Красный закат в конце июня

…Из кустов, от невыносимой жары, начали выскакивать зайцы. И баба, ничуть не тяготясь беременностью, принялась загонять ошалелых косых к воде, а Синец дубинкой бил и приговаривал:

– Сами в горшок скачут.

Наелись зайчатиной вдоволь. Шкурки замочили в реке под корягами. Уснули в угарном тепле, вольно раскидавшись: и комаров, хоть на одну ночь, но тоже повывел бойкий новгородец на отвоёванной земле…

6

От соплеменников слыхал, конечно, Кошут, что «злован», «ороз»[10 - Злован, ороз – славянин, русский (угр.)] жгут угорские леса, но видел впервые.

Леса на Севере влажные. Молния разве что пропорет кору на стволе сверху до низу, дерево будто только шубу распахнёт для охлаждения. Дождём тотчас зальёт, заживит рану, лишь парок ещё некоторое время будет сочиться. От роду не горючие здесь леса. И в саму сушь надо специально умело подпускать огня для пала. (Даже сейчас, в обилии спичек и зажигалок ни одной сколько-нибудь значительной огневой потравы не сыскать на сотни километров леса).

А тогда вообще лесной пожар здесь, в болотах, ручьях, реках, озерах, был в диковинку. Зрелище невиданное. Потому на эту огненную кипень, должно, жутко было глядеть угорскому семейству со своей высотки.

Ощущать на лицах жар гигантского огнища, чувствовать себя жертвой, принесённой чужим богам.

– Хоз некюн иде. Ен фельмаж кют аз[11 - Вот и до нас дошли. Я полез ход чистить.].

Тайный лаз, обязательный для любого угорского жилища, Кошут с Туттой начали прорывать из угла землянки сразу, как обжились здесь. Копали не один год, не одну плитку сланца истерли. Хотя невелик труд – песок. Только сгребай в кожаную торбу и оттаскивай. Дело затягивалось оттого, что приходилось одновременно с выемкой оплетать лаз, прокладывать под землёй кишку из виц тальника, словно гигантскую мережу.

Пробились до склона ближайшего оврага.

Выход замаскировали.

Со временем песок просочился сверху сквозь переплетения. В ином месте лаз засыпало наглухо.

Кошут спешно расчищал ход…

7

Шло время.

Как-то ночью сидит Кошут на сосне в засаде – слышит хруст. Мелькнула тень в лунном свете. Пику сжал в руке, изготовил для боя. Ожидал появления клыкастого, а под ним – Синец с топором и рогатиной.

Оголодали с Фимкой.

Когда ещё ржаной колос нальётся.

Убоина требовалась на пропитание.

Забрёл в лес.

Стоит, прислушивается.

Темечко лоснится при луне.

Тут бы и покончить Кошуту с вором и поджигателем. Туда бы, в темечко, пику одним легким движением – ходом до сердца. А бабу его, сонную, трофейным топором. И опять живи полновластным хозяином родовых угодий.

Почему не убил? Ни палача над ним, ни судьи, ни полиции…

Не подстерёг за кустом.

Не приколол копьём спящего…

Любой бродячий пёс в городе насмерть бьётся за территорию с себе подобными. Лесной зверь метит владения и без раздумий бросается на преступника.

Законы леса, тайги должны бы оправдать Кошута. Более того, законы эти требовали решительных действий.

Чтобы жить, ему необходимо было убивать. Иначе он обрекал на смерть себя…

Не убил, потому что его самого люди никогда не пытались убить, не угрожали смертью.

Обширность жизненного пространства сообщала угорцам миролюбие. Случались среди них только неумышленные убийства. И самое большое наказание было за это – высылка в леса, отторжение, запрет на общение.

Угорцы были природными истинными анархистами: никакой власти над собой не терпели, каждый сам за себя.

Мага-эги[12 - Сам-один.].

Войн не вели. Не с кем. А от междоусобных конфликтов, повторяю, дальше в лес – и дело с концом.

Не осталось после них богатырского эпоса. Только сказания, бытовые и любовные.

До чего же прекраснодушный народ вырисовывается! Засомневаешься, от Адама ли пошёл.

8

Нет, Каинова печать лежала и на Кошуте. И он со своими богами держал совет: убивать или не убивать пришельца.

Как это у них делалось?

На капище при дневном свете угорец втыкал в каменную пирамидку пучок прутьев. Где-то внутри был самый короткий.

Ждал ночи, чтобы в полной темноте наощупь да с закрытыми глазами вытащить из пучка один прут.

Если попадался обломок, – замысел считался одобренным свыше. Если длинный – запрет.

Синцу, видимо, ещё и повезло.

В пользу природного миролюбия Кошута говорит и то, что со стороны славян непугаными угорцы долго оставались на берегах этих малых северных рек.

Новгородским ушкуйникам, ватагам воров-мужиков, казакам такие дебри были по боку – прямой дорогой к морю на стругах вниз по течению Северной Двины[13 - Дывын (угр.) – тихая.] стремились они, грабя побережные селения.

Если и был смысл пробираться в глубь угорских земель, то на долгое, постоянное жительство, семьей, тихо-мирно, как Синец, который тоже ведь не ахти какой и разбой сотворил на чужой земле – дальше тряски сети и выжигания чищанины не сподобился.

В его положении воевать было себе дороже. Землянка Кошута – крепость. Одному осаду не одолеть. К тому же нюхом и слухом угорца всё кругом пронизано. Преимущество в знании местности многократное.

Но главное – не за чужим добром сюда толкались на плоту Синец с Фимкой.

9