Лирика Простуженных Будней

– Так давай мы тебе на проститутку скинемся!? В подарок на двадцать третье февраля!

– Не, спасибо! – я засмеялся каким-то благодарно-странным смехом.

– Да давай! Ты должен узнать, что это за ощущения!

– А что это за ощущения?

– Ну, – произнес он и задумался. – Там тепло и влажно.

– Как в тропиках? – съязвил я.

Женя засмеялся и сказал, что я странный. Потом он встал и пошел в туалет, повторяя вполголоса «тропики, блять, тропики…».

В середине марта я вернулся домой. И сразу же уволился. Мне неплохо заплатили. На эти деньги я мог прожить несколько месяцев. При условии, что не покину нашу с мамой хрущевку. Я решил, что еще не готов к самостоятельной жизни. Поэтому я стал наслаждаться отдыхом и весенним теплом. Так же я чувствовал, что внутри меня скопилось очень много любви. И мне было жизненно необходим кто-то, с кем бы я мог ее разделить.

Как-то в мае я гулял по городу. И встретил свою подругу Леру. Пару лет назад мы часто пересекались на вечеринках. Она сказала, что уже год как ходит на театральные курсы. И через два дня, у них состоится премьера спектакля. Она пригласила меня посмотреть на ее дебют. Я согласился.

Представление проходило вечером в актовом зале одной общеобразовательной школы. Зрителей было немного, человек тридцать. В основном это были друзья и родственники выступавших. Спектакль назывался «Профнепригодность». Это была комедия о людях, которые тщетно пытались заниматься тем, к чему у них не было ни малейшей способности. Спектакль длился сорок минут. После его завершения я подошел к Лере и высказал свое восхищение. Она обняла меня и предложила поехать на квартиру к одному из участников их актерской труппы.

Мы вышли на улицу. Она познакомила меня со своими друзьями. На двух машинах мы отправились к дому одного из них. Квартира, в которую мы вошли, оказалась приятно просторной и уютной. Нас было семеро человек. Пришлым был только я. Ребята показались мне приятными и импозантными людьми. Ни в ком из них не было и намека на надменность или пафос. Среди них был человек, который заинтересовал меня больше остальных. Ее звали Вика. Она была необычайна притягательна и элегантна. Особенно меня зацепила манящая фактура ее пухлых губ. И еще глаза. Непомерно большие и карие.

Мы пили пиво. Ребята много шутили. Мне нравилось осознавать себя частью их компании. Мы с Викой все чаще стали встречаться глазами. В эти моменты мое сердцебиение значительно усиливалось. Вскоре я обратил внимание, что Викин телефон постоянно принимал множество сообщений. Несколько раз ей позвонили, но она отклонила звонки. Ей это надоело, поэтому она перевела телефон в беззвучный режим и спрятала его в глубине своей сумки. А потом он неожиданно посмотрела на меня и спросила, что я думаю о сегодняшнем спектакле. Я ей ответил, что мне было приятно наблюдать за происходящим на сцене. Я отметил высокий уровень исполнения. Единственная критика, которую я себе позволил озвучить, касалась концовки спектакля. Мне показалось, что ребята перемудрили с финалом, сделав его чересчур сложным. Вика поинтересовалась, как бы я исправил эту часть. Я честно признался, что я профан в театральных делах. Тогда она спросила, как я вообще понимаю искусство. Я совсем недавно размышлял на эту тему. Я ответил, что искусство подразумевает собой перевод человеческих мыслей и эмоций в осязаемую, материальную форму. То есть книги, картины или песни.

– И они не должны быть сложными?! – с ухмылкой уточнила она.

– Не обязательно, – ответил я. – Просто ноты и слова – всего лишь инструмент. Они общедоступны. И главная задача автора – поставить их в правильном порядке. Чтобы текст или песня зазвучали. И если ты наделен талантом это делать – появляется магия.

