Мечи Ямато

– Нет, – наконец выдавил из себя Артем. – Ничего не велел передать.

И поспешил добавить:

– Но он говорил мне о тебе. Сказал, что его сестра живет в доме мастера Мацудайра. Когда мы с ним расстались, Хидейоши был здоров, не был ранен.

«Что я несу? – удивился сам себе Артем. – Нет, надо выбираться из этого наваждения».

– Он направился в Киото? – спросила Ацухимэ.

«И имя у нее хорошее, – Артему пришла на ум очередная нелепость. – И сочетание получается хорошее – Артем и Ацухимэ… Ацухимэ и Артем».

– Да, – сказал гимнаст. – В Киото.

– Ты долго будешь гостить в доме сэнсэя?

«Теперь уже не знаю, – ответил бы ей Артем, если бы решил говорить правду, и только правду. – Теперь уже ничего не знаю».

– Мастер Мацудайра сказал, что я могу остаться надолго. Сказал, что станет заниматься со мной кэмпо.

– Кэмпо? – Она оживилась. – А он проверял твои умения?

– Проверял. – Артем почувствовал, что наваждение все же помаленьку отпускает его. – Только умений у меня никаких нет, с мечом я прежде дела не имел. Есть лишь задатки. Правда, мастеру они понравились.

– На чем вы фехтовали с мастером, на синаях или на боккэн? – Похоже, Ацухимэ нисколько не притворялась, и ее действительно интересовала эта тема.

– На том и на другом.

И тут Ацухимэ произнесла нечто, от чего у Артема аж дыхание перехватило:

– Я бы пофехтовала с тобой, Алтём. Мне хотелось бы посмотреть, каков ты в работе с нагината или с копьем.

– А ты фехтуешь? Я, конечно, недолго нахожусь в ваших краях… и, может быть, только поэтому пока не встречал здесь женщин с оружием.

– Я тоже не встречала, – рассмеялась Ацухимэ. – Разве что саму себя… Я живу в доме сэнсэя десятый год, – продолжала она. – Я появилась в этом доме совсем маленькой девочкой. Я, как ты знаешь, из семейства Кумазава, поэтому меня не заставляли прислуживать и вообще работать по дому. Целыми днями я бегала везде, где хотела, и играла во что хотела. Играла же я не с куклами, а с синаем или с боккэном. Потом уговорила плотника Икэда сделать лук, который был бы мне по силам, бегала с ним на лужайку за чайным домиком и упражнялась в стрельбе. Потом осмелела настолько, что стала нарушать строжайший из запретов – тайком пробиралась в комнату, где хранится оружие, и сама училась управляться с разными предметами. Больше всего мне нравилась нагината. Мне приходилось всему обучаться тайком. Ма-ай и зансин[20 - Ма-ай – чувство дистанции, суки – оценка слабых мест, зансин – физическое и моральное превосходство над противником, сотай рэнсю – работа с партнером.] я обучалась, сквозь щелочку подглядывая за упражнениями в зале и потом повторяя их на лужайке за чайным домиком. Суки я обучалась, хитростью направляя разговоры с сэнсэем на нужную мне тему. Вот сотай рэнсю по-настоящему я отрабатывать не могла. Тогда я сделала из соломы чучело в человеческий рост, воткнула его в землю на лужайке за чайным домиком и упражнялась.

Девушка пожала плечами:

– А меня никто не останавливал, не говорил: «Не женское это дело». Жены сэнсэя и его наложницы думали, что сэнсэй мне все это разрешает, а сами спросить его боялись. Глупые гусыни! Только и умеют, что сплетничать и делать друг другу мелкие гадости. – Сказано это было Ацухимэ с нескрываемым презрением. – А сэнсэй меня не останавливал, потому что думал – вырасту и одумаюсь. А я выросла и не одумалась. Теперь уже поздно. – Она вздохнула. – Женщины не могут носить оружие. Даже женщины знатного самурайского рода. Кинжал – это не оружие. – Ацухимэ завела руки за спину и вытащила из банта, в который были завязаны на спине семь поясов[21 - Не только Ацухимэ носила семь поясов, у всех японок на талии было всегда семь поясов. Традиция.], карманный женский кинжал каи-кен. – Считается, он нужен женщине, чтобы убить себя, когда посягают на ее честь. А зачем убивать себя, когда я легко могут убить того, кто посягает? Только лучше это делать не кинжалом, а мечом или нагината.

Она убрала каи-кен в сплетения банта.

– Скажи мне, Алтём, ты стал бы упражняться со мной в фехтовании?

– Да, – не раздумывая, ответил Артем.

– Здесь никто не хочет упражняться со мной, – ее голос чуть заметно дрогнул.

– Мастер запрещает?

– Мастер не запрещает, тут другое, – она произнесла это с какой-то непонятной интонацией. – Самураи считают – настоящий буси[22 - Буси – воин.] не станет скрещивать с женщиной даже бамбуковые клинки. Потому что этим он уронит свою честь. – Ацухимэ невесело улыбнулась. – Раньше они меня задирали. Но быстро перестали и теперь молчат. Это я их отвадила. Если кто-то пытался сказать про меня что-то нехорошее, я говорила ему – давай сразимся, выбирай оружие, и, победив, поставишь меня, женщину, на место, и больше я никогда не возьму в руки ни синай, ни боккэн, ни катану, ни нагината. После этого они тут же умолкали. Потому что никто из них не хочет быть посрамленным, уступив женщине в поединке. А все тут знают, как я фехтую. Они бегали и бегают подглядывать, как я упражняюсь на лужайке за чайным домиком. – Она вдруг фыркнула. – Они боятся меня из-за того же, из-за чего боялись когда-то мастера ёсинори. Ты, Алтём, никогда не слышал о мастере ёсинори?

