Славная дочь Океана с прелестным лицом. Имена их
Первой – Аглая, второй – Евфросина и третьей – Талия.
Взглянут – и сладко-истомная страсть из-под век их прелестных
Льется на всех, и блестят под бровями прекрасные очи.
Аглая, в другой версии, была младшей из сестёр: «Сделал Аглаю Гефест, младшую между Харит, своею супругой цветущей».
Служение харитам было, по преданию, введено в Беотии царем Этеоклом. Из Беотии почитание харит перешло на Геликон и в другие области Греции.
Прелестны хариты, всегда смеются они и танцуют, поют и кружатся в танце, купаются в ручьях и реках и венчают себя цветами – дарами весны!
Как богини прелести и красоты, хариты входили в свиту ослепительной богини любви и красоты Афродиты; они сопровождали её служанку Пейто, богиню убеждения и любовных уговоров, и вестника олимпийских богов Гермеса (покровителя договоров и договорённостей), ибо без них последние не могли бы ни убеждать, ни пленять.
Особенной любовью пользовались представления о харитах в театральных постановках. На сцене возводился высокий деревянный макет горы Ида, усаженный кустами и живыми деревьями; с вершины его сбегали вниз ручьи; в зарослях бродили живые козы. Сладко улыбаясь, во всем блеске своей красоты являлась Афродита, радуя взоры зрителей. Амуры несли пред богиней зажженные факелы, словно сопровождая Прекраснейшую на свадебный пир; окружали богиню прелестные хариты в своей головокружительной наготе. Проказливо осыпали юные девы букетами и цветами Афродиту, воздавали почести владычице чувственности первинами весны, кружились в танце искусном. Стонали флейты сладкими лидийскими напевами, и сердце каждого красолюбивого грека наполнялось радостью и негой любви.
Афродита, что прелестней любой мелодии, словно плыла в кружении харит…
Распространяемое харитами веселье относилось греками не к области чувственной жизни, но скорее к области жизни духовной; наслаждения музыкой, танцами, поэзией, красноречием приобретали благодаря харитам особую прелесть и красоту, и нередко романтичные поэты заявляли, что не желали бы представлять Афродиту или покровительниц искусства Муз без присутствия харит. Хариты, богини изящества, прелести и красоты, слыли подательницами вдохновения и близко стояли к искусствам; оттого были они дружны с музами. Вместе с подругами пели хариты на свадьбе Кадма и Гармонии: «Вечно прекрасное мило, а что не прекрасно – не мило», и в напеве том верно и полно отразились сущность харит, и жизненная мудрость греков.
Храмы харит возводились во многих городах Эллады. В Орхомене в их честь устраивались праздники, где состязались в светлом искусстве певцы и поэты.
Художники и скульпторы изначально изображали харит в изящных туниках – обычных эллинских одеждах. По мере развития представлений одеяние харит становилось все более легким, пока, наконец, смелый гений скульптора Праксителя и вовсе снял покровы с образов божественных дев.
Позднейшее греческое искусство изображало харит в виде трех стройных, цветущих, девственных особ, с миловидными чертами лица, нежно обнимающих друг друга. Нередко изображения харит украшались цветами: лилия (символ лета), миртовая ветвь (символ любви), и особенно роза (символ красоты). Порой олимпийские девы держали в своих прелестных ручках музыкальные инструменты, и даже игральные кости.
С угасанием Древней Греции её культурным наследником стал Великий Рим.
В Риме греческих харит охотно приняли, и стали называть грациями (гречанками).
Впрочем, Аглая с её прекрасными сёстрами не стали объектами религиозного культа в «Вечном городе». Из уважения к греческому искусству и как дарительниц вдохновения их столь же охотно изображали римские художники, ваятели и златокузнецы.
Божественные качества и нежный флёр великолепного трио были столь пленительны, что римляне стали называть своих жён и дочерей именами граций.
