В тишину отправленные

Пыхайло: – Понял! Да я вспомнил про этого самого Сизифа. Примерно так же идут переговоры о прекращении гражданской войны в нашем государстве. Но не пряже ли было сказать, что это, к примеру, мартышкин труд?

Ирина Трофимовна: – Мартышкин труд на данном этапе исторического развитие уже совсем другое.

Пыхайло: – Ясно, Ирина Трофимовна. Умница ты моя! Но, запомни, что ни одна чёрная заокеанская мартышка не будет тут хозяйничать. Никогда! Пусть в своих резервациях наводит порядок! Допрыгается – отрубим нос по самые помидоры! (пауза). А ты вот тоже… детектив читаешь. На кой хрен он тебе нужен?

Ирина Трофимовна: – Это не детектив, Игнат, а красивый роман о верной и вечной любви.

Пыхайло: – В мире зла и ненависти смешон и нелеп роман о любви. Впрочем, сказки, наверное, нам строить и жить помогают. Как пелось в давнишней глуповатой и диковатой песне.

Ирина Трофимовна: – Там совсем другие слова. «Нам песня строить и жить помогает».

Пыхайло встаёт и ходит по комнате.

Слышатся стоны, и скрип половиц. Тут же звуки смолкают.

Пыхайло: – Погоди, Ирина Трофимовна, закончится, скоро, прямо скажу, гражданская, братоубийственная война, – и мы вылечим нашу избу. У меня достаточно силы в руках. Будет ей новая крыша, и добротные стены. Понятно уже. Это стонет наша раненая изба. Я тоже явственно слышу эти стоны. Но, в принципе, вокруг почти тишина.

Ирина Трофимовна: – Но, прямо, великая радость! Нас, наконец-то прекратили бомбить. В тебя, Игнат, перестали на какое-то время швырять снаряды и мины, и ты уже рад, как юный кролик перед совокуплением. Как мало надо человеку для счастья! А что потом? Всё, что нас ждёт, впереди просто и страшно. Потом, через полчаса или час в нашей избе снова будут взрываться ракеты, снаряды, мины! Мир сошёл с ума!

Он подходит к ней, прижимает её голову к своей груди.

Пыхайло: – Не надо унывать, Ирина Трофимовна, жена моя, раскрасавица! Ведь нам с тобой опять повезло, мы снова остались живы (садится рядом). А мир всегда был сумасшедшим. Закончится война, и тогда…

Ирина Трофимовна: – Закончится нынешняя война и начнётся другая. Там, где самые близкие люди, по чьему-то дьявольскому приказу вдруг возненавидели друг друга и стали уничтожать, уже не обойтись без войны и ненависти.

Откладывает книгу в сторону.

Пыхайло: – Проходит время – и раны зарастают, и жизнь продолжается.

Ирина Трофимовна: – Не все, Игнаша, раны лечатся и зарастают. Многие смертельны или гниют до самого гроба. А те, что излечимы, оставляют шрамы. После второй мировой войны, после разгула фашизма ничего не забылось. Невозможно забыть. И сейчас ведь… то же самое. Даже более жестокие времена.

Пыхайло (встаёт, опять ходит по комнате): – Ты права, как всегда, Ирина. Похоже на то, что и сейчас нас уничтожают, именно, фашисты. А ведь они такие же люди, как и мы. Внешне, по крайней мере, подобие наше. Но кто-то же им вот нахально внушил, что мы – люди второго, а то и… третьего сорта. Именно поэтому мы и подлежим уничтожению. Конечно же, мир сошёл с ума! Я буду повторять эту фразу везде и всюду, если останусь в живых. Людей зомбировали бесы и черти, люди заболели, и никак не могут излечиться, Они уже не способны понять пустоту кровавой суеты и собственно мнимой, какой-то, великой значимости. Вот они и убивают нас для того, чтобы утвердить… себя.

Ирина Трофимовна: – Да и не себя даже, а дешёвых зарубежных улыбающихся тварей и недоумков. Другого определения я представителям этой гнусной культуры я дать не имею права. Не заслужили! Не раньше, не сейчас… Я допускаю, что существуют наглые твари, садисты, идиоты, подонки… Ну, ни до такой же степени! Ведь болезнь под названием «фашизм» может стать неизлечимой и очень заразной. Любой «птичий грипп», по сравнению с ней, семечки.

Встаёт с места, подходит к печке переставляет с места на место кастрюли, чугунки, чашки. Снова садится.

Пыхайло: – Фашизм будет пострашней и покруче вируса Эболы. Я не преувеличиваю, Ирина. Ты сама всё видишь, всё испытываешь на себе.

Ирина Трофимовна: – В такое даже поверить невозможно. А ведь с нами это происходит наяву. Представь себе, Игнат, что это не сон! Здесь реальность. Мы – жертвы чьих-то желаний самоутвердится за счёт пролитой человеческой крови. Нас убивают наши недавние друзья и знакомые! Да что знакомые! Родственники! Расстреливают, полуживыми сбрасывают в ямы, пытают, методично уничтожают. Какой-то за всем происходящим стоит дьявольский математическиё расчёт! За что же нас убивают, дорогой и непутёвый мой муж, Игнат Сидорович?

Пыхайло: – Если бы я знал, Иришка, почему и зачем они это делают, по какой причине они стали такими. Я не знаю.

Ирина Трофимовна: – Ты же умный. Ты уголёк добываешь, мастер, проходчик. У тебя, в конце концов, как и у меня, высшее образование. Но не в образовании и учёных степенях дело. Знавала я академиков и всяких членов-корреспондентов с мышлением, как у болотной цапли. Неужели они не понимают, что смешны. Да чёрт с ними! Мусора всякого кругом хватает.