Вике понравился мой ответ. Она продолжала смотреть на меня с молчаливой улыбкой. Я чувствовал в ее взгляде симпатию. Потом мы все принялись играть в «Монополию». Я обанкротился первым. Около десяти часов вечера гости постепенно стали расходиться. Я увидел, как Вика встала с дивана и пошла в прихожую одеваться. Мое сердце замерло. Мне стало жутко от мысли, что сейчас мы с ней попрощаемся навсегда. Я отправился в коридор, чтобы напоследок посмотреть на нее. И Вика неожиданно спросила: «не хочешь меня проводить?». Я спокойно ответил, что для меня это будет несложно. Внутри я ликовал.

Во время прогулки мы мило беседовали. Я часто смешил ее. В ответ Вика легонько толкала меня в плечо. Я балдел от ее мимолетных прикосновений. Мы добрались до ее дома за сорок минут. В ее дворе кроме мусора я обнаружил скамейку, на которую мы и уселись. Я уже начал тешить себя мыслью, что это свидание. Однако, как только мы сели, она достала свой телефон и стала набирать сообщение. Затем она отправила его и повернула свою голову ко мне.

– Знаешь, за мной сейчас ухаживают двое мужчин. Оба мне интересны. Один из них весьма состоятелен. Он точно знает, чего хочет в этой жизни. Он старше меня на семь лет. А второй – наш с тобой ровесник. Такой чувствительный и милый. Совершенно ничем не испорченный мальчик.

Теперь я был абсолютно уверен в том, что это не свидание. И настроение мое испортилось. Я всячески старался это скрыть. Но Вика заметила мою понурость. Она снова легонько толкнула меня в плечо и сказала, что на самом деле это все бред. И что мне не стоит об этом думать. Мне стало лучше. И мы продолжили говорить на другие темы. Она по-прежнему много смеялась. Через двадцать минут мы попрощались, предварительно обменявшись номерами телефонов.

Прошло два дня. Вика мне не звонила. Я тоже не проявлял инициативы. Я не желал этого делать. Меня удручала мысль о том, что в скором времени она достанется либо мажору, либо слюнтяю. Мне казалось, что помимо них на ее красоту претендовало еще много парней. Просто этим двум каким-то образом посчастливилось оказаться в ее шорт-листе. Я понятия не имел, как они выглядели, но они мне определенно не нравились.

На следующий день я получил от Вики сообщение. Она предложила прогуляться. Меня одолевали смешанные чувства. С одной стороны, я питал к ней большой интерес. С другой, дружбы с ней у нас бы не получилось ни при каких обстоятельствах. Слушать истории о том, как и кого она себе выбирает в качестве второй половины, для меня было бы равносильно пытке. Но все же я согласился на встречу. Желание снова ее увидеть многократно перевесило все мои страхи и принципы.

Мы встретились в парке. Вика обняла меня. Мне стало радостно и спокойно. Мы немного прошлись в сторону озера, болтая на разные темы. Ситуация с ее ухажерами меня беспокоила, но мне не хотелось об этом говорить. Вдруг Вика неожиданно остановилась и поцеловала меня. Это был мой первый в жизни поцелуй. И вышел он неопрятно-божественным.

7

Я сделал то, что от меня требовалось – перечислил пять фактов об Австралии. Я посмотрел на Вику. Она наигранно похлопала мне. На ее лице была улыбка.

– Пойдем! – игриво произнесла она и поднялась со скамейки.

– Куда? – спросил я, хотя и так знал ответ. Я жутко волновался.

– В гости. Дома у меня нет никого…

Я хотел как-нибудь остроумно ответить, но в голову мне ничего не пришло. Я покорно встал со скамейки. И мы молча направились к ее подъезду. Я сфокусировал свое внимание на пространстве вокруг. Я увидел грязные стены пятиэтажки. Много мусора на земле. И два ржавых гаража, что стояли чуть поодаль от дома. Мне стало брезгливо и поскорее захотелось спрятаться от всего этого в Викиной квартире. А еще лучше в ее объятиях. Сначала мы выпили по чашке чая на кухне, а потом переместились в ее комнату. В центре которой мы встали друг на против друга. Я без умолку нес какую-то ахинею. Я просто оттягивал момент. Минуту-другую Вика меня слушала, а затем молча сняла платье. Я по-прежнему продолжал говорить и смотреть ей в глаза, хотя мои зрачки вниз тянула какая-то невидимая могучая сила. Она прижалась ко мне и поцеловала. Я наконец-то заткнулся.