В российский именослов имя Аглая вошло в XVIII-м столетии, с массовым появлением западноевропейской светской литературы, и благодаря новой политике государей российских. В русле политики такой в 1757-м году в Россию ко двору императрицы Елизаветы Петровны был приглашён итальянский исторический и портретный живописец граф Пьетро де Ротари. Всю оставшуюся жизнь прожил художник в Петербурге, писал картины жанровые, сходные с естеством портреты, и заказами в высших кругах российского общества был балован изрядно. Особенно же любил мастер изображать головки подобных харитам красавиц, очевидно, питая своё воображение светлой красой россиянок.
По кончине его царствующая императрица Екатерина II приобрела собрание изображений дамских головок, и повелела экспонировать коллекцию частью в Кабинете мод и граций большого Петергофского дворца, частью же в китайском павильоне Ораниенбаумского парка.
Имена Аглая, Талия и Евросиния ожили на устах российской знати, и с тем получили путёвку в светский российский именослов.
В веке XIX-м, когда поражение Наполеона силой русского оружия вызвало необыкновенный общественно-патриотический и культурный подъём, в литературной жизни России явились новые выразители общественного духа, журналы и альманахи. Блестящий литератор и реформатор русского языка Н. М. Карамзин удачно выпустил альманах «Аглая», привлекший внимание общества и к содержанию, и к названию. С тем имя Аглая обрело новых поклонников в России.
Наибольшее распространение это имя получило в сердце России, и в её южных и восточных областях. Имя Аглая оставило след и в народном песенном фольклоре: «Пироги да каши духмяны у Аглаши; хороша хозяюшка милая Аглаюшка».
А?гния Агне?сса Ине?сса
Агния, Агнесса, Инесса – суть формы одного имени Агния, какое является первородным, имеет латинское происхождение, и весьма далёкие во времени корни. Мистическая основа имени Агния (?????) сложилась в те мифические времена, когда дэвы – древние боги ариев, испугались. Задуманный ими план получения жизненно важной энергии человеческих эмоций едва не провалился. Дэвы создали религию для смертных, чтобы объединить их и мягко заставить выделять нужную богам пищу. Эта пища была искусно закамуфлирована под обряды жертвоприношений.
Смысл жертвоприношений, – внушали людям дэвы, – состоит в поддержании Мирового порядка, проявляющегося в космических циклах и в общем благополучном функционировании Вселенной, обеспечивающих ариям процветание и умножение материальных благ.
Катализатором передачи энергии служил огонь, столь же древняя и бессмертная стихия, как и сами боги ариев. Огонь и был божеством. Люди сожигали в огне дары богам, и в религиозном экстазе генерировали то, что так нужно и вожделенно дэвам – небесную манну. Пищу богов…
В русле своего плана дэвы инициировали рождение молодого бога, и назвали его именем Агни («огонь»). Они предназначили юному дэву роль их личного жреца-возносителя жертвенных даров в небесный мир. Агни должен был внушать людям, что смертные не могут жить без жертвоприношений, и скрывать от смертных истинную картину зависимости. Однако, сметливого Агни осенило, что… если вдруг… жертвенные алтари погаснут, с тем может угаснуть и его приятная жизнь. Такой скоротечной судьбы бессмертный дэв не хотел, и спрятался в пучине вод. Предала его рыба, испугавшись жарких эманаций огненного бога. Агни проклял рыбу и обрёк её служить добычей человека, себя же позволил уговорить вернуться, и стать жрецом бессмертных.
От той поры люди почитали Агни как посредника между богами и ариями, бога жертвоприношений, света и очистительного огня, и изображали его восседающим на баране в сполохах пламени. Барана, спутника Агни, почтительно величали не прежним, обычным для животного прозванием vahana, но прозванием yaj(g)?а (Яйгна) – словом, несущим смысл «огненная жертва»…
Так, вместе с новым мифологическим понятием в обиходе людей возникла и широко распространилась традиция приносить в жертву богам молодое животное от стада, путём заклания его и сожигания на огне алтаря.
