Сказка о Гоше

– Ничего себе, – пробормотала она, осторожно протянув руки к девочке. Та остановилась в четырех шагах от Кристины совсем рядом с мальчиком, глядя то на костер, то на нее, то на Гошу.

– Эй, – тихо сказала подруга мальчика, – тебе здесь ничего не угрожает. Ты заблудилась, устала и проголодалась. Поэтому я тебя тут и жду.

Но вид у девочки был испуганный, а когда Кристина выпрямилась и сделала шаг к ней, отступила назад.

– Не бойся, – только девочка все равно боялась.

Гоша чувствовал исходящий от девочки холод и, сам не понимая зачем это делает, тоже протянул к ней руку и коснулся пальцами ее пальцев. Девочка посмотрела на Гошу так, словно на старшего брата, которого попросила о помощи.

Кристина удивленно подняла брови.

А Гоша стянул с себя куртку на искусственном меху, что недавно купила ему мама на какой-то из распродаж и надел девочке на плечи, а потом обнял.

– Ничего себе, – повторила Кристина.

Спустя минуту они уже сидели у костра. Девочка ела бутерброд, а Гоша наливал ей теплый чай из пластиковой бутылки, стоящей у самого костра.

Кристина удивленно смотрела на происходящее.

Девочка не сказала ни слова. Она съела два бутерброда с таким аппетитом, словно ничего вкуснее не существовало, выпила полбутылки чая, а потом закрыла глаза, уткнулась носом в плечо Гоше и задремала. Все произошло так быстро и естественно, словно так всегда и должно было происходить.

– Тсс… – сказала Кристина, наблюдавшая за этим, – сейчас… еще немного и пойдем. Слушай.

Гоша прислушался. Ветер шумел в деревьях. За пределами круга света, шелестело что-то странное. Время от времени редкий лист пролетал над ним и улетал назад, в темноту. Пламя извивалось, отбрасывая причудливые тени на окружающее. От ощущения присутствия пощипывало кожу на затылке, словно кто-то касался волос или дышал ледяным дыханием ему в шею. Гоша не оборачивался, но чувствовал, что оно, чем бы оно ни было, есть и ждет, чтобы он обернулся. Тогда-то оно станет реальным и сможет войти в круг света.

Кристина склонилась над ветками, лежащими у ее ног и, собрав их в охапку, бросила все что было в костер. Через секунду поднялся ветер, взметнув пламя вверх, обдав горячим воздухом и осветив мир так, что Гоша перестал что-либо видеть, кроме яркого пятна. Лицо пекло.

А когда, наконец, зрение вернулось, то вместе с ним пришло и осознание: то, что находилось позади него – ушло.

Они вдвоем допили чай. Кристина засунула пустую бутылку в огромный карман полупальто-полукофты, в которой была, подняла спящую девочку на руки и понесла домой, оставив костер догорать.

Гоша последовал за ней.

Так они дошли до двора. Молча вошли в подъезд. Поднялись на второй этаж. Никто их не остановил.

– Спасибо, – сказала, наконец Кристина, – вот почему Тощий Бок и выбрал тебя. По другому и быть не могло.

И пошла дальше наверх, к чердаку, больше ничего не объяснив.

– Уже десятый час, – сообщила мама, когда Гоша войдя в квартиру, заглянул в ее комнату, – где пропадал?

Но, не получив ответа, лишь сказала, чтобы он не задерживался, поцеловала в лоб, не обратив внимания на запах костра, и сообщила, что ему пора спать.

На следующий день Гоша заболел и пролежал дома целых три недели. Это было даже хорошо, причем не столько оттого, что он не видел своих одноклассников столько времени – мама обнаружила пропажу куртки только утром, но не стала сильно ругать больного сына.

Он видел из окна, как Старшая По Дому Уборщица возмущалась, когда обнаружила следующим утром кострище «в двух шагах от нашего дома».

– Нас чуть было не спалили бомжи, – говорила она Жене Механика, вышедшей по своим делам на улицу.

– Куда смотрит Дворник, – эхом откликнулась та, а после рассказывала об этом маме Гоши.

Дворник был изловлен и приговорен лазить по всем кустам сквера в поисках бомжей. Никого, естественно, не нашел, только поднял панику среди собак. Дело закончилось тем, что он взял лопату и забросал кострище землей, чтобы Старшей По Дому оно не резало взгляд.

– Это вообще не моя территория, – ворчал он мусорному гоблину, – и уж точно не ее.

Карл понимающе кивал.

Первая весна

В конце весны Кристина ушла также незаметно, как и появилась, безо всяких предупреждений. Девять месяцев она и Гоша общались, а потом вдруг оказалось, что ее в доме больше нет.