Все закончилось довольно быстро. Во всяком случае, мне так показалось. Вообще, в тот момент я не был способен адекватно воспринимать время. Я пребывал в состоянии сладкого шока. Вика предложила прогуляться. Я согласился. Я вышел из подъезда первым. Вика копошилась с дверным замком. Через минуту она присоединилась ко мне. Она подошла и обняла меня сзади.

– Тебе понравилось? – прошептала она мне на ухо.

– Да! А тебе?

– Тоже, – она улыбнулась и чмокнула меня в щеку.

Я осмотрелся вокруг. Стены дома по-прежнему были в пыли и каких-то разводах. Земля все также была усыпана бутылками и пластмассой. А гаражи за этот период никто так и не удосужился покрасить. Но меня это больше не беспокоило. Наверно, сегодня я стал лучше понимать людей.

Часть 3. Побочный эффект

1

Через неделю после первого секса я стал ощущать небольшой дискомфорт при мочеиспускании. Также я заметил небольшие покраснения на самой чувствительной части моего полового органа. Еще через пару дней боль сделалась такой сильной, что я покидал туалет почти что со слезами на глазах. Я рассказал об этом Вике. Она удивилась и посоветовала мне обратиться к врачу. «Скорее всего, ты просто застудил себе там что-то», – сказала она и погладила мою кисть. Ее слова меня обнадежили. Я записался к урологу. В частную клинику.

В детстве трудно представить, что какой-то доктор может быть неприятней стоматолога. Потому что поход к зубному врачу – это всегда мощные дозы адреналина, боли и слез. И нет никакой обратной стороны у этого процесса. Это история однозначной боли. Умеренной до, сильной во время, и плавно слабеющей после. А меня, ко всему прочему, именно стоматолог лишил привычки доверять людям. Вульгарно и беспринципно распотрошив наивную простоту моего детского разума.

К семи годам все мои молочные зубы покинули ротовую полость, как и положено, уступив место коренным. Кроме передних двух, которые, как на зло, оставались крепки и здоровы. Поэтому мама отвела меня к зубному врачу. И этот врач сказал, что зубы нужно удалять. Я с этим решением не согласился. Целую неделю мама уговаривала меня пройти эту унизительную процедуру. Но я и слышать ничего не хотел. Через некоторое время компромисс все же был найден. Я позволяю стоматологу делать его работу. А взамен получаю пневматический пистолет, стреляющий пластиковыми пульками – на то время невероятно популярный атрибут мальчикового детства.

Я рассудил так: когда ты теряешь два передних зуба, твоя крутость резко падает. И поэтому тебе нужно что-то, что может компенсировать эту потерю. Черный пистолет вполне себе мог справиться с этой задачей.

В назначенный день мы с мамой пришли в детскую стоматологию и расположились на скамейке возле хирургического кабинета. Я был до жути напуган. Перспектива обладания заветным пистолетом никак не уменьшала чувства страха перед металлическими щипцами и ослепительным ужасом стоматологической лампы. Моим небольшим утешением было то, что в сделку по удалению зубов мама также включила мое право на анестезию. В еще более раннем детстве мне уже удаляли зуб, предварительно введя в десну дозу лидокаина. И действительно, никакой боли я тогда не почувствовал. Поэтому и в этот раз я очень рассчитывал на дружеский эффект обезболивающего.

