Бремя версий

Игорю стало жалко своего немолодого свидетеля. У него самого тоже весь день наперекосяк. Вспомнились и свои, недоделанные из-за выезда, дела. А их немало, и никто другой их за него не сделает.

Игорь набрал в мобильном телефоне номер начальника угрозыска Куницына и решительно начал:

– Женя, помощь твоя нужна! Тут нужно Петровича, ну, свидетеля Иванова, в Стеблево доставить, выручай!

Куницын начал вяло уклоняться от дополнительной заботы, а потом вдруг сообразил:

– Знаешь, у меня Ковтун, участковый тут завис. Ему всё равно в те края ехать. Давай, присылай деда. Ковтун его отвезёт.

Игорь объяснил Петровичу, как найти кабинет Куницына и тот, поблагодарив и попрощавшись, ушёл.

Игорь откинулся в кресле и посидел с закрытыми глазами, а потом резко встал и отправился в следотдел строчить бумажки.

Освободился он поздно и пешком пошёл домой. Уже совсем стемнело. Кое-где сквозь листву проглядывали уличные фонари, которым удавалось осветить только небольшой пятачок вокруг столба. Игорь любил ходить этим привычным путём. Особенно хорошо было в начале лета, когда цвели липы, двумя тесными рядами, стоящие вдоль всей асфальтированной дороги. Аромат липового цветка волной накрывал проходящего у дерева, а потом немного ослабевал, пока не поравняешься со следующей благоухающей кроной.

Идти до дома приходилось минут двадцать. По совету Куницына Игорь снимал однокомнатную квартирку в одноподъездном доме о двух этажах. Его жильё располагалось на первом. Стоило это недорого, тем более что на службе выплачивалась небольшая компенсация за этот наём. Арендодатель, тётенька в годах, обитала в оставшемся от родителей обширном доме, на окраине города у реки, где под рукой и сад, и огород, и луговина для гусей и уток. Свой небольшой доход от квартиры и львиную долю пенсии она посылала своей непутёвой, по её же словам, дочери, куда-то на Украину.

Освещения в подъезде не имелось. Игорь поначалу вворачивал лампочки, он они сразу исчезали. Он сначала было пошёл на принцип, и покупал, чуть ли не через день, новые. Но и они исчезали. Стало понятно, что в таком темпе следовательский оклад не выдержит покупку даже сорокаваттных осветительных приборов. Игорь сдался и теперь находил замочную скважину в темноте просто наугад, научась это делать в одно движение руки, чем даже втайне гордился.

Игорь родился и вырос в Москве, там и сейчас жили родители и младший брат. Там был его настоящий дом. Игорь проучился пять лет на юрфаке, отслужил в армии и никак не планировал куда-то уезжать из родного города, но оказалось, что вакантных должностей следователей в главном управлении следственного комитета по Москве нет, а в области нашлось место только в Калашине. Игорь согласился и сейчас не жалел. Как-никак он устраивал свою судьбу сам, без покровителей и поддержки, если не считать небольшие суммы от родителей, которыми он затыкал бреши в своём бюджете.

Правда, в Москве оставалась Ирина, с которой дружили ещё в школе. Эти чувства переросли в любовь, которая уже год подвергалась испытаниям из-за ста пятидесяти разделяющих их километров. Выручала пока мобильная связь. Они переписывались по нескольку раз день, но сегодня для смс было уже поздновато.

Игорь просто завалился спать без всяких сновидений, установив будильник в телефоне на семь утра.

5

В светлом сосновом лесу недалеко на запад от Москвы на исходе этого знойного летнего дня дышалось как-то особенно легко.

Небольшой коттеджный посёлок умело расположили у кромки небольшого лесного озера, от которого в этот поздний час исходила ощутимая свежесть.

Несмотря на близость воды, комары не досаждали. Может быть, им препятствовал смоляной запах сосен, а вернее всего тот химический состав, которым люди в противогазах каждую неделю обрабатывали прибрежную осоку.

Такие тонкости уходили от внимания немногочисленных обитателей посёлка.

Главы семейств по утрам на лимузинах с персональными водителями отправлялись в Москву руководить компаниями и банками, возвращаясь только к позднему вечеру.

Их жены на изящных машинках к середине дня упархивали по своим важным косметическим делам или на шопинг. Детки под присмотром нянек выпасались на разноцветной игровой площадке, а тех, что постарше отвозили или в школу, или на спортивные занятия.

Словом, хорошо текла жизнь. Гладко.

Растаявший в дневном солнечном пекле мегаполис оставался где-то в отдалении. Выхлопные газы, сутолока метро и плотные людские потоки, конечно, существовали, но это там, далеко, где этому и положено быть.

