Последние войны

Генератор, дающий свет, был не их собственностью. Они позаимствовали его у более хозяйственных коллег из WTN, на помощь к которым, кстати, и ехали Майкл с Саймоном. Было бы верхом свинства истратить на свое веселье весь их бензин.

«Зато водку сохранили», – думал Сергей, укладываясь в спальный мешок.

На утро, при свете солнца, Сергей наконец-то смог рассмотреть окрестности и составить впечатление о том, куда он угодил. Ночью, при свете тусклых электрических лампочек сделать это было так же трудно, как составить свои представления о лесе, когда освещают его лишь звезды, да светлячки.

Ночью Сергею рассказали о корреспонденте, который набирал воду из колодца, никогда не кипятил ее, а пил сырой, при этом приговаривая, что желудок у него луженый и ничего с ним не случиться. Он мог продемонстрировать это на спор и частенько развлекал так постояльцев лагеря, совсем как фокусник какой-то. Посмотреть на такое чудо, обычно, собирались новички лагеря, но если бы кто-то из них захотел повторить фокус, то слег бы от жуткого расстройства желудка. Однако Сергею было бы интересно посмотреть на это представление.

Сергей не выспался. Вставать пришлось рано. В Афганистане был жутко неудобный часовой пояс. К московскому прибавлялось полтора часа.

Он стоял на пороге дома, вдыхая свежий ветер, потягиваясь, а рот его при этом постоянно открывался в зевоте, и приходилось его прикрывать рукой. Часть людского муравейника давно уже проснулась, а кто-то здесь и вовсе не засыпал, и теперь глаза у этих людей были красными, а лица – очень помятыми. Кто-то сидел на тряпках, матрасах, скрестив ноги по-турецки, приложив к уху трубу спутникового телефона, пытаясь связаться со своей редакцией и сообщить ей последние сводки, кто-то вытянул ноги, положил на них компьютер и что-то рассматривал на экране. Большая часть муравейника все-таки еще спала; кто – в маленьких одноместных палатках, а кто – и вовсе в спальных мешках прямо на голой земле.

«Ночи становятся прохладными. На сырой земле можно простудиться» – подумал Сергей, но он, конечно, не дошел до той мысли, что может кому-то уступить свое место в комнате.

Ему хотелось выяснить – где тут душ, где туалет или все ходят за ограду и справляют нужду в придорожный кювет – прямо на голову тем автоматчикам, что встречали караван Сергея ночью.

Где же эти простые человеческие радости, без которых жизнь становится не мила? Должны же были их предусмотреть, а то Сергея совсем не радовала перспектива – ходить по маленькой – в одну из освободившихся от воды баклажек, что они привезли с собой, а после, под покровом ночи, как преступники, избавляться от ее содержимого, выливая все в тот же придорожный кювет.

Первым делом он нашел туалет. Один из парней, что сидели на корточках, завернувшись в одеяла, на вопрос Сергея, просто показал рукой – где находится то, что он ищет, да он и сам бы его нашел, потому что куда еще с утра могла выстроиться очередь, кроме как не к туалету? Ну не ванную же ведь и не на завтрак.

Проводник сопроводил свой жест еще и фразой, которую Сергей поначалу не понял.

– Туалет у нас – там, но ему не долго жить осталось.

«Почему не долго то? – размышлял Сергей, – не собираются же в туалете кого-то замочить, как советовал наш президент. Слова то эти стали широко известны, но все-таки не стоило их воспринимать, как руководство к действию по всему миру, а то туалетов не напасешься».

Кстати, на выставке военной техники, что проходила в Свердловской области, Сергей видел, как танки стреляли по мишени, выполненной как раз в форме деревянного туалета. Туалет, как и все здесь, был архитектурным шедевром, относящимся к стилю примитивизма. Размерами то он был схож с био-туалетом или с теми будками, что ставят не очень богатые дачники на своих садовых участках, вот только сделали его из глины, потому что дерево здесь было слишком дорогим строительным материалом. Таким дорогим, что из него не могли себе позволить сделать даже дверь туалета. Двери вообще не было. Вместо нее висела клетчатая тряпка, уже немного испачкавшаяся, но в ней все еще безошибочно угадывался пуштунский платок, который обычно носят на шее.

«Какое кощунство», – подумал Сергей, направляясь к очереди желающих облегчиться.

Вообще-то он не мог точно сказать – кощунство это или нет использовать в качестве занавески в туалете пуштунский платок. Но местные, увидев это, скорее подумали бы, что все белые, приехавшие сюда, впрочем, как и представители других наций, а в муравейники обитали и японцы, и негры, то бишь афро.. уж непонятно какие афро.. может и европейцы, а может американцы, в общем, все они некультурные варвары и вести с ними надо себя соответственно.

Когда видишь очередь перед туалетом, тут же понимаешь, что ты не можешь вытерпеть ни минуты, что тебе непременно надо попасть внутрь, но все остальные желающие стояли с кислыми лицами, переминаясь с ноги на ногу, так что никого бы они без очереди не пустили. Они мучались от таких же мыслей и ненавидели в душе тех, кто стоял в очереди впереди них.

