидрос, козел старый!» Так что, практикуйтесь в языке, разговаривайте между собой только на немецком, или один читает вслух, а другие слушают и переводят. Так же переводите записанные реальные немецкие переговоры. Каждый из вас будет прикреплен к радисту и станет посменно заступать вместе с ним на боевое дежурство, а в остальное время вас ждет учеба и спецтренировки».

А 13 декабря стали прибывать бойцы роты Малеева из Солнечногорска. К зданию школы подкатили две колесных немецких полуторки «MAN», четыре мотоцикла «Zundapp ks 750», которые в будущем в советском исполнении станут «Уралами». Сам Малеев вышел из легкового полевого вездехода «Kubelwagen Typ 82» – одного из лучших немецких военных автомобилей, простого в обслуживании и эксплуатации, за которым лихо подрулил второй такой же с разбитым боковым стеклом.

Мы обнялись с Алексеем.

– Молодцы, ребята, удачно сходили, фотографии делали, а что с потерями?

«Виноват, командир, не доглядел, – лицо Малеева помрачнело, – трое раненых и трое пали смертью храбрых, хоть мы и щипали немцев здорово, офицеров с унтерами разными человек сорок положили, да пехоты роты две, но и они огрызались. Нас только то, что мы из засады в лесу атаковали, и спасало от серьезных потерь. Мы, как скифы-кочевники, налетели, постреляли и ушли в лес, не принимая боя, и так постоянно в разных местах. Еще немного техники немецкой попортили, идущей по дороге, да три состава удалось взорвать. Крушение составов фотографировали, и, если удавалось, то атакованные нами колонны тоже, но это не всегда».

– Что делать, война.

Разведчики выгружали раненых красноармейцев и уносили их в комнату, определенную, как операционная нашего батальонного госпиталя, где за них принимались фельдшер и два врача, а также приписанные к медчасти санитары из пехотного пополнения. Тяпов, а затем и Черепов уже несколько дней обучали их общим медицинским премудростям. На поселковом кладбище похоронили привезенных троих разведчиков, под прощальные выстрелы почетного караула из бойцов роты Лаврикова.

К вечеру мы выдвинулись на командный пункт 16-й армии. Снова рутинная работа по проверке эфира, проводных линий связи совместно с армейским связистом, прожиг линий мощным электроимпульсом, визуальный осмотр помещений. Но в этот раз все было чисто. Сейчас техника не достигла того уровня маскировки, шифрования сигналов, размеров и других технических параметров, которые были в 21 веке, она была намного примитивнее и проще. Поэтому и поисковые мероприятия давали большую гарантию того, что все закладки будут найдены. Конечно, можно вспомнить, как советские конструкторы создали пассивное подслушивающее устройство, названное «златоуст», похожее на головастика с маленьким хвостом: ни элементов питания, ни тока – ничего, что можно было обнаружить с помощью технических средств того времени. С расстояния до трехсот метров головастик облучался генератором, установленным на верхнем этаже жилого дома, напротив здания американского посольства. Но, чтобы установить "жучка" в кабинете посла пошли на хитрость – предложили вмонтировать пассивный микрофон в некий подарок послу. 9 февраля 1945 года на открытии пионерской здравницы "Артек", приглашенному в знак глубокой благодарности за помощь в годы войны, послу США в Москве Авереллу Гарриману четверо пионеров внесли огромный, сверкающий лаком, деревянный Герб США.

Потерявший от восторга дар речи, осторожнейший дипломат Гарриман, едва ли не впервые за свою карьеру выпалил, что думал: «где мне его держать – такая красота!»

Проинструктированный накануне дипломат Бережков ненавязчиво заметил: "Да повесьте у себя в рабочем кабинете, англичане умрут от зависти".

В итоге "златоуст", спрятанный в гербе Соединенных Штатов, благополучно оказался на сверхсекретном этаже здания американского посольства в Москве. Операция НКВД под кодовым названием "исповедь" – прослушивание совещаний, проводимых послами, началась и продолжалась восемь лет. "Златоуст" пережил четверых послов. Самое удивительное то, что каждый из них стремился полностью, от чернильницы до паркета на полу, поменять интерьер кабинета. Неизменно оставался на своем месте только герб. Его художественное совершенство действовало гипнотически – даже шторы на окнах и мебель подбирались в тон цветовой гамме герба. Наконец-то, обнаружив "златоуста", американцы семь лет хранили в тайне это унизительное для них открытие. И только в мае 1960 года, после того, как мы сбили самолет-шпион с Гарри Пауэрсом на борту, Вашингтон обнародовал эту историю, мол, советы шпионят не меньше нашего. Но, немцы – до такого немцы не додумались.