Со временем прозвание яйгна среди людей стало общим обозначением приплода от овец. Милое, беззащитное, чистое и невинное существо – ягнёнок – стало истинной жертвой религиозной традиции. Немаловажным представлялась дешевизна такой жертвы, ибо овцы плодились быстро, и содержание их не было затратным.
В Карфагене ягнёнка почитали символом света и называли Кар, символом же тёмного, «закатного» времени года считали козлёнка, и называли его Тис.
У древних евреев скотоводство было главным занятием. Библейский Авель принёс Богу приношение «от первородных стада своего», иначе – сжёг на огне жертвенника первых ягнят нового приплода. Чем весьма угодил Богу, согласно легенде, но увы, совсем не угодил своему брату Каину. Так в мир со смертью Авеля пришла зависть…
Позже стали сожигать только часть жира и внутренностей ягнёнка, мясо же становилось жертвенной пищей. Согласно Танаху, первое заклание и съедение пасхального ягнёнка, агнца, было совершено евреями по особой заповеди Бога накануне исхода евреев из Египта. Моисей, вождь народа Израильского, повелел каждой семье закласть ягнёнка и принести ритуальную жертву.
Библейская символика пасхальной жертвы заповедана в Книге Еноха, где Агнец олицетворяет собой чистоту, невинность, кротость, – то есть именно те качества, что угодны и желанны Богу.
Именно так рассуждали и древние греки, трепеща, благоговея и угождая своим многочисленным небожителям. Боги в своих страстях и желаниях подобны людям, полагали жители Эллады, а поскольку они могущественны и памятливы, им следует угождать для отвращения их гнева и обретения покровительства, как угождают сильным мира сего. Угождали богам обычно путём вкладов в святилище, и принесением жертв для временного наслаждения божества. Со времён Гомера греки серьёзно полагали, что боги питаются парами сожигаемого мяса и испарениями возлияний (вина, масла и т. п.), и вдыхают запах тлеющих благовоний.
Таким образом, огонь служил исключительным средством преобразить жертвенный дар в пищу, удобную для невидимых, бесплотных небесных сущностей.
Как и арии, их отпрыски-греки сохраняли веру в чистоту и божественность огня. Рвущееся вверх чистое священное пламя открывало путь в Верхний мир. Ритуальная чистота жертвы при этом суть условие общения с бессмертными богами.
Ассоциативные сопоставления важнейших религиозных понятий явили эпитеты олимпийских владык: Артемиду, Деметру и Персефону набожные греки стали величать словом ????? (хагнос), что значило «чистая, непорочная». Эта сакральная категория древних религий со временем стала служить и собственным наименованием приплода овец, как традиционно используемых животных для жертвенного алтаря, – самых многочисленных и самых дешёвых в содержании…
Когда возникло христианство, его ранние адепты в качестве аллегорического изображения Иисуса Христа и обозначения Его жертвенной роли избрали привычный и понятный своим современникам символ Агнца. В первобытной христианской церкви всякий новообращённый получал как малый дар восковое изображение ягнёнка-агнца с крестом. Апостолов нередко представляли как двенадцать ягнят с Агнцем-Христом в центре. В иконографии раннего христианства агнец – самый излюбленный образ и олицетворение страдающего и ликующего Христа, Его страстей и воскресения.
Уподобление агнцу указывает на глубочайшее смирение, незлобие и кротость распятого Сына Божьего, что и закрепилось за самим ягнёнком-агнцем как символ Христа, как знак «великой, умилостивительной жертвы за грехи всего рода человеческого». И потому ранние христиане стремились во всяком удобном месте рисовать драгоценный для себя символ Агнца.
Таким удобным местом в те суровые для христианства времена стали знаменитые римские цеметерии, или катакомбы – прорубленные в мягком туфе и известняке штольни общей протяжённостью до 500 километров!