«Ну быстрее то можно», – мысленно подгонял Сергей тех, кто скрывался за занавеской туалета.

Сперва их было пятеро. Но очередь двигалась очень медленно, гораздо медленнее – чем очередь к кассе в супермаркете, где каждый покупатель набирает продуктов минимум на неделю для всей семьи, а то и на месяц.

Из-за занавески тянуло отвратительным смрадом. Сергей прикрывал нос ладонью и думал, что за эти несколько минут, что он здесь стоит, вся одежда его пропитается зловонием и оно будет постоянно преследовать его, а одежду придется вывешивать проветриваться и следить еще и за тем, чтобы ее никто не уволок.

Вот уж лишние заботы!

Да и вообще, прежде чем войти в туалет надо набрать полную грудь воздуха, точно перед погружением под воду и постараться закончить все свои дела, до того, как вновь захочется вздохнуть, а то не ровен час – еще задохнешься, если начнешь дышать внутри туалета.

Вот с такими мрачными мыслями Сергей наконец-то дождался своей очереди, а когда вошел внутрь, то сразу понял отчего ему сказали, что туалету жить осталось не долго.

На материал пола – не поскупились, сделали его из деревянных досок, правда не очень плотно подогнали их друг к другу, так что между ними виднелись щели. То, что под ними находится – было итак ясно, а из-за этого от любого поскрипывания досок по спине пробегал холодок – вдруг пол провалится, и ты бухнешься вниз, окунешься с головой – тогда уж точно не отмоешься.

В досках, как и полагается, прорезали дырку, и вот теперь из нее чуть ли не на добрых пару десятков сантиметров поднимался сталагмит коричневого цвета, это была гора… Становилось ясно, что от местной пищи мучается чуть ли не весь лагерь и часто бегает сюда избавляться от содержимого желудков. Вот только те, кто этот туалет возводил – и не думали, что он станет так популярен.

«Брр, не одна значит наша группа здесь отравилась, – замотал головой Сергей, стараясь как можно быстрее покинуть это неприятное местечко, – чем же их здесь кормят?»

Вся остальная процедура была настоящей пыткой, о которой Сергей постарался сразу же забыть.

Наконец, он распрямился, вытащил из кармана джинсов кусок туалетной бумаги, который предусмотрительно отмотал от рулона еще в комнате. Он ведь помнил, что туалетная бумага – здесь дефицит. В туалете ее, как это принято в приличных местах, конечно нет, а если взять с собой весь рулон, то наверняка найдется по пути куча людей, которые у тебя начнут клянчить кусочек. Этак, может и самому не хватить, и уж точно обратно в комнату ты вернешься вовсе без рулона.

« Где тут у нас душ-то?» – выбравшись из туалета, мысленно задал себе вопрос Сергей.

Он продолжил освоение местности. Начало этого процесса никаких положительных эмоций у него не оставило, напротив даже, настроение было противным.

Душ представлял из себя глинобитное сооружение, тоже, как и туалет не с дверью, а с занавеской. Поверх всей этой конструкции был водружен металлический бак. Его склепали местные умельцы из листов нержавеющей стали. О сварке здесь тоже слыхом не слыхивали и поэтому куски металла соединяли клепками, ну прямо как бронированные листы на дредноутах начала прошлого века или как это до сих пор делают с обшивкой самолетов.

К душу, вернее к баку был приписан «бача», что на фарси означало просто парень лет десяти. Одевался он в бесформенные шаровары – камисы, которые были на взгляд европейца, на несколько размеров больше требуемого. Их собирали в складки и подпоясывали ремнем, чтобы они не спадали. Весь костюм назывался перухан, но Сергей тут же окрестил эту одежду – тромбон. Эти штаны висели так же ужасно, как одежда некоторых реперов. Но именно такая одежда, а не джинсы и брюки, лучше всего подходили к местному климату. Поверх надевалась такая же бесформенная рубашка, доходившая почти до колен. Она больше напоминала халат, чем рубашку. Мальчик ходил босиком, но он ведь так ходил с самого рождения и скорее чувствовал бы себя неуютно в сандалиях, чем без них. А еще у этого мальчика был ослик. По бокам к нему привязывали два сосуда, сделанных из каких-то жестяных емкостей, то ли от машинного масла, то ли от чего-то другого. В этих емкостях мальчик возил для душа воду из реки. Она была желтовато-бурого цвета. Каждый раз, Сергей, отворачивая кран и поливая себя этой отвратительной водой, думал о том, что надо ее экономить, потому что чем быстрее опоражнивается бак – тем больше выпадает работы мальчику и его ослику.

Причиной первого международного скандала как раз и стал душ. Все ведь понимали, что воды – мало, а народу – много и каждый хочет хоть немного утром взбодриться, а поэтому старались водные процедуры принимать быстро, совсем как если ты оказался в коммунальной квартире, где главное – встать пораньше и первым оказаться в душе, но соседи с полотенцами наперевес уже толпятся за дверью и ждут когда же ты наконец уберешься. В коммунальной квартире хоть дверь можно было запереть, а здесь то лишь занавеска была.

