Только движением и отличалось от окружающего мира да ещё подвластностью отцу с матерью, души которых тоже, впрочем, были наполнены теплом и благом этого истомного августовского полдня.
Как бы теперь сказали: всё находилось в высочайшей гармонии с созданием Божьим.
9
А в те времена и так бы ещё сказали: Геласий шагал по земле, а Бог – по облакам.
И осмелились бы ещё подпустить:
– Ходил, ходил Бог по облакам да, старый, и оборвался!..
Ну, а что такое сорвавшийся со своих высот Бог?
Перевёртыш – сатана.
А сорвавшаяся Богородица – ведьма.
Тенью гармонии – хаосом накрывался мир после таких вселенских срывов.
За созиданием следовало разрушение.
Здоровье заканчивалось болезнью.
На самом пике счастья, блаженства вдруг обрушивалась дорога впереди.
Или плетью вселенской вздыбливался смерч перед человеком.
Или просто сосало сердце от предчувствия великого Хаоса.
Чумной хаос принял образ дядьки Черномора и тётки Куги.
Черномор.
Чёрно – Мор, с крыльями.
Летает над миром.
Куга – рысью ночной пластается. Чёрной кошкой скользит по земле.
10
…Началось сверху.
Матрёна почувствовала, как застоявшийся парной воздух колыхнулся от какого-то далёкого, едва уловимого удара, не громче копытного.
Солнце, гревшее спину, вдруг одновременно стало светить ей в глаза, отражаясь от плотной туманности в небе.
В этой высотной белёсой мути быстро распустилась горсть синьки и запахло льдом.
Обуял страх не только Матрёну.
Отец яростно нахлёстывал Воронуху концами вожжей. У Гонты кнут пошёл в ход.
Тягостной иноходью караван приближался к церкви на Погосте.
Спасенья чаяли под навесом храма, а оттуда в лоб ударило колокольным звоном.
Двенадцать раз перебором по зычному билу и сиплому тевтонцу.
Мёртвому на помин!
– Два счастья нам сразу на дорогу. И покойник, и дождичек, – бодрился отец.
Завели возы под навес.
Укрыли кожами.
Под первыми каплями гурьбой вломились в церковь.
11
В полутьме храма служил священник Парамон – Пекка из угорского рода Браго.
Матрёна всегда побаивалась его. Жесткие волосы дьякона ниспадали куполом, как очёсанный стожок. Брови были белесые, невидимые. А на лице проступали все кости.
Казалось, даже слышала Матрёна, как похрустывало и пощёлкивало в челюстях отца Парамона, когда он выговаривал многократно:
– Господи, помилуй!..
Оказалось, попало семейство на «воспоминания о сущих зде от язвы усопших», на Великую панихиду по царице Елене Глинской.
После службы, выйдя на паперть, недолго и неусердно погоревали. Повздыхали и стали разбирать вожжи. Сильнее бы тронула их весть о смерти какой-нибудь бабы из соседней деревни.
А царица что? Подати ей платил отец исправно. Она не чинила преград ему ни в работе, ни в торговле. Под ружьё не ставила.
Над душой не стояла.
Поехали дальше по склизкой дороге.
Приговаривали: кто намочил, тот и высушит.[83 - Елена Глинская скончалась от чумы в 1538 году.]
12
В жаркие дни грозы коротки.
Но в начале августа поднебесный холодок, бывает, и сутки придавливает.
А то вдруг дохнёт сверху осенью, да и вовсе не отпустит.