2 | Драмы. 1989–2020 гг.

ГУБЕРНАТОР (про себя): Вот так наращивается богатство и процветание.

Оба довольны общением и совместной работой. Воплощаются их самые светлые мечты и желания.

Санкт-Петербург.

На стол министра иностранных дел ложится реляция из Монтерея о трудностях пути, о печальной гибели «Юноны», об успехах российской миссии и подписании договора о торговле, свободном мореплавании и морском промысле.

МИНИСТР ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ: Шалишь, брат, шалишь. Неужто я позволю тебе успех и славу? Так ты еще и в столицу вернешься, вертопрах, бедокур. Нет, уж дружище, Лизбет будет моей, а о тебе я сам побеспокоюсь!

Вызывает секретаря.

МИНИСТР ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ: Срочно! Нарочного к Сенной! Доставить сюда из кабака писаря платного, да пограмотней! Да не сюда, Боже сохрани! Ко мне, на Крестовый!

Из портерной «У заставы» секретарь выводит спившегося писаря. Тот пытается выяснить, куда и зачем его везут, в ответ – «Не велено говорить!» Пьяницу вталкивают в один из покоев роскошного особняка на Крестовом острове.

МИНИСТР ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ (брезгливо пододвигает ему бумагу и перо): Пиши, любезный! (Диктует.) «Всемилостивейшее Ваше величество, государь император! Нижайше умоляю верить моему слову, посылаемому Вашему величеству в тайне от предателя и казнокрада Алексея Ростовцева, чему есть неоспоримые и приводимые мною доказательства. Пренебрегая честью и кровными интересами Отечества и Вашего величества…». Вот тебе, братец, полтинник за труды, пошел!

Министр дает незаметный знак слуге. Писарь плетется вдоль канала по пустынной набережной. Неожиданно его нагоняет карета, и чьи-то руки сбрасывают бедолагу в воду.

В домах монтерейцев – разговоры и пересуды о романе между стареющим русским офицером и юной нежной Кариной. Кто осуждает, кто приветствует этот роман. Многие видят в этом благо для обоих.

Дом губернатора. Во время частного визита Алексей официально просит руки дочери Арийяги. Тот, получив от потупленной дочери тихое «да», благосклонно соглашается на предстоящий брак и велит объявить в городе о предстоящей помолвке.

Вечером в этом же доме во время бала оглашается помолвка, и все видят как равны между собой Алексей и Карина, как они счастливы и подходят друг к другу.

1813 год, 13 февраля

Ростовцев получает от посыльного в своей комнате большой пакет со множеством печатей. В правом верхнем углу витиеватая надпись «сугубо секретно». Алексей ломает печати и разворчивает хрустящий лист. Скрипучий голос министра иностранных дел читает текст письма.

МИНИСТР ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ: «…А посему вам надлежит немедленно прервать свою миссию в Испанской Калифорнии и отплыть в распоряжение генерал-губернатора Хабаровского края Его превосходительства… Требуем также соблюдать в строжайшей тайне данное приказание, приготовления к отбытию и цель вашего дальнейшего назначения в Хабаровске, как для подданных Российской империи, так и для администрации, военных и частных лиц в мексиканской Калифорнии… По прибытии в Хабаровск вам велено незамедлительно явиться к генерал-губернатору с оным предписанием, рапортом и всеми подотчетными делами. Примите чрезвычайные меры к скорейшему выполнению сего приказа. Подпись – министр иностранных дел, Его Превосходительство…».

Побледнев и покачиваясь, Алексей Ростовцев, вызывает к себе второго офицера.

РОСТОВЦЕВ: Отплываем из Монтерея самым спешным образом. Вот предписание из Санкт-Петербурга. Поручаю заняться закупкой провианта и проверкой готовности корабля и команды к отплытию.

РУССКИЙ ОФИЦЕР: Что случилось, Алексей?

РОСТОВЦЕВ: Судьба! Жестокая и слепая! Мы должны быть покорны ей. Я не знаю, что произошло в России и Европе, может быть, война с Наполеоном?

Тихий океан в зимний шторм.