В это неспокойное море приходилось ежедневно нырять, чтобы заработать деньги, продвинуться, преуспеть.

За это преуспевание мегаполис исправно поставлял в посёлок снедь в красивых упаковках, нарядные бутылочки и прочие гастрономические радости, словом всё то, что нужно для правильного отдыха и восстановления затраченных сил.

Да и, слава Богу, что отдыхать стало можно здесь, у себя. Немыслимо же каждый день улетать на Ривьеру или к Женевскому озеру. Не налетаешься, да и не поймут.

Так что этот самый правильный отдых и протекал сегодня в усадьбе главы финансовой корпорации Валерия Анатольевича Черкасова.

Приглашенными на суаре оказались две соседские семейные пары. Жена Черкасова развлекала их разговором под лёгкие закуски и тяжелые напитки. Компания расположилась под навесом у бассейна, откуда доносился оживленный разговор и иногда слышался смех.

Сам Черкасов, принеся тысячу извинений и сославшись на неотложные дела, коротая время до ужина, посиживал в глубине балкона второго этажа. По правде говоря, дел у него не было, просто хотелось посидеть одному, поцеживая виски и покуривая гаванку. Другие сигары Черкасов отвергал, хотя внятно объяснить почему, вряд ли бы смог.

Кубики льда мягко позванивали в широком хрустальном стакане, на кончике сигары постепенно образовывался плотный цилиндрик серого пепла, и мысли уходили в какие-то неожиданные, но приятные сферы.

Видимо на Черкасова так синергически, говоря модными словами, действовали алкоголь и никотин.

Усмехнувшись про себя, он вспомнил, что у Чехова для обозначения таких состояний применялось выражение «парить в эмпиреях».

Взор Черкасова упирался в сгущающуюся синеву неба. На темном фоне контрастно выделялись легкие белые облачка, нижний край этой идиллической картины оттеняли почти чёрные зубцы верхушек сосен. Лёгкие, слегка ощутимые, движения вечернего воздуха доносили смоляные запахи и слабые шорохи окружающего дом леса.

Но напрасно, в оправдание своего отсутствия, он сослался на вымышленные дела. Дела его и настигли. Сначала он услышал звук подъехавшей машины. При этом звонков от охраны посёлка с вопросом: «Пускать, не пускать», не поступало, значит приехал кто-то из своих. Потом вошла горничная, и сообщила, что приехал начальник его службы безопасности Сергей Гапоненко.

– Он что позвонить не мог? – пробурчал недовольный Черкасов, – ладно, зови его сюда.

Всё очарование вечера улетучилось, как сигарный дым. Во рту остался только горьковатый торфяной привкус недешёвого виски.

Гапоненко вошел на балкон и, повинуясь жесту шефа, расположился в кресле, напротив.

– Ну и …? – Черкасов приложился к стакану, не предлагая выпить Гапоненко.

Гапоненко выпрямился в кресле, слегка наклонился к Черкасову и начал говорить:

– В общем, всё пошло не так. Эти придурки только недавно со мной связались. Короче, они в него стреляли, но тот дал по газам и уехал. Его «Гелендваген» они не нашли. Поэтому флешку забрать не удалось.

– Так он живой?

– Не знаю, выясняем. Утром получу более точную информацию. Мы все свои связи в органах и у братков задействовали.

– Гапоненко, это прокол. Это твой косяк и ничей больше. Где ты этих горе-стрелков откапываешь только? Смотри, чтобы никто ничего не вякнул. Все давай, не рассиживайся и своих всех напряги. Жалко гости у меня, а то я тебе долдону проще бы всё объяснил. Давай, топай.

После ухода Гапоненко Черкасов обнаружил, что сигара погасла и теперь издавала зловоние табачной золы, лед в стакане растаял, и образовавшаяся там желтоватая водица больше не щекотала нёбо и не радовала.

Вечер оказался совершенно испорчен, а проблем добавилось.

6

Следующий день погодой не порадовал. С утра сеял меленький дождичек, обещая затянуться до вечера. Сразу похолодало.

В помещениях морга и в солнечные дни особенного уюта не было. На полу и стенах тусклая голубая плитка, окна до половины закрашены белой краской. Известковая побелка на потолке в желтых кругах от постоянных протечек.

Яркая лампа над секционным столом освещала место работы Реброва, который привычно орудовал хирургическими инструментами.

Игорь стоял чуть поодаль, держа в правой руке диктофон. Хотя все происходило с его участием далеко не первый раз, его поколачивала какая-то нервная дрожь, и ладонь взмокла от пота.

Он внимательно слушал комментарии Реброва, машинально приближая к нему диктофон в начале каждой реплики.