С улыбкой трупа

Но пока еще ничто не закончено.

И от этой мысли черная туча на душе рассеялась, и над пустырями души показалась невозмутимая, но светлая Луна.

***

Бараш знал адрес, несколько примет и что примерно сделал этот гад.

Про самого Бараша сложно сказать что-то конкретное. У него совершенно неприметная пролетарская внешность, короткая стрижка, типовые куртка и штаны. Это один из тех неопределенно молодых парней, которые едут с вами в одном автобусе и забываются, стоит отвести от них взгляд.

Но в его занятии эта незаметность была преимуществом.

До Чижей пришлось ехать утомительно долго, почти через весь город. Вез его знаменитый автобус ЛиАЗ-677, он же «Луноход». Как обычно, звякали вечно изношенные подшипники карданного вала, и казалось, что под полом перекатываются бутылочки.

Столичные панорамы утомляли. На открытках про счастливую жизнь социалистического общества из детства город казался совсем другим. Залитые солнцем проспекты, новые микрорайоны, сияющие витрины всякого соцкультбыта – там было что показать с выигрышной стороны. Но все поменялось, погода испортилась. Да и маршрут, как назло, пролегал через какие-то индустриальные гребеня – то пустыри, то унылые кварталы, то бесконечный забор завода высокоточных шестерней. Бараш уже думал, что никогда не доедет, когда вдруг заблестела под солнцем гладь огромного водохранилища.

Приехали.

Потом он долго искал нужный дом. А потом чуть не столкнулся с объектом, когда тот выходил из подъезда.

Тот не особо обратил внимание на случайного встречного. Просто шагал через двор к магазину, и каждый шаг отдавался между домами звонким эхом.

Бараш отметил, что дверь в подъезде простая, деревянная. Металлических дверей в этом районе пока еще не появилось. Люди действительно думают, что преступность – это только пьяные дебоши.

Скоро они узнают об этом больше. А пока Бараш неторопливо побрел следом, просто чтобы разведать местную обстановку.

В полутемном магазине с типовым дурацким названием «Живинка» хватало пестрых новомодных упаковок с английскими буквами, но духота здесь царила, родная, советская.

Он купил одну серебристую баночку пива с незнакомым английским названием и улыбнулся воспоминанию, которое много для него значило. А когда вышел, выпил ее прямо перед магазином и аккуратно утрамбовал в переполненный мусорный бак.

Баночка была симпатичная – ртутно-серебристая, с черными надписями, вполне годилась бы в коллекцию ценителя. Но Барашу было важно ощутить, что деньги у него водятся. А еще – не оставить лишних следов.

Так что он и расплачивался, и даже пил из банки, не снимая перчаток.

Потом он, не особенно торопясь, снова зашагал к новому дому. Он не торопился и не стал даже натягивать капюшон.

Едва ли этот мудень будет высматривать его в окно. А если и будет – это никак ему не поможет.

Бараш зашел в подъезд. Лифта в пятиэтажке не было. Наверх уходили ступени, а справа был неизбежный закуток в пространстве под следующим пролетом, куда вечно ставят всякий хлам. Но в этом закутке не было даже хлама.

Там он и встал. И принялся ждать.

Это было ужасно тупо. Но намного надежней, чем ждать на лестнице. Люди будут ходить без толку, какая-нибудь бабка пристанет с вопросами. А тут, в закутке, можно хоть вечность простоять, и никто даже не заметит, все будут мимо ходить. Если кто и заметит, всегда можно сделать вид, что просто дорогу уступаешь.

Во время такого ожидания полагается курить, множить под ногами бычки, похожие на скрюченных белых опарышей. Бараш не курил, пронесло его мимо этого. Потому-то ему и поручили это непростое задание.

Ничего, рано или поздно он выйдет снова. Человек рано или поздно выходит из дома, где живет, – и рано или поздно в этот дом возвращается. Поэтому в городе если ты знаешь, где живет человек, – ты знаешь про него все.

Снаружи постукивал дождик – неторопливо, словно пальцами по столу. Даже здесь, в подъезде, держался запах мокрого асфальта.

Он выйдет, обязательно выйдет. Еще до наступления темноты. А даже если и после – тем лучше. Незаметность будет Барашу только на руку.

Шаги. Гулкие шаги вниз по лестнице. Будет хорошо, если это он. А если не он, то еще подождем.

Он! Как это любезно с его стороны – спуститься сразу.

Тонкие, бабьи ноги в тесных джинсах, слишком потертых, чтобы быть модными. Та самая куртка с опущенным капюшоном, тащит в руках какой-то мусор.

Промелькнул мимо, даже не посмотрев в его сторону, и вышел, хлопнув дверь.

Дело, конечно, не в дожде. Он просто пытается спрятаться от этого мира, который всегда будем ему врагом.

Конечно, этот мир – враг для всех нас. Просто большинство этого не замечает или хотя бы старается не замечать. У большинства получается – поэтому они так удивлены, когда жизнь все-таки решает ввалить наконец им лопатой по макушке.

А вот этот уже все понял. И знает, что ввалит. Просто не знает, как скоро это случится.

Бараш досчитал, как положено, до десяти. И тоже вышел следом. Как будто он тут и ни при чем.

Да, объект ничего не заметил. Все так же тащил свой мусор к и так переполненным бакам. Мусор не вывозили уже неизвестно сколько, так что теперь это были даже не баки, а скорее, какие-то металлические кубы, словно остатки погибшей цивилизации, которые торчат из-под мусорных гор.

Бараш шагал следом, ступая как можно тише. Хорошо, что кроссы надел, подошвы мягкие.

Барашу почему-то хотелось позволить объекту выкинуть этот хлам, чтобы последнее дело окончилось успешно.

Он по-своему уважал этого дурика. За кем попало его не пошлют.

Вот мусор рухнул в гору и сразу слился с прочим мусором. И в то же мгновение Бараш выстрелил ему в спину.

Целиться почти не пришлось. Между ними было не больше десятка шагов.

Объект дернулся, и в районе загривка начала расползаться темная клякса. Но он пока еще держался, так что Бараш выстрелил еще и еще – и объект все-таки рухнул, бесшумно, рожей прямо в мусор.

Бараш шагнул еще ближе и прямо в затылок капюшона всадил последнюю, контрольную пулю – чтобы и не смог что-нибудь разболтать сквозь агонию. Бараш уже отлично усвоил, что люди порой умирают очень долго и мучительно. Едва ли в его предсмертном бреду окажется что-то полезное для следствия, но просто не хотелось, чтобы уважаемый им объект сильно мучился.

Швырнул ствол в мусорную кучу и спокойно зашагал прочь, где в щели между домами виднелись проспект и кусочек автобусной остановки.

Ствол, конечно, неплох, но совсем не хотелось, чтобы карман пропах порохом. И улика лишняя, и нюхать неприятно.

***

Черский сразу опознал выстрелы, непривычно гулкие в пролете двора, – сказался боевой опыт. С оледеневшим сердцем он поднял взгляд и просто посмотрел в окно кухни.

Он предчувствовал то, что увидел. И в то же время до боли хотел оказаться неправым. Ну не может же человек так точно угадывать! Ну не может же быть дело всем исключительно до него! Куча людей вокруг…

Но он, увы, угадал.

Нэнэ – в его куртке, почти его роста и в своих любимых унисексовых джинсах – лежала ничком на кучи мусора. И само ее тело было теперь не больше чем мусором. Он сразу это понял, даже с такого расстояния, хотя толком не мог разглядеть даже вытекавшую из-под нее черную лужу крови.

Вот оно и закончилось.