К пятому дню, отмахав по зимним лесным дорогам около 150 километров, группа Ледкова вышла на заданные позиции. Впереди шла группа разведчиков на лыжах в белых маскхалатах, прокладывая путь по снегу, потом пешком шла основная часть роты, и на удалении в километр так же замыкали движение лыжники в маскхалатах. Сзади слышна была далекая канонада – фронт медленно, но уверенно смещался вдогонку группе.

Наблюдая в бинокли обстановку, Ледков, Лосев, Бурят и Сытенко задумчиво переговаривались.

– В поселке пару отделений насчитали ребята, здесь тоже человек двадцать будет, вот два дота с обеих сторон плотины сооружены, в каждом по 5 фрицев с «крупняками», то есть крупнокалиберными пулеметами. Интересно, чего так фельдфебель разоряется на кого-то?

В бинокль было видно, что какой-то чин отчитывает двух солдат.

– Ладно, все это лирика, ясно, что тут не больше роты. Когда попытаемся взять плотину под свой контроль?

Сытенко еще раз посмотрел на плотину: «Отсюда ничего не видно, если уже заминировали, то подрывные заряды должны быть заложены вон в тех точках и взрыв будет произведен по кабелю от взрывной машинки. Взорвать они должны будут, когда немцы пройдут заливную площадь, а немцы еще держаться километрах в пятидесяти восточнее, то есть, как минимум сутки у нас точно есть».

– Ты это к чему сказал, чтобы дождаться прохода немцев и тогда отбивать плотину? В этом случае есть большая вероятность, что ее взорвут раньше, чем мы ее захватим.

– Согласен, не успеем, потому что не знаем, когда поступит команда и сколько тут фрицев пройдет, но думаю, что основные силы к Волоколамскому шоссе пойдут, чтобы по дороге отступать, а не по лесу. Сюда, разве что, разбитые или заблудившиеся подразделения забредут при отходе.

«Значит, так и поступим, ночью захватываем плотину и удерживаем ее до подхода наших частей», – подвел итог дискуссии Ледков. Вечером состоялся радиообмен, в котором радисты батальона сообщали о том, что ведутся бои за Истру, поэтому роте предписывалось ускорить захват и удержание гидроузла.

Дождавшись ночи, бойцы окружили, как укрепление возле плотины, так и небольшой поселок, где жили сотрудники плотинного хозяйства и фрицы. В одном из домов шло веселье, через окна была слышна губная гармошка и пьяные крики фрицев. Бурят с тремя бойцами подошел вплотную к домику, окружив его, когда распахнулась дверь и на мороз выскочила в одном платье деваха, за ней выбежал в расстегнутом кителе немецкий офицер. В комнате через распахнутую дверь слышался смех и подбадривающие крики сослуживцев. Девчонка кинулась к калитке, но калитка, как назло, открывавшаяся не в ту сторону, затормозила ее, однако, за ней никто не бежал. Справившись с калиткой, она выскочила на улицу, оглянулась назад и увидела, как два белых привидения уложили немца на землю.

«Свят, свят, ужас-то какой!» – крестясь, взвизгнула девица, и, развернувшись, чтобы бежать к соседям, уткнулась носом в третье.

«Тихо, свои! – сказало приведение шепотом. – Кто в доме и сколько их?»

Девушка, заикаясь, стала считать: «Я, родители двое, братиков двое маленьких, семеро, то есть уже шестеро фашистов».

«Вот и молодец, а теперь тихо позови родных из дому», – снова сказало «оно».

«Тьфу ты, какое же оно привидение, – улыбнулась девушка, подумав про себя, – наши это!»

Краем глаза она заметила, как и соседний дом окружили чужие люди.

«Не стой, замерзнешь», – поторопил девушку наш разведчик.

Девушка, зайдя в дом, позвала маму: «Мама, берите братьев и батюшку и на улицу быстро!»