– Ну, ты даешь! Сказал бы сразу, что ты в этом не рубишь. Время уже даже не вечернее, а ночное, продержал меня на международной линии чуть не полчаса, а так толком ничего не ответил.
– А на фига тебе все это после полуночи?
– Да я тут кроссворд решаю. Вопрос тут такой.
Апрель 2009, Москва
Непонимание как ресурс коммуникации
1. Оседание на землю, переход от gatheringeconomy к produceeconomy породили коммуникативную речь, первым этапом которой стала объяснительная речевая операторика с причинно-следственными связями: мир предстал человеку не картиной, а процессом. Начался «детский» период бесконечных вопрошаний «почему?» и столь же бесконечных ответов «потому». Мир стал «объяснябельным», а потому диалогичным, ведь вопросы требовали внятного и продолжительного ответа. И это стало требовать понимания, но только у вопрошающего и внимающего [1].
Взаимопонимание – следующий шаг коммуникативной речи как телеологической операторики с побуждениями к действию. Для этого оказались необходимы институты власти, построенные не на авторитете и силе носителя власти, а стоящими за ним атрибутами (Божественность власти, право, законы и тому подобное). Возможно, именно в это время и возникла лингвистическая потребность в будущем времени.
Так коммуникация обеспечила выход человека в мышление, а именно – в логику, онтологию и топику. Появились первые мыслители-проводники и поводыри в мире мышления. В отличие от сознания, в мышлении отсутствуют гендерные предпочтения: мышление стало всеобщим достоянием.
Речь стала речью, рекой, где мощные струи дискурса живут вместе с мельчайшими брызгами смыслов, речь стала длинной и полноводной и вместе с тем капельной. От слов человек перешел к слогам и семам, а от слогов – к буквам, хотя в некоторых языках, например, английском, буквы до сих пор являются слогами. Операторика обогатилась комбинаторикой: люди научились складывать из кубиков букв слова – понадобился порядок букв, алфавит.
И сознание и мышление – можно хотя бы предположить пути и механизмы освоения их человеком: понимание является принципом и признаком непокинутости и непокидаемости человека духом Разума [2].
Техники понимания должны быть древнее техник знания. Сюда относятся и медитация, и интроспекция, и исихастия, и все виды рефлексии [3]. В дзен-буддизме рекомендуется, в целях включения в понимание и постижение, «слегка скосить взгляд», чтоб потерять онтологическую четкость, и «поглупеть», освободив себя от логик, знаний и опыта.
2. Реальность в корне своем несет греческий «реа», имеющий два значения: «пространство» (богиня Пространства Рея, жена бога Времени Хроноса, пожиравшего собственных детей, кропотливо вынашиваемых Реей) и «вещь». Этот смысл, вторичный по отношению к пространству, является в данном контексте ключевым.
«Вешь» отличается от предмета тем, что, помимо своей материальности, о которой говорит Платон, еще и «вещает», несет весть – отражение и слабую, полупрозрачную, полупризрачную тень идеи. Понять заключенную в вещи, а, точнее, за вещью, идею, суть этой вещи, можно, пристально изучая ее (взглядом, рассудком, разумом, инструментально) и историю возникновения вещи.
Понимание реализуется в вещах.
3. Но оно может также актуализироваться в действиях, процессуально, если действие или акт действия (логическая, логизированная и логистическая единица действия) распадается на процедуры и операции. И эта актуализация происходит не в реальном мире, не в мире вещей, а в мире наших действий, в действительности, либо опережая эти действия (проспективное понимание), либо параллельно этим действиям (актуальное понимание), либо вослед им (ретроспективное понимание).
Эта кривая легко проектируется на «герменевтический круг» Шляйермахера: понятые фрагменты соответствуют всплескам ага-понимания, понимаемые – пологим участкам кривой. Естественно, что у каждого – своя непредсказуемая частота всплесков, свои понятые реперы в этом круге.
Необходимо заметить, что всплески ага-понимания возникают в состоянии циз-транса (понятие, введенное А. Сосландом): не запредельным отлетом в трансцедентальное, а контролируемым со стороны разума и рациональности инобытием, рефлексивно позволяющим удерживать не только состояние транса, но и понимать, за счет каких средств этот циз-транс («то тут-то там транс») возникает и держится.
Достижение и пребывание в циз-трансе возможно в весьма ограниченном наборе деятельностей: в музыке и поэзии (более общо – в искусстве и творчестве), в безумии и состояниях искусственного безумия (алкоголь, наркотики и т.п.), при восхождении в абстрактное в «надразумное» пространство, за пределы обыденно разумного (математика, теоретическая физика и т.п.).
