От застоя до настроя – 1. Трилогия. В тихом омуте. Книга – 1

– Никто… сам.

Родион Александрович прошёл вниз по дороге метров пять. Остановился. Остановился и, шедший за ним, начальник цеха.

– Прекратить!

– Не понял, Родион Саныч…

– Поймёшь, когда я тебя выгоню! – Родион Саныч решительно дернул головой и вернулся к машине. Сел в неё, и уехал.

Дончак в смятении долго, до полного исчезновения «УАЗика» за контур карьера, смотрел машине вслед. Потом потоптался на одном месте, словно отдирал от дороги прилипшие к ней подошвы резиновых сапог, и вяло стал спускаться с насыпи.

Выходя на новую дорогу, показал бульдозеристу руками крест: шабаш! Отстроились…

Бульдозерист приглушил дизели.

– Что, Митрофаныч? – спросил он, высунувшись из кабины. Парень лет тридцати, мощный комплекции, отчего казалось, что только такой силе подвластен этот огромный механизм.

– Гони на вскрышу! Хватит, отработали! – потёр шею Дончак.

Бульдозерист, не веря услышанному, заморгал от удивления голубыми глазами, потом сплюнул, выругался, перекрыв гул дизелей, и задвигал рычагами. Вначале поднялась лопата, затем бульдозер резко развернулся на одном месте и, рявкнув, словно повторил негодование своего хозяина, загрохотал по только что спланированной им дороге прочь.

Николай Митрофанович какое-то время ещё потоптался на каменном аппендиците, попожимал плечами, покряхтел и тоже пошёл вслед за трактором.

Потом зачастили дожди. Потом стояли прекрасные дни, погода выдалась, словно в насмешку. На торчащий каменный выступ смотрели вначале с сожалением, но смирились: плетью обуха не перешибешь, – посмеивались, но никто не проявлял инициативы по его достройки. Ни сам Митрофанович, ни его заместитель, ни сменные мастера. На кой нужно, пистон получать?..

Лишь директор АТПр Амбиков не унимался, матерился, дороги требовал, и обещал, что, мол, будите сами, на своём горбу, породу из карьера вытаскивать…

«Шуми, шуми. Тартаркова на тебя натравим, живо матюгальник запаяет». – Дончак скептически хмыкал себе под нос, и уходил от разговора с Амбиковым.

Вспомнил генерального, и он, тут как тут, явился и даже не запылился, по утренней зорьке, вслед за первым рабочим автобусом, прибыл.

На этот раз Дончака застал в кабинете, тот сидел, перебирал какие-то бумажки.

Поднял начальника цеха вопросом. И, как видно, опять был чем-то недоволен.

– Дончак, ты, почему здесь?

– Здрасте… А где мне быть?

– Где?.. А ну пошли!

Татарков повернулся и скрылся за дверью.

Начальник цеха засуетился, наскоро закрыл на ключ кабинет и догнал генерального возле «Уазика».

– Садись! – приказал Родион Александрович, кивнув на заднее сидение, и сел сам. – В карьер!

Машина знакомой дорогой побежала к месту разработок известнякового камня. Остановилась на «прикольном» месте, где неделю назад Татарков остановил прокладку дороги.

…Вот теперь самодеятельность закончилась! – можно приступать к отсыпке дороги.

– И как я не догадался испросить высочайшего дозволения? – усмехнулся Дончак. – А впрочем, может быть он и прав. На то он и руководитель, чтобы знать, видеть, планировать…

22

Тартарков был не в духе. Даже нет, не верно. Когда генеральный бывал не в духе, он выражал это так и с такой энергией, что стены кабинета тряслись. Но это его состояние все же входило в какое-то понимание его реакции на что-то из ряда вон выходящее. А тут…

Когда в кабинет вошёл начальник горного цеха, генеральный директор не поднял головы, не кивнул на приветствие, а сосредоточенно продолжал что-то читать и писать. И Николай Митрофанович принужден был выстоять минуту-другую у двери кабинета, как школьник в учительской.

После некоторого томления Дончак прошёл к стульям, в длинном ряду у правой стены, и присел на первый.

На дворе стояло весеннее долгожданное тепло. Слабый ветерок пошевеливал тяжёлые шторы на открытых окнах. Татарков сидел за столом в рубашке с распущенным галстуком, с расстёгнутыми до груди пуговицами. Коричневый костюм висел сзади на спинке мягкого стула. Его молчание, казалось, ещё выше поднимал градус температуры в помещении.

Причину вызова Дончак знал, и догадывался, чем закончится их собеседование. Видимо – увольнением. По телефону ещё утром Татарков гаркнул: