Борейко торжественно принес Жуковскому извинения по поводу своей утренней выходки.
– Вы бы, Борис Дмитриевич, поменьше пили, право, лучше было бы. И вам извиняться не приходилось бы, и мне вас журить. А то смотрите, что натворили: артельщика избили… – стал капитан перечислять преступления поручика.
– Поделом, – вставил Борейко.
– Кашевару зубы выбили…
– Так ему и следует.
– Фельдфебеля чуть не до смерти изувечили.
– Давно до него добирался.
– Своего денщика изранили.
– Грешен. Не помню, как это и произошло. Каюсь и казнюсь. Зря его обидел.
– Лучше бы вы обо всем мне доложили, я бы все разобрал и уладил.
– Я, Николай Васильевич, много раз вам говорил, что у нас артельщик вор, что его покрывает фельдфебель, а вы мне не верили, требовали доказательств, и я отправился сегодня утром их добывать. Заодно и расправу тут же учинил.
– Я вас, Борис Дмитриевич, вместе с Сергеем Владимировичем прошу сегодня же проверить книжки артельщика, а то я в них давно не заглядывал, руки не доходили, – предложил Жуковский.
– Слушаюсь! Сейчас же пойдем в канцелярию, – ответил Борейко и вместе с Звонаревым направился к двери.
У входа в канцелярию они увидели человек десять солдат, стоящих с полной выкладкой под ружьем.
– Это еще что за почетный караул? – воскликнул поручик, глядя на наказанных.
Хмурые, недовольные лица солдат просветлели.
– Здорово, орлы! – гаркнул Борейко.
– Здравия желаем! – вразброд ответили солдаты.
– Ты за что стоишь? – обратился Борейко к стоящему на правом фланге бомбардиру-наводчику Кошелеву, лучшему наводчику в роте и своему любимцу.
Кошелев, благообразный, солидный солдат из сибиряков, засмеялся.
– Так что, ваше благородие, чихнул на штабс-капитана.
– То есть как это чихнул?
– Штабс-капитан позвали меня к себе, я подошел, а тут чох на меня напал, малость на их попало, они и дали мне десять часов под винтовкой.
– Та-а-ак! На начальство, говоришь, начхал. Я, брат, сам часто на начальство чихаю, но делаю это с оглядкой к тебе впредь советую. Ступай в казарму.
– Покорнейше благодарим, – обрадовался солдат, снимая винтовку с затекшего плеча.
– А ты за что? – спросил Борейко у следующего.
– Плохо посмотрел на штабс-капитана, ваше благородие, они и рассерчали – стань, грит, дурень, на восемь часов под винтовку.
– Как же ты на них посмотрел?
– Вестимо как, ваше благородие, абнакновенно.
– А ты знаешь, что по уставу полагается «есть глазами начальство», а ты – «абнакновенно». Следующий раз, как штабс-капитана увидишь, так не только ешь, а грызи его прямо глазами. Понял? Ступай.
Солдаты совсем повеселели и ждали своей очереди.
– Ты за что? – спросил Борейко у третьего.
– Без портупеи до ветру пошел, а штабс-капитан увидел.
– Что же ты, разгильдяй такой!
– Так, ваше благородие, до ветру все одно портупею снимать надоть.
– Там и портки скидать приходится, так ты и пойдешь до ветру голозадым, дурья ты голова? – под хохот солдат сказал поручик. – Аида все в казарму! – приказал он.
Солдаты с веселыми шутками побежали в казарму.
– Чиж на тебя в претензии будет, – предостерег Звонарев.
– А мне наплевать на него.
– Это же подрывает его авторитет у солдат.
– Да у него давно никакого авторитета нет. Сам его подорвал своей трусостью и глупыми взысканиями. Солдат, брат, нас всех насквозь видит лучше, чем мы друг Друга.
В канцелярии Борейко потребовал у Пахомова книжку артельщика, где записывались все расходы по артельному хозяйству.
– Ну, Пафнутьич, – обратился он к старшему писарю, просмотрев тетрадь, – говори прямо: сколько украли?
– Что вы, ваше благородие, мы этим не занимаемся, – с возмущением ответил Пахомов.
– Посмотрим.
Звонарев стал читать статьи расхода по книжке, а Борейко просматривал соответствующие счета.
Когда чтение было окончено, поручик аккуратно стал выдирать из пачки сшитых документов отдельные счета.
– Ваше благородие, что вы делаете? – испугался писарь.
– Подложные счета выбираю, – буркнул Борейко. – Пиши, Сережа, при проверке обнаружено наличие фальшивых счетов на… сейчас на счетах прикину – рублей семьдесят шесть, копеек двадцать.
– Да какие же они фальшивые? – взмолился Пахомов.