В этих возвышенных циз-трансах недопустимо долгое зависание – можно ведь и не вернуться. Фиксации этих озарений не всегда возможны – и тогда остается лишь эйфория.
Практический вывод: в коммуникации необходима фиксация прежде всего непонимаемого – оно является ресурсом разворачивания коммуникации, а, следовательно, и ресурсом мышления.
Литература
1. Левинтов А. Е. От рыка к речи (штрихи к теории антропогенеза). www.redshift.com/~alevintov (http://www.redshift.com/~alevintov) июнь, 2008.
2. Левинтов А. Е. Реальность и действительность истории. – М., «Аграф». 2006. – 384 с.
3. Лефевр В. А. Рефлексия.– М., «Когито-Центр», 2003. – 496с.
Май 2009, Москва
Отчего заговорили вещи
Для одних мир сотворен, уже сотворен и осталось только ждать конца света, Страшного Суда и окончательного решения судеб мира сего. Свет был включен – и перед уходом должен быть выключен.
Онтология этих людей предметна – мир загроможден ничего не говорящими предметами, прекрасными или ужасными, но не раскрывающими себя, своей сущности.
И самому себе человек непознаваем, а чужая душа и вовсе потёмки, неисповедимы пути Господни – и вообще мир создан и теперь кувыркается в метаморфозах, не имея ничего нового.
Но есть и вещие люди – те, кто своими вопрошаниями к предметам будят их и заставляют вещать, превращаться в вещи, в реальности (??? по-гречески – «вещь») и общую, онтологическую реальность.
Предметы начинают говорить, вещать по устройству мира, который всегда только открывается, творится, создается – это дарит надежду встречи человека с Богом. Он открывается только тому, кто хочет войти в него.
Вещи, в отличие от предметов, существуют только в онтологическом презенсе, в естии=истине и в этом смысле не имеют ни истории, ни будущего. Особенность этого презенса заключается в том, что он всегда несовершенного вида, он всегда – путь, а не стоячее утверждение истины.
Для греков их боги были осколками и фрагментами истины, которые могли являться людям, неся и совершенство истинности и ущербность своей осколочности и фрагментарности.
Богам позволено любить людей, помогать им, наказывать их, всё, что угодно, но запрещено убивать людей – мир может оказаться из-за этого недооткрытым.
Из всех возможных вопросов:
– почему
– зачем
– и отчего
говорят вещи?
осмысленен и уместен только последний, потому что они говорят не по причине или по какому-либо закону (не почему) и не по цели, бесцельно, ни зачем.
«Спрашивать о причине вещей – то же, что искать начало бесконечного» (Демокрит). Причинность (поиски ответа на вопрос «почему») не просто бесконечна, она еще и создает петли, в которых причины оказываются следствиями и наоборот.
Что касается целесообразности (ответы на вопрос «зачем»), то следует признать: даже вещи, созданные человеком – ни зачем. Например, все созданное не производством, а творчеством – ни зачем. Как и творение мира Богом.
Тут, возможно, совсем другая связь.
«Отчего?» – это взывание к более глубинным причинам, к первоосновам, подспудным смыслам и неявным связям. И одновременно «отчего?» – поэтическая форма взывания, более душевная, нерациональная и нерационалистическая. «Отчего?» – онтологический вопрос, вопрос не из логики и не требующий логического отклика, отзыва, ответа. Более того, «отчего?» обычно и не требует ответа, но призывает к примолканию, к феноменологическому эпохэ.
«Отчего заговорили вещи» можно считать не вопросом, а некоторой констатацией, репликой, возникшей не в диалоге, а в ходе одинокого размышления о природе мира и конгруэнтного ему человека, или правильнее – о природе человека и конгруэнтного ему мира.
Февраль 2012, Москва
Ветхий и Новый Завет
Как стать человеком?
Тот, кого мы привыкли называть Адамом, отошел вглубь пещеры, занимаемой стаей троглодитов, таких же троглодитов, как и тот, кого мы привыкли называть Адамом.
Звериное чутье подвело его, и он провалился по узкому и покатому желобу в пещерный грот, расположенный на десяток метров ниже. За пределами пещеры стояла зима, лютая и морозная, зима непроходящего оледенения, а потому ничто в пещере не журчало и не капало, скованное сезонным безводьем.