В катакомбах, подальше от глаз римских властей, устраивались собрания христиан; под грубыми сводами со следами кирок и кайл проповедовали Пётр и ученики его; со II-го столетия христиане стали хоронить в тёмных и душных галереях подземного лабиринта тела своих единоверцев, обёрнутые в чистые холсты и умащённые ароматическими травами. Собственно могилами служили узкие ниши, закрытые плитами, или заложенные каменными блоками.
Римляне-язычники продолжали сжигать своих умерших, и избегали спускаться к медленно истлевающим останкам адептов «иудейского культа», почитая такой способ упокоения «мерзостью». В этом смысле положение устраивало всех. Стены катакомб до наших дней сохранили надписи-граффити первых неофитов-христиан. Краткие эпитафии «Мир с тобой», «Спи в мире Господа» и т. п., чередовались с символическими знаками, смысл которых был сокрыт от непосвящённых: якорь – образ надежды, служащей опорой души; голубь – символ Святого духа; петух – символ воскресения (крик петуха пробуждает ото сна, и тем напоминает о грядущем Страшном суде и всеобщем воскресении); орёл – символ непреходящей юности; павлин – символ бессмертия (по мнению древних, тело этой птицы не подвержено разложению); лилия – символ чистоты (архангел Гавриил, по преданию, вручил Деве Марии бутон лилии при благовещении); виноградная лоза и корзина с хлебами – символ евхаристии (крещения); агнец – символ искупительной жертвы Христа…
Очевидно, подобное изображение агнезы (овечки) было нанесено на плите погребальной крипты 21 января 304 года, когда христианская община хоронила тело казнённой 12-летней римлянки, очередной мученической жертвы религиозного террора.
По римскому закону, казнить девственницу было невозможно, и чтобы устранить такую досадную помеху, преторианцы бросили приговорённую в грязный лупанарий (публичный дом). Церковное предание гласит, что ангелы не дали совершиться надругательству, и тогда беззащитное дитя заклали, как жертвенного ягнёнка…
Ужас от совершённого злодеяния был велик, но ещё более велик был подвиг стойкости совсем ещё юной девочки, потрясший воображение современников. Молва не сохранила имя девы-мученицы по рождению, но стала именовать её ласково и нежно – (агнезе – «овечка»). Резонансная казнь создала ореол мученицы, и с ним культ почитания святой девы Агнезе, – под этим именем, как части христианской легенды, её и канонизировали впоследствии.
Всего через 9 лет после тех страшных событий, в 313-м году н. э. римский император Константин издал знаменитый Миланский эдикт, провозгласивший религиозную терпимость на территории Римской империи. Казни и преследования христиан прекратились, а Церковь христианская получила невиданные преференции и возможности для осуществления своего культа.
Рим стремительно менял религиозную ориентацию. Входы в катакомбы открыли, и доступ к телам мучеников стал свободным. В 342-м году дочь императора Константина, принцесса Констанция приняла на себя личную опеку над местом упокоения Агнезе.
После скорой кончины дочери император воздвиг над катакомбами святой Агнезе роскошный мавзолей для упокоения сестёр-принцесс Елены и Констанции. К мавзолею примыкает базилика, ставшая церковью в память святой Агнезе Римской. Император рассчитывал, что соседка-святая охранит и поможет в загробной жизни членам его семьи.
В последующем религиозная слава святой Агнезе перешагнула границы Римской империи во времени и в пространстве, и создала полюбившийся многими средневековыми художниками иконографический образ. Подвиг невинной и чистой душой и телом девы призвал к труду гений Доменико Эль-Греко, Марко Бенефиала, Хосе де-Рибера, и многих других мастеров кисти.
В Дрездене, в галерее старых мастеров, доныне экспонируется картина Спаньолетто «Санта Агнез с покрывалом», 1641 год.