Под старыми клёнами

– Да!

– Как же ты её углядел? И птичку видел?

– Видел, – ответил Алёшка, – я долго высматривал, она рыжая.

– И на головке у неё чёрная косыночка, верно?

– Верно, – согласился Алёшка.

– Это очень редкая птичка, тебе повезло, а зовут её ремез, – говорит Сергей Иванович, – она искусный ткач, такое гнездо умеет делать – загляденье. Правда, певец из неё никакой.

– Деда, как ты всё успеваешь видеть и знать?! Непонятно мне.

– Долго живу здесь, что ж непонятного-то? – с улыбкой ответил Сергей Иванович. – Не одни сапоги истоптал, а уж и ноги наполовину.

Я слышу их разговор и думаю:

«Надо и мне посидеть, покараулить у речной водицы. Может, и я увижу эту редкую птицу – ремеза. Алёшка вот увидел!»

Про китов и их детёнышей

– А у китов детки бывают? – спрашивает Настя.

– Конечно, – отвечает Алёшка, – как у всех.

– Тогда я видела китёнышей в нашей рытвине. Их там ужас сколько!

– Это не китёныши, – смеётся Алёшка, – придумала! Это головастики, из них лягушки вырастают.

– Лягушки вырастают?! – удивляется Настя, – так неинтересно! Я думала по-другому.

– А как ты думала?

– Ну, я думала, что маленькие эти китёныши уплывают от нас далеко в океан. И, пока плывут долго до своего океана, вырастают в китов больших.

Океан же далеко и большой – вот и киты становятся большие.

– Ты, Настя, фантазёрка у нас большая, – сказала подошедшая бабушка Вера, – как только в твоей головушке умещается всякая всячина.

Сказала так и ласково взяла светлую Настенькину косичку, как птичку, в свою большую ладонь.

– Бабушка Вера, вы так с Настей похожи друг на друга бываете, – удивился Алёшка, – только одна большая, а другая – маленькая.

– Ага, – быстро проговорила Настя, тряхнув головой, – мы с бабушкой – как кит с китёнышем, выходит.

Она ещё раз тряхнула головой: так ей стало смешно! И весёлая её косичка выскочила из бабушкиной большой ласковой ладони и запрыгала, как трясогузка.

Жаворонки

Жаворонков в небе слышали многие, а вот какая эта птаха на вид, мало кто знает.

Я тоже с детства знаю, как поёт эта звонкая и радостная птица. Но ни разу не видел её близко на земле, только в небе – высоко над головой.

Наблюдательный Сергей Иванович заметил, где жаворонки иногда садятся, и мы решили понаблюдать за ними.

У него есть настоящая подзорная труба, она увеличивает в шестьдесят раз сильнее, чем бинокль.

У этой трубы удобный чехол и тренога.

Напротив того места, куда прилетают жаворонки с просяного поля, Сергей Иванович установил на треноге эту подзорную трубу и позвал нас. Мы пришли втроём и стали ждать, укрывшись в траве.

Пролетали разные птицы.

Сорока потрещала-потрещала слева от нас на сухой ветке осины и улетела, успокоившись.

Совсем рядом от нас из-под жёлтых соцветий корзиночек пижмы – дикой рябинки – вылетела маленькая птичка и мы даже не успели её узнать.

– Наверное, у неё там гнездо, – сказал Сергей Иванович, – вот она и таилась от нас. Не хотела, чтобы мы его обнаружили. Но не выдержала.

– Я пойду проверю? – спросил Алёшка.

– Не надо, мы же жаворонков ждём, всё испортишь. Вот лучше обрати внимание: узорчатые листья пижмы всегда повёрнуты с севера на юг. Если запомнишь – не заблудишься в лесу.

– Здорово как! – отозвался Алёшка и стал глядеть в трубу.

– Смотрите, что я обнаружил, – вдруг зашептал он, – целый муравейник, а раньше мы его не замечали.

Я припал к окуляру.

Там, за широко раскрытыми навстречу утреннему солнцу венчиками полевого вьюнка, посредине цветов красного клевера, под засохшим вязом возвышался муравейник, дом-бастион.

Ай да Алёшка, какой молодец. Обнаружил такое чудо. Рыжие муравьи!

Муравейник похож был на шлем богатыря Ильи Муромца.

Жара стоит несносная, а они трудятся вовсю, разбежавшись по своим тропинкам. Кто волочит за собой гусеницу, кто муху, либо совсем маленькую сухую палочку. Все заняты. Все куда-то торопятся. Некоторые, встретившись на секунду, постоят друг против друга, словно передают важные сведения. И вновь разбегаются: работы много.

А вокруг стрекочущий на все лады мир, состоящий из множества насекомых, и среди них милые сердцу кузнечики.

Тёплый воздух июня поднял с земли на опушке и в луговине герань, васильки, иван-чай. В красно-белое и васильковое одевается земля.

И всё время, пока мы ждём жаворонков, за нами подглядывают анютины глазки.

Ещё в памяти стоят изысканные белоснежные ландыши, а здесь, на просторе, всё больше и больше с каждым днём становится красного и жёлтого цвета.

…Наступил краткий момент тишины: ни птичьего вскрика, ни мышиного шороха – даже странно.

– Завтра будет, наверное, дождь, – говорит Сергей Иванович, – смотри какой большой паук неподвижно сидит среди паутины. Он чувствует ненастье.