Из кабинета вышла медсестра и пригласила меня внутрь. Мы с мамой встали со скамейки, но медсестра сказала, что я должен пойти туда один – это строгое правило. Я проник в кабинет и сел в кресло, как мне и сказали. Медсестра уселась за стол и стала что-то писать. Ко мне тем временем подошла хирург и стал осматривать зубы.

«Ну, тут все понятно», – произнесла она спокойным голосом, и взяла в руки щипцы. Я понял, что времени медлить у меня нет. И, прорываясь через страх и стеснение, попросил себе порцию анестезии. Врач повернула голову в сторону стола с медсестрой и почему-то с насмешкой сказала: «Слышишь, Варь, ребенок анестезию просит!?». Затем она снова развернулась ко мне и ловко выдернула злополучные зубы. Один за другим. Потом она с грубым равнодушием прижала к моим кровоточащим деснам вату и велела закрыть рот. А потом сказала: «Все, иди!». И я ушел – униженный и окровавленный.

Свой пистолет я в итоге получил, ровно как и психологическую травму. После этой истории я стал с большим недоверием относиться к тому, что говорили мне взрослые. Особенно те, которые появлялись в моей жизни в обертках белых халатов.

А спустя пятнадцать лет я уже стоял в кабинете уролога – сорокалетней женщины. И покорно ждал, когда она закончит осмотр моих гениталий. Поход к зубному врачу уже не казался мне чем-то ужасным.

2

Уролог наконец перевела взгляд на мои глаза и спросила, есть ли у меня партнер. «Да, недавно стали встречаться», – не без гордости признался я. Затем она поинтересовалась, нет ли у моей девушки молочницы. Я ответил, что нет. Хотя понятия не имел, что это такое. И вообще, до этого дня молоко вызывало у меня исключительно положительные ассоциации. Связанные с обволакивающим теплом и мягким вкусом. А не с тем, из-за чего тебе хочется царапать стены, когда пытаешься опустошить свой мочевой пузырь. Потом врач с равнодушной аккуратностью ввела катетер в мою воспаленную урину, чтобы собрать материал для анализа. Это было очень болезненно, и едва не закончилось фейерверком моих слез. Я еле сдержался.

Уролог расфасовала мой биоматериал по разным пробиркам, и велела мне позвонить в клинику через три дня, чтобы узнать результаты теста. Я с трудом доковылял до дома, совершая непродолжительные остановки каждые пять-семь минут. Оказавшись в квартире, я моментально направился в уборную, чтобы пописать. Но у меня так и не получилось выдавить из себя ни капли. В конце концов, я рухнул на колени, не в силах терпеть боль. И зацементировался в таком положении на несколько минут. Все это время я пытался определить причину моих страданий. Это мог быть сквозняк, ранивший меня холодом. Или грязь немытой простыни, подло проникшая в особо уязвимое место. Или же Вика с какой-то неисправностью в ее репродуктивной системе.

Через три дня около полудня я позвонил в клинику, чтобы узнать результаты. Мне ответила женщина и попросила назвать мою фамилию. Потом я слышал, как она щелкает компьютерной мышью. Вскоре она спросила: «Вы можете сегодня подойти на прием к вашему лечащему врачу?». Я не на шутку испугался, когда это услышал. Спасительную версию о сквозняке смело можно было вычеркивать. Я записался на прием в четыре вечера – самое раннее время, которое было доступно. Затем я быстро оделся и покинул квартиру, чтобы провести какое-то время, слоняясь по улицам. Дома оставаться мне совсем не хотелось.

В 15.50 я пришел в клинику. Постучал в дверь уже знакомого мне кабинета, а затем робко приоткрыл ее. Врач одобрительным кивком пригласила меня войти. Я проник внутрь и сел на стул. Уролог бегло посмотрела на меня. Затем она взяла в руки одну из лежащих на столе карточек и непринужденно перетасовала их. Выглядело это так, будто она собиралась играть со мной в карты, а не говорить о том, что именно привело мой пенис в негодность.

– У вас хламидиоз, – равнодушно сказала она.

– И что это значит? – испугался я.