Пытался что-нибудь выяснить у Нины Михайловны. Но и она была столько же информирована и на всякий случай предупредила:
– Потерпи, Паша. Раз директор сказал, значит, думает, как это дело лучше обстряпать. – И посоветовала: – Ты к нему лишний раз-то не суйся, не зли. А то схлопочешь себе по лысине.
Совет секретарши он принял к сведению и лысину не подставлял.
15
В конце года всё же решил сходить на приём. Сколько можно ждать? Попытался затеряться в толпе посетителей и пройти в кабинет. Но при пересчёте голов, Нина Михайловна его обнаружила. Видимо, лысина выдала, блеснула ярко.
– Ну, я же тебе говорила – подожди, – недовольно проговорила она, едва не прикрыв перед ним двери кабинета.
– Нина Михайловна, я только на два слова. Я – ему, он – мне. И всё!
– Ох, Пашка! Влетит и тебе и мне.
– Я только спрошу – и сразу в сторону.
Секретарша строго покачала головой и смилостивилась.
– Только тихо.
– Да вот, ей-богу!
Это ещё надо подумать, кто там будет шуметь?..
Татарков вышел из-за стола, оглядев посетителей, тут же в уме отсортировал: на тех, кто пришёл трудоустраиваться, а кто из местных, по мелочным вопросам. Кому уже знал, что ответить, а кого поманежить. И старался перемежевать разговоры между своими и чужими.
Женщины обычно топтались позади мужчин, видимо, надеясь на конфиденциальность и поговорить с директором после того, как он отпустит мужчин. Но тот их быстро выстраивал.
– Чего там прячетесь за мужиков? Давайте, давайте выходите. Не на смотрины пришли, наверно, а по делу.
Женщины, что побойчее, выходили. И он спрашивал, вначале без имен.
– Ты чего пришла?
Вопрос на пару секунд зависал в воздухе, и женщины, переглядываясь друг с другом, оторопело молчали.
– Я тебя, Светка, спрашиваю. Что там у тебя?
– Да я, Родион Саныч… – Светка, женщина лет сорока, подаётся вперёд, – да вот, по квартире.
– А сейчас, где живёшь?
– Вы ж знаете, на подселении. Нас четверо в одной комнате. Два парня, муж и сын, и мы, две… с дочерью.
– Ну, так и что?
– Так неудобно, знаете ли…
– А что тут неудобного? Мешаете друг другу? Так вы вон, какие две кобылы. Можете по утрянке, по зорьке, по травке пробежаться, росою подмыться. Оно даже полезнее будет. Ха! – густо хохотнул Татарков.
– Ай, ну и шуточки у вас, Родион Саныч, – елейно возмущенно отмахивается Светка, краснея от смущения перед присутствующими.
– Ладно, Светка, – снисходительно отвечал Родион Саныч. – Я действительно пошутил. Помогу. Тут в конце квартала распределение будет, постараюсь для тебя так и быть. Только ты своему начальнику цеха скажи, чтоб зашёл ко мне.
– Хорошо, Родион Саныч. Передам, Родион Саныч.
– Ну, иди.
Светка пунцовая и радостная выскакивает из кабинета.
– А ты, кто такой? – тычет Родион Саныч в мужчину средних лет. – Тебя, тебя спрашиваю.
Двое мужчин, стоявшие сбоку, переглянувшись, обращают взоры на директора.
– Ну, ты, ты, который в галстуке. Ты кто такой?
– Вообще-то я инженер. Специалист по металлообработке. Слышал – у вас механический завод открывается?
– Да, но уже не открывается, а работает.
– Вот, хотел бы пойти на него работать.
– До этого, где работал или работаешь?
– В Калуге, на машзаводе.
– Квартира нужна?
– Да.
– Ну, что же… Трудный вопрос ты мне задал… Но подумать можно… Мастером пойдёшь?
Мужчина свёл к переносице брови и почесал кончик носа. И, то ли этот жест не понравился Родиону Александровичу, то ли нерешительность инженера, директор вдруг резко переменил разговор.
– Нет, ты мне не подходишь. У меня своих таких специалистов – хоть всех выгоняй. Иди.
Инженер покраснел, надул желваки и вышел.
– А ты кто? – спросил Родион Саныч молодого человека в серой спортивной курточке.
По наведенному пальцу и по взгляду, парень понял, что дошла очередь до него.
– Я водитель.
– Ага, водитель! Водители мне нужны. У тебя какой класс?
– Третий.