Пыхайло: – Если у нас наркоманы покупают права на вождение автомобиля, то уж учёную степень при деньгах приобрести запросто можно.

Ирина Трофимовна: – То, что не достаётся собственным потом и хребтом, то очень временно и ненадёжно. А ты у меня, Игнат Сидорович, умный и грамотный труженик, добываешь уголёк. Такое радует.

Пыхайло: – Я уже не добываю уголёк. Ты же знаешь, нашу шахту разбомбили, и когда её восстановят, одному господу богу известно. Пытаются ребята что-то исправить, но… бесполезно. Отдохну вот эту субботу, а завтра пойду помогать растаскивать в стороны битые кирпичи и стекла. Но всё гораздо сложнее… Засыпаны землёй даже штольни.

Ирина Трофимовна: – Зачем всё это?

Пыхайло: – Ты же учитель математики, потому и должна понять, что мирных жителей нашего города убивают расчётливо и целенаправленно. Мы – лишние люди.

Ирина Трофимовна: – Игнат, я не дурней паровоза. Я всё понимаю, Просто, принять не могу ни душой, ни сердцем, ни телом… Все здесь лишние. Даже дети. И не только в нашем городе.

Пыхайло: – Когда кто-то, отдельный гражданин, из наших добрых стран обидит ненароком дворовую собачку, покусавшую с десяток людей, то зарубежные экологи трубят на весь мир о нарушении прав животных, о горе и несчастье. А тут купленные за сраные баксы магнаты стирают с лица земли города и сёла. И ведь экологи ничего не видят! Что же это за экология такая?

Ирина Трофимовна: – Да, такая вот, избранная… экология, направленная не только против человека, но и всего живого. Что за выродки придумали такое вот? Где их берут? Женщины ли их рожают?

Пыхайло: – Вряд ли. Это андроиды – искусственные люди, то бишь, просто двуногие. Подобие людей. Их выращивают, как огурцы, в тёмных бункерах безжалостной и жестокой заокеанской фашистской страны.

Ирина Трофимовна: – Когда установками «Град» снесли с лица земли нашу школу, мне пришлось забыть о том, что дважды два – четыре.

Пыхайло: – Я представляю твоё состояние в тот момент, Иришка.

Ирина Трофимовна: – Я устала лить слёзы, потому что вытаскивала из-под обломков трупы своих учеников: круглых пятёрочников и двоечников. Какая мне разница! Я их всех любила, старалась быть для них, хотя бы, классной матерью. Теперь вот вспоминаю их окровавленные лица, раздавленные кости, оторванные руки и ноги, а то и – головы, и казню себя за то, что была к ним очень строга.

Пыхайло: – Понятно. Ты же – их классный руководитель.

Ирина Трофимовна: – Какой я руководитель? Что говоришь? Нет больше моей школы! Её не существует в природе. Я тоже, как и ты, почти раздавленное и жалкое существо. Как наша умирающая изба, которая ещё цепляется за жизнь, а потому и стонет. Так вот и скажи мне.

Пыхайло: – Что тебе сказать, моя родная? Я не знаю, что и промолвить. Просто, нет таких слов, какие могли бы поведать о моём состоянии. Я совсем скоро боду рычать от злобы, горя и обиды. Разучусь говорить.

Слышатся стоны и скрипы половиц и тут же смолкают.

Ирина Трофимовна: – Скажи мне, за что убивают нас на нашей собственной земле, в наших домах. Молчишь? Тебе нечего сказать. Похоже, что ты скоро и в правду разучишься говорить. Ведь мы хотим жить в мире и согласии. Мы ничего не требуем от тех, кто кровавым путём пришёл власти. Что ж им от нас надо?

Пыхайло: – Не впадай в безумство, Ира! Я же тебе сказал, что не ведаю о том, что за звери напали на нас и почему. Разве мы с ними не одних кровей? Им в одночасье стали ближе и родней бандиты и разбойники, привыкшие не безбедно существовать за чужой счёт.

Ирина Трофимовна: – Мы ведь согласно просто жить, иметь еду и одежду, растить детей… Нам ведь не нужны не крутые яхты, ни дворцы, ни миллиарды долларов. Нам просто надо жизнь. И мы ведь с тобой не воюем в этими бандитами, дети и старики с ними не ведут войну. А эти звери обстреливают даже родильные дома. А ты и я – мирные жители. Так почему же нас убивают? Скажи, мне мой муж и защитник!

Пыхайло (ударяет кулаком по столу): – Ты заладила одно и то же! Да если б я знал! Ох! Если бы я только знал, Иришка, почему и зачем они это делают.

Ирина Трофимовна: – Ничего бы не изменилось, даже если бы ты что-то знал. Ровным счётом, ничего.

Пыхайло: – Ведь даже фашисты той давней войны не были такими жестокими и тупыми. Они не убивали своих. А если и делали это иногда, то не издевались над своими жертвами (пауза). Не пойду я больше ни на какую шахту. Дорога мне выпадет совсем в другое место.

Ирина Трофимовна: – Я поняла. Ты решил вступить в народное ополчение. Ты знаешь, я не стану тебя отговаривать.

Пыхайло: – Почему?

Ирина Трофимовна: – Я тоже пойду с тобой. Видать, нынче и женщинам, и даже детям выпала такая доля… Нет, скорей, не доля, а святое право защищать родную землю от нацистов и уголовных элементов. От всякой мрази. Нет!

Пыхайло: – Но зачем тебе-то? Ты ведь женщина.

Ирина Трофимовна: – В их рядах немало и женщин. Совсем не простых, а доведённых до отчаяния. Теперь защищать от интервентов и захватчиков свою Родину – мой долг!