В отличие от седой Атлантики, Тихий в шторм синеет до непрозрачного ультрамарина. В клочьях пены и снастей «Меркурий» пробивается на запад, который теперь для него – Дальний Восток. Татарский пролив забит торосящимися льдами, и истерзанный корабль безнадежно уходит на юг. Эти берега не кажутся экипажу родными – они враждебны и угрюмы. Штурман терпеливо заносит на рукописную карту очертания берегов, сверяет с имеющейся картой и видит множество крупных неточностей. Многое не поименовано – и он составляет список непоименованных вершин, мысов, островов. Это напоминает скуку бухгалтерской инвентаризации.

Судно, наконец, находит свободную ото льда бухту и медленно входит в нее. Скалистые пустые берега кое-где тронуты ледниками и снежниками.

1813 год, 6 июня

Прибытие в Хабаровск.

Дворец генерал-губернатора Уссурийского края. Ростовцев стоит перед богатой дверью в небольшом зале в ожидании аудиенции. Он – в парадном мундире, но вид у него совершенно не торжественнный, а утомленный и безразличный. В руках он теребит подготовленный доклад об экспедиции. Дверь, наконец, отворяется, и он входит. Перед ним – вовсе не генерал-губернатор, а сидящий за столом чиновник, замусоленный и со следами хронического непрерываемого пьянства.

РОСТОВЦЕВ: Позвольте…

ЧИНОВНИК: Капитан Ростовцев? С «Меркурия»?

РОСТОВЦЕВ: Мне назначена аудиенция его превосходительством генерал-губернатором…

ЧИНОВНИК: С Вас хватит и меня…

РОСТОВЦЕВ: Не имею чести и не желаю…

ЧИНОВНИК: А я тем более – с изменниками и иностранными шпионами. Ознакомьтесь.

Протягивает казенную бумагу. Ничего не понимающий Ростовцев вчитывается в пляшущие перед его глазами строки указа. Он шепчет слова документа.

РОСТОВЦЕВ: «предательство высших интересов отечества в годину военных испытаний», «злонамеренное употребление августейшим доверием с корыстию и вероломством… недостойное российского морского офицера поведение и растление команды…». (Наконец, он доходит до подписи.) «Император Всея Великия, Малая, Белая и Прочая Руси Александр Павлович». (Рука обреченно опускается и роняет указ на пол.)

ЧИНОВНИК: Вы, сударь, арестованы, и по решению трибунала при генерал-губернаторе Уссурийского края должны сдать немедля личное оружие – и будете без промедления препровождены в место заключения.

Входят два жандарма. Чиновник принимает шпагу Алексея и срывает с него погоны.

Каторга.

Кандалы. Запрет на работу. Алексей кричит надзирателям.

РОСТОВЦЕВ: Я не могу выносить безделья! Дайте мне работу! Я буду делать самую черную, самую тяжелую, самую грязную работу!

НАДЗИРАТЕЛЬ: Дворянам не положено!

РОСТОВЦЕВ: Я по повелению государя императора лишен дворянского звания и всех отличий и привилегий!

НАДЗИРАТЕЛЬ: По уставу не положено. А вдруг придет помилование и Вас восстановят в дворянстве? Ведь меня тогда непременно накажут!

РОСТОВЦЕВ: Вот уж во что я не верю и на что не надеюсь. В нашем отечестве оправдать невиновного гораздо тяжелей и необычней, чем осудить его.

НАДЗИРАТЕЛЬ: Не предавайтесь отчаянию, сударь. Все – в руках Божьих.

РОСТОВЦЕВ: Я с ума схожу от безделья! Дайте хоть бумаги и перо!

НАДЗИРАТЕЛЬ: Вам, сударь, как осужденному за измену, не положено. Читайте книжки.

РОСТОВЦЕВ: Да я их уж наизусть знаю, до дыр зачитал.

НАДЗИРАТЕЛЬ: Тогда молитесь.

1813…, 1814…, 1815…

КАРИНА (в ожидании в Монтерейской миссии молодая прекрасная девушка шепчет): Я буду ждать тебя, любимый!