Варяжская сталь: Герой. Язычник. Княжья Русь

Духарев не был гражданином империи и вообще не занимался торговлей. Тем не менее семь кораблей из пятидесяти принадлежали ему. И еще ему полагалась десятина за то, что до Константинополя флотилию сопровождали его лодьи. Конечно, от ромейских триер с огненным боем русские лодьи купцов защитить не смогли бы, но ромейские военные корабли не стали бы атаковать флотилию ромейского же купца. А чтобы защититься от пиратов, четыре боевые лодьи – более чем достаточно.

В начале апреля Людомила уехала домой, в Межич. Сергей отправил с ней четыре десятка гридней – сопровождать. Кроме того, Пчёлко набрал еще дюжины три мужей, землепашцев по рождению и солдат по профессии, пообещав дать каждому землю в аренду и зерно для сева. Еще с ними поехали две ватажки каменщиков: Духарев дал Пчёлке денег на восстановление межицкого замка, разрушенного когда-то «отныне и навечно» по приказу кесаря Петра. Нынешний царь Борис не глядя подмахнул отмену этого «навечно». Он был очень покладистым царем. Неудивительно, ведь в его собственном дворце русских гридней было втрое больше, чем булгарских стражников.

Зато под Доростолом булгарских воев было немало. Святослав решил сформировать из местных жителей отдельный булгарский полк. Сотниками и тысячниками в нем должны были стать местные боляре, а верховное командование над «аборигенами» великий князь отдал Духареву.

– Ты с ними дружишь – вот и командуй, – сказал великий князь. – Не Бориса же над ними ставить.

Тут Святослав был прав. Царь Булгарский активно переписывался с Константинополем (в наивной уверенности, что русы об этом не знают), и вообще был больше политиком, чем воином. В любом случае Борис ненадежен. Особенно в войне против ромеев. А война будет наверняка. Повод налицо: василевс Никифор так и не выплатил Святославу обещанные деньги. Значит, этим летом союзное войско русов, угров, печенегов и булгар переберется через гемейские перевалы, и горе тем, кто окажется у него на пути.

Делать из булгар союзников не на словах, а на деле – задача важная и непростая. Набранные добровольцы в большинстве – рядовые необученные. Их командиры-боляре военное дело знают, но многие политически неблагонадежны. Те, кто когда-то ходил на ромеев под знаменами хакана Симеона, ныне либо состарились, либо мертвы. А многим из нынешних ромеи симпатичнее русов. Хотя бы потому, что ромеи далеко, а русы – близко.

К счастью, у Духарева была собственная дружина, и он имел возможность к каждому сомнительному командиру приставить доверенного гридня, который заодно и булгарских воев мог поднатаскать.

К концу мая у Духарева под началом было шесть полных тысяч среднеобученной пехоты и две тысячи конных, которых Сергей не рискнул бы выпустить даже против малой печенежской орды, не говоря уже о ромейских катафрактах. Впрочем, до начала военной кампании еще оставалось время. Так полагали все, включая и самого великого князя. Но империя уже сделала свой ход. Точный, коварный и очень эффективный.

Глава вторая

Хан Кайдумат

Шесть тысяч всадников привел с собой вождь народа Хоревой, большой печенежский хан Кайдумат. Не налетел внезапным вихрем – степенно подошел. Впрочем, внезапно и не получилось бы. За день дозоры дымами сообщили: идет большая орда. Так что и сельчане успели попрятаться, и посадские – уйти за городские стены.

В облаке пыли и грохоте кибиток накатила орда. Замельтешили в покинутых посадах всадники. Словно огромные поганки, вспухли на днепровском берегу печенежские шатры. Обосновались. И лишь после этого появился у ворот темнолицый печенежский посол, малый хан, племянник Кайдумата.

Пожелал говорить с великой княгиней.

Гридни подняли Ольгу наверх, на привратную башню, прикрыли щитами, чтоб не было у копченых искушения достать княгиню стрелой.

Разговор у Ольги с послом получился – как у глухого со слепым.

Спросила княгиня, что надобно здесь орде Хоревой? Или забыли они, что клялись в дружбе и приязни к ее сыну Святославу?

Не забыли, ответил посол. Как можно! Не воевать пришли – в гости. Так что, хозяйка, открывай ворота. Негоже гостей перед дверью держать.

А почему с оружием пришли? – поинтересовалась княгиня.

Так опасно без оружия в Диком Поле. Ведомо ли княгине, что кочуют там люди недобрые. Так и норовят мирных печенегов Хоревой под нож пустить, чтобы прибрать к рукам их многочисленные стада.

Сие княгине было ведомо. Однако ж здесь, в Киеве, лихих разбойников не водится, следовательно, и оружие здесь воинам Хоревой ни к чему. Хотят гостями быть – княгиня не против. Охотно примет у себя и большого хана Кайдумата, и малую его дружину. Но оружие дружине придется оставить, потому что здесь не принято, чтобы гость с оружием в дом заходил.

Оказалось, не могут воины Кайдумата без оружия ходить. Так сроднились, понимаешь, с луками своими и саблями, что без оных и заболеть могут. Да и бесчестье это для воинов Хоревой – без оружия показаться. Без оружия в степи только рабы ходят.

Тогда ничего не выйдет, огорчила посла княгиня. У Хоревой – свои обычаи, у киевлян – свои.

Посол огорчился, даже обиделся. Нехорошо, мол, когда к тебе гость приходит, а ты гостю – от ворот поворот. Надо бы в таком случае хоть подарок какой гостю сделать. Все же путь пройден немалый, да и уважение друзьям проявлять друг к другу невредно.