– Она всегда так делает, сколько помню, – сказал Карл, – и всегда возвращается осенью. Не переживай, ничего с Кристиной не случится.

По этому поводу Гоша как раз не переживал. Кристина была не из тех, с кем может случиться что-нибудь плохое. Он чувствовал себя обделенным. Общая тайна, как он считал, о которой не знали другие жильцы дома, располагала к доверию. Как минимум, Кристина могла предупредить Гошу о том, что уйдет. Ей, в отличие от него, это не составило бы труда.

– Летом меня не будет, но осенью мы с тобой непременно встретимся, – вот и все, что ей нужно было сказать.

Но Кристина исчезла молча, как будто ее и не существовало и получалось, что все то, что Гоша делал – носил ей еду, помогал убираться на чердаке, искал на соседних помойках нужные вещи и тайком приносил наверх, все это было недостаточно для того, чтобы просто предупредить.

А Гоша уже считал себя полноправным участником всех Кристининых дел.

Первая осень

Та девочка была лишь первым из посетителей. Кристина, как выяснилось, содержала на чердаке ночлежку для разных людей, встречала их, кормила, укладывала спать и провожала. Чаще всего дело происходило ночью, то ли для того, чтобы не беспокоить жильцов, то ли Кристинины посетители предпочитали передвигаться по городу ночами.

Гоша же по ночам должен был спать в своей комнате, так как мама, все-таки, в это время находилась за стенкой, но он часто просыпался, подходил к окну, растапливал дыханием корку льда на стекле или протирал выступившую на нем влагу и смотрел, как Кристина стоит на детской площадке и ждет гостей. Или общается с ними.

Одной ноябрьской ночью его заметили. Кристина стояла и говорила с двумя взрослыми а третий, поменьше, вероятно их сын, в это время разглядывал окна и, поймав Гошин взгляд, помахал ему рукой.

Гоша приставил к подоконнику стул, залез и открыл форточку, махнув через нее. Потом стул сломался. Он был старый, появился в Гошиной жизни еще со времен второго класса и мальчик неоднократно качался на нем, так что это было естественным концом, лучшей смерти стулу и придумать было нельзя, хотя мама все равно не оценила.

Следующим утром, выходя из квартиры, Гоша увидел лежащую на коврике у двери странную штуку, размером с половину ладошки, сплетенную из веточек и узкой алой ленточки. Штука легко помещалась в карман. Он вернулся, положил ее в стол и после пошел в школу.

– Ну что ты за человек такой? – фыркнула Кристина, когда Гоша, вернувшись и поднявшись на чердак, показал ей находку, – притягиваешь к себе людей. Тебе нравится быть в центре внимания, да?

Учитывая, что тремя часами раньше один одноклассник, зачерпнув воды из лужи чьим-то выброшенным ботинком, плеснул ей в Гошу, тот имел свое мнение насчет центра внимания.

– Носи с собой, – добавила Кристина, – хуже точно не будет.

Гоша носил этот амулет целых два месяца и все это время одноклассники обходили его стороной, найдя других жертв для своих шуток. Потом мама обнаружила его, когда собиралась постирать Гошины джинсы и выбросила, причем так умело, что Гоша, облазив все мусорные контейнеры, так и не нашел свой амулет, лишь зря пропах испорченными продуктами, выброшенными Ученым после того, как тот купил новый холодильник.

На следующий день, на уроке физкультуры, в Гошу бросили баскетбольным мячом, попав в лицо и оставив огромный, похожий румянец, синяк на щеке. Все вернулось на круги своя.

Первая зима

Как-то раз Гоша, возвращаясь из школы и проходя через сквер, несмотря на все запреты мамы после разговоров о бомжах и собаках, повстречал на том самом месте, где был костер, старика с редкой но длинной седой бородой, одетого в клетчатое пальто. На голове у него сидела старомодная шляпа, а в руке он держал трость из черного дерева с набалдашником в виде головы слона. Старик выглядел крайне обшарпанным, словно вышедшим прямо из прошлого века. Он не имел ничего общего с современными молодящимися стариками в трико и бейсболках и, похоже, его это совсем не смущало. Трость же, на фоне невзрачного внешнего вида, выглядела настоящим сокровищем. Если бы старик прошелся по улицам, то на него непременно бы все оборачивались. В сквере же, кроме Гоши, не было никого и оценить такую эпатажность было больше некому.

– Скажи мне, ребенок, – сказал он, когда мальчик подошел поближе, – где-то здесь есть гостиница? Мне говорили о ней.