– Нет, – сказал Артем и ничуть не соврал.

– Он жил около пятидесяти лет назад. До нас не дошло, у кого обучался ёсинори и в каких поединках добывал себе славу. Только откуда-то пошли слухи, что ёсинори – непревзойденный кэнси и не знает себе равных в поединках кэмпо, причем он одинаково бесподобно владеет синаем и боккэном. Ёсинори начал странствовать по стране Ямато, переезжая от школы к школе. Он предлагал наставникам школ поединки по их выбору – на синае или на боккэне. Трудно сказать, чего испугались первые наставники, но они предпочли откупиться от ёсинори несколькими коку риса, а не биться с ним. Они побоялись быть побитыми на глазах учеников и навсегда лишиться в глазах учеников авторитета. А потом слава уже бежала впереди ёсинори, и наставники все как один откупались от него, считая, что им ничего не светит в поединках. Вскоре ёсинори собрал достаточно средств, чтобы основать свою собственную школу. Он умер, будучи наставником ёсинори-рю. До сих пор достоверно неизвестно, так ли уж был велик и непобедим ёсинори, как об этом говорили.

– У нас тоже происходят подобные истории, – сказал Артем. – В наших краях в большом почете живут мастера единоборства под названием бокс. Героем бокса считается тот, кто провел много поединков и одержал в них побед намного больше, чем поражений. Нечестные люди у нас научились создавать дутых героев. Они сводят такого «героя» с заведомо слабыми соперниками. И что получается? А то, что «герой» побеждает в двадцати схватках из двадцати. Звучит внушительно, и кто не знает, что это были за противники, или пугаются «героя», или превозносят его. Или и то и другое. Вот так можно надуть значимость человека.

– Надувать – я поняла твой образ! Как дети надувают лягушку, вставив ей соломинку в задний проход! – Ацухимэ радостно хлопнула в ладоши. – Как интересно! Я бы хотела поговорить с тобой о твоей стране, Алтём-сан.

– И я бы хотел того же, Ацухимэ-сан, – сказал Артем, ничуть не покривив душой.

И чуть не добавил: «Наедине. И чтобы поблизости не было мастера Мацудайра, который тоже, помнится, хотел говорить со мной про мою далекую страну».

– А брат? – вдруг вспомнил Артем. – Хидейоши тоже не одобрял твоего увлечения оружием и отказывал тебе в тренировочных поединках?

– Да, – признала Ацухимэ, и лицо ее опечалилось. – Хидейоши считал, что я своим поведением позорю род. Даже брат так думает…

Может быть, Артему только показалось, но вроде бы глаза девушки заблестели от наворачивающихся слез. Гимнаст решил отвлечь девушку от очевидно неприятной ей темы. И сделал это крайне неуклюже:

– В моей стране немало удивились бы тому, что мужчина и женщина наедине беседуют об оружии и схватках. Скорее им следовало бы говорить о погоде, о поэзии, о чувствах…

– И ты такой же! – еще больше помрачнела Ацухимэ. – Ты тоже не воспринимаешь меня всерьез…

– Нет, это не так! – поспешно воскликнул Артем. – Я…

– Господин Ямамото! – раздался голос сзади.

Черт! Артем и не услышал, как кто-то подошел.

Он оглянулся. А, знакомое лицо. Это был тот самый молодой самурай, что провел Артема к мастеру.

– Я – Наканэ, – вежливо поклонился самурай. – Сэнсэй велел мне проводить тебя в трапезную.

«Дьявол, как не вовремя», – подумал гимнаст.

– Спасибо за беседу, Ацухимэ-сан, – поклонился девушке Артем. – Но мы не договорили и остановились на самом интересном. Мы сможем продолжить нашу беседу?

Какие-то полсекунды прошли в ожидании ее ответа, и эти полсекунды Артем волновался, как какой-нибудь впервые влюбленный школьник или романтически настроенный студент. Боялся, а вдруг она скажет: «Все, после твоих последних слов я с тобой не хочу больше видеться. Ни-ко-гда».

– Конечно, – сказала она, поклонившись. – Завтра мы продолжим нашу беседу, Алтём-сан…

– Сэнсэй велел мне познакомить тебя с нашим распорядком, – говорил Наканэ, когда они огибали внутренний двор по открытой галерее. – Он сказал, что ты должен его узнать. Это должно повлиять на какое-то твое решение. Пока не прозвучал сигнал к вечерней трапезе, мы сможем поговорить.

Наканэ внезапно запрыгнул на перила галереи, уселся на них, болтая ногами. Артем вынужден был остановиться рядом.

– Знаю я, что это за решение! – хитро подмигнул самурайчик. – Сэнсэй часто говорит, что гайдзины нужны как приемные дети. Тебе будет очень трудно, Ямамото, ты не выдержишь. Только уроженец страны Ямато обладает достаточной силой духа, чтобы выдержать все.

– Так тяжело? – ухмыльнулся гимнаст.