Княгиня с этим тезисом в принципе согласилась. И даже назвала возможный подарок: тридцать гривен серебром.

Посол в ответ долго и визгливо смеялся. А потом сообщил, что у большого хана Кайдумата конь – и тот дороже стоит.

Неужели хан Кайдумат привез в подарок ее сыну такого замечательного коня? – поинтересовалась княгиня.

Оказалось, нет.

Тогда какой же подарок привезли печенеги?

Привезли, ответил посол. Полные колчаны стрел.

Что ж, сказала княгиня, стрелы киевлянам тоже пригодятся. За дюжину хороших стрел на подольском рынке три медные монеты дают. Хорошие у печенегов стрелы?

Очень хорошие, заверил посол. Такой стрелой за сто шагов стражнику на забороле можно в глаз попасть. Так что и цена у них соответствующая. Четверть гривны за штуку. Желает княгиня знать, сколько у Хоревой стрел на продажу?

А желает ли уважаемый посол большого хана знать, почем продает стрелы ее сын, великий князь Святослав? – задала встречный вопрос княгиня.

Посол сказал, что его это не интересует. Великий князь нынче далеко, за Дунаем. Там свои цены, здесь – свои. Станет княгиня стрелы покупать или нет?

Нет, не станет. Стрел у княгини своих в достатке. Так что ехал бы великий хан Кайдумат торговать в другое место. Здесь ему прибытка не будет.

Словом, не получилось разговора.

Отъехал посол восвояси. Потом снова приехал. Назвал новую цену. Княгиня посмеялась. Предложила свою. В сто раз меньше. Да и то, сказала, лишь потому, что скоро сын ее вернется – запасы пополнять. Стрелы ему пригодятся. Теперь посмеялся посол. И цене, и известию о скором возвращении Святослава. Но опять отбыл ни с чем.

На пятый день печенегам надоело играть в дипломатию, и они предприняли попытку взять внешнюю стену.

Ничего не вышло, естественно. Брать крепости печенеги не умели. Киевляне ликовали. Думали – уйдут копченые несолоно хлебавши.

Печенеги не ушли.

* * *

Прошло двадцать шесть дней. Двадцать шесть дней пестрели под стенами Киева печенежские шатры.

Никому из города не выйти. И не войти. Осадили степняки Киев и уходить не собирались. Знали: далеко страшный Святослав. Некого бояться. В осажденном городе и трех сотен гридней не наберется. Лучшие воины со Святославом ушли. А многие из тех, кто не пошел с князем, тоже в городе не сидели. Почти пять сотен ушли с купеческим флотом.

Зато мирного народу собралось немало. И в Нижнем городе, и на Горе. Из горожан и беженцев собрали ополчение, да что толку? На стенах воевать ополченцы могли, и довольно успешно. Еще и потому успешно, что степняки в штурме городов были не очень-то ловки. Ясное дело: верхом по лестнице не поскачешь. Печенеги метали снизу стрелы да кричали обидно, надеясь, что выйдут киевляне на открытое место… Где их печенеги с легкостью перебьют. Киевляне, понятно, глупо умирать не хотели. Сидели в городе и ждали. Надеялись – поспеет кто-нибудь на выручку. Может, кто-то из соседних князей с дружиной. Или сам великий князь.

Об этом молились. Княгиня и кое-кто из ее ближних – Христу Спасителю, варяги – Перуну, большинство же – своим исконным богам: Даждьбогу, Сварогу, даже и Мокоши – чтоб напустила на копченых какую-нибудь злую хворь.

Боги с помощью не торопились. А у осажденных дела были неважнецкие. Очень плохо было с водой. Людей – много, колодцев мало. Особенно тяжко – на Горе. Пили мёд старый, пиво прошлогоднее. Воду почти всю воинам отдавали да коням их. Кони же, хоть и в стойлах, а много больше людей пьют.

Трижды в городе собирали вече. Искали добровольцев – за помощью послать. Вызывались многие. Хоть и были лучшие вои нынче в Булгарии, со Святославом, но храбрецов в городе осталось немало. Уходили гонцы ночами, группами и поодиночке… Никто не прошел. Каждое утро печенеги на колы новые головы насаживали. И гонцов, и тех, кто под покровом ночи пытался из города бежать. А потом вышла к народу великая княгиня Ольга… Седая, совсем постаревшая: будто ей каждый день в осаде – как год. Вышла и запретила людям за стены ходить. Советовали ей ближние бояре: пусть бегут смерды. Тогда остальным больше еды и воды достанется. Не стала их слушать княгиня. Сказала: нечего людей губить зря. Будем на Бога уповать. А когда совсем невмоготу станет, отдамся с сыновьями печенегам. Пусть возьмут нас, а потом со Святослава выкуп требуют – сколько пожелают.

Не любо то было ее внукам, Ярополку и Олегу (старший, Володимир, второй год в Новгороде), но бабушке противиться не смели. Даже Ярополк, которому отец, уходя, киевский стол оставил. Может, мнилось ему: совершит он христианский подвиг, собой пожертвовав и за людей своих мученическую смерть приняв?

– Глупости это! – сказал Артём матери, вернувшись. – Бог тому помогает, кто дело делает. Молитвой стену не обрушишь и не удержишь. Ныне не библейские времена.

– Не болтай, о чем не знаешь! – сердито проговорила Сладислава. – Бог все может!

– Мочь-то может, а захочет ли… – пробормотал Артём. Но тихонько, чтобы мать не слышала. Выпил молока и ушел во флигель, к Рёреху: посоветоваться.