Но вот японцы из TBS отчего-то никак не могли этого понять. Странно. Ведь у них на островах такая концентрация населения, что на каждого в крупных городах жизненного пространства приходится ровно столько, чтобы хватило вытянуть руки и ноги, а об остальных излишествах приходится только мечтать. Чтобы увеличить свое жизненное пространство они готовы тратить огромные средства, насыпая из мусора искусственные острова.

Японцы готовы были плескаться в душе часами. Воду они не закрывали. Наверное, они, как и местные обитатели, считали всех остальных дикими варварами, на которых можно не обращать внимания. Получалось так, что один японец спускал на себя весь бак, а для следующих желающих искупаться – воды уже не было. Мальчик не успевал бак наполнить.

После нескольких таких эпизодов, непонятливым японцам объяснили, что так делать нельзя. Японцев окружило сразу несколько человек. Пусть даже они бы и обучались самурайскому мастерству, численное преимущество все равно было на стороне их противников, да и каждый из противников был на полголовы, а то и на голову выше щуплых сынов микадо. Головы им бы намыли основательно и без воды.

– Может, наваляем им за Цусиму и Порт-Артур? – спрашивал Игорь в шутку у Сергея.

– Международных осложнений захотел?

– Это не я, это они их захотели. Желтые обезьяны.

«Как они только таскают тяжеленные камеры и штативы? – думал Сергей, – вся эта миниатюризация электроники происходит оттого, что японцы очень щуплые. Им тяжело таскать тяжеленные видеокамеры и штативы. Вот они и придумывают что-нибудь менее массивное. Впрочем, у них, кажется, разделение труда: один возится со штативом, другой с сумкой, третий с камерой, четвертый с микрофоном, а совмещать все это в одном или двух лицах – нельзя из-за того, что начнут возмущаться профсоюзы, поэтому съемочные группы у японцев вдвое больше, чем у компаний из других стран».

Но сейчас то их окружило сразу несколько съемочных групп.

«Шикотан, Итуруп, Хабомаи – захотели?» – мысленно спросил Сергей, с усмешкой вспоминая, как он приехал в Токио, а там по городу разъезжало несколько микроавтобусов. На крышах у них были установлены громкоговорители, и оттуда раздавался надрывный голос, который требовал, чтобы Россия вернула Японии северные территории. Сергей в ту поездку был в главном офисе TBS. Люди там работали приветливые и понятливые, кланялись и кивали, здороваясь, и старались помочь, если возникали какие-то проблемы.

«Ща получите по самый Шикотан и Итуруп».

– Парни, ну что вот вы делаете? Воду надо экономить, вы здесь не одни, – начали переговоры с японцами собравшиеся.

– Ах, воду экономить? – хлопая глазами, отвечали японцы, – хорошо.

Конфликт был исчерпан. С той поры японцы исправились. Больше конфликтов из-за душа не возникало.

Никто не знал – платит ли Министерство иностранных дел зарплату баче или он работает только за еду, поэтому многие считали своим долгом дать ему бумажку достоинством в десять тысяч афгани. Просто бумажек меньшего достоинства не было. Расплачивались за работу, не считая деньги, а меряя их количество сантиметрами, ведь поменяв 300-400 долларов, можно было забить такими купюрами целый рюкзак.

В караван-сарае обитало пара сотен журналистов, и если каждый из них дал мальчику деньги хотя бы один раз, а Сергей знал, что некоторые делали это чуть ли не каждый день, то парень на этой работе сильно поднялся, сколотил себе по местным меркам целое состояние и уж точно мог себе позволить купить на базаре новые сандалии, но предпочитал все-таки ходить босиком. Так у него был более жалостливый вид, и он мог рассчитывать на большие чаевые. Но скорее всего он делился с местными криминальными авторитетами, то есть с папиками, которые его крышевали.

Третьим пунктом в ознакомительной экскурсии Сергея значилась столовая, куда три раза в день привозили ведро риса, ведро подливы с кусочками мяса и картошки, и еще чайник с чаем, но заваривали его из местной воды, такой же желто-бурой, какую привозил мальчик для душа. Она и без заварки цветом своим напоминала чай. Некую смесь каркадэ и китайского зеленого, настоянного на недельной свежести носках. Вот только не стоило эту воду пить, если не хочешь, чтобы желудок твой скрутило.

Большинство чай заваривало из привезенной с собой воды и на привезенных примусах. Для них еще надо было раздобыть бензин. Покупали его на местном базаре. Его продавали либо в канистрах, либо наливали из огромных 200 литровых бочек. Оставалось непонятным – откуда его везли. Видимо с какого-то подпольного завода. Этим бензином заправляли даже зажигалки, вот только в генераторы заливать его опасались. Бензин был отвратительного качества, даже не 80-й, на котором когда-то ездили «Запорожцы», а 58-й, если такой вообще существовал. На нем плохо работали и примусы и зажигалки, а генераторы, привыкшие к более качественному бензину, наверное, отравились бы, как травятся и глохнуть хорошие машины, если в них залить не качественный бензин.