Красная машина

Но из песни слов не выкинешь. Эстетическая необходимость в прелюдиях к спортивным состязаниям только возрастала.

Возьмите Олимпиады, возьмите чемпионаты мира по футболу… Церемонии открытий все более искусно театрализуются, костюмируются. И каждое последующее соревнование по художественному уровню превосходит предыдущие…

3

У Каверина в «Двух капитанах» зимою одного из ранних двадцатых годов герой-детдомовец приходит с девочкой Катей на каток – и видит, что лед сильно изрезан: тренировались хоккеисты.

Хоккей – русский, как тогда и долго потом его называли, – существовал на глазах зимнего футбола, и международную встречу провели на ленинградском льду в феврале двадцать седьмого гада. Сборная РСФСР выиграла 11:0 у рабочих-хоккеистов из Швеции.

Но ведущими жанрам русской зимы по-прежнему оставались коньки и лыжи.

Конькобежцы по инерции продолжали выступать на международной арене.

Впрочем, нельзя сказать, что и остальные спортсмены при советской власти сразу и напрочь отгородились от остального мира. Отгородились, если быть точными, от буржуазного мира. Причем, как принято считать, по инициативе самого того мира и отгородились. Страны, правительства которых были против большевистского строя, противоречили бы себе, соревнуясь с грозящими им самозванцами. Вместе с тем буржуи уже тогда дорожили демократическими ценностями. И вовсе не бывали строги с запретами посостязаться с большевиками тем наивным своим соотечественникам, которые сочувствовали Советам.

Соревнования со спортсменами из рабочих союзов проводились в двадцатые годы регулярно. Никак не скажешь, что атлеты из СССР не бывали за рубежом. А на первую Спартакиаду в Москву приехали более шестисот спортсменов из четырнадцати стран.

Соревнования такого рода проходили под знаком солидарности и товарищества. Но гордость от побед над соперниками, заведомо уступающими в классе нашим чемпионам и рекордсменам, входит в плоть пропаганды.

Маяковский торопится заявить: «Нужен нам не безголовый рекордист. Нужен массу поднимающий спортсмен…» Но массу, надо полагать, «поднимают» победы и рекорды. А тогда какой же резон в требованиях к интеллекту и грамотности спортсменов, обращение к их морали, на чем тот же Маяковский в достаточно прямолинейных агитках настаивает?

Знаменитый остроумец, артист эстрады Николай Смирнов-Сокольский, рассказывая в пятидесятые годы о прошлом, любил говорить: «Это было еще до морального облика». Имея в виду счастливые, как он считал, времена, когда к богеме не лезли в душу с той моралью, что легче осваивалась людьми «из публики», меньше подверженными пагубным страстям.

При всем изначально требуемом аскетизме в больших спортсменах, узнавших вкус широко растрезвоненного чемпионства, немало и от богемы. Но за их моральным обликом следить, пожалуй, стали раньше, чем за обликом актеров, писателей, художников. Они нагляднее представляли страну, соревнуясь с сочувствующими, но все же чужеземцами.

В соревнованиях на первенство Норвежского рабочего союза наши конькобежцы побеждают на всех дистанциях.

Григорий Кушин пробегает десять тысяч метров всего на семнадцать секунд хуже мирового рекорда норвежца Оскара Матисена. А Яков Мельников – первый советский зимний кумир – на трех оставшихся дистанциях показывает результат выше, чем Ивар Баллангруд на чемпионате мира в Тронхейме, разыгравшемся в те же самые дни, что и рабочее первенство.

В конце десятилетка на 1-й рабочей международной зимней Спартакиаде в Осло Яков Мельников обновляет рекорд катка «Бишлет» на десятикилометровой дистанции, а на пятикилометровой снова показывает результат выше, чем у Баллангруда, в том же двадцать восьмом году победивший на Олимпийских играх в швейцарском Санкт-Морице.

И после этого как должное была воспринята победа Мельникова на первенстве мира среди рабочих-спортсменов…

На международной зимней Спартакиаде неплохо смотрелись и лыжники. Дмитрий Васильев из Москвы в гонке на тридцать километров стал вторым, а в горной на семнадцать – первым, ленинградка Варвара Гусева победила на восьмикилометровой дистанции.

Но как-то повелось выше котировать достижения на лыжне политико-пропагандистской.

Начнем с того, что молодые лыжники – бойцы Петроградского военного округа участвовали в подавлении Кронштадтского мятежа. Здесь еще и трагически-спортивный синтез. Адмирал и мастер спорта, воспитанник всевобуча Юрий Пантелеев вспоминал, что лыжникам-карателям предстояла исключительная, с точки зрения «чистого» военного искусства, операция – штурм военно-морской крепости (причем первоклассной крепости!) по льду.

Рекордный тон был задан на все десятилетие – штурм состоялся, напомню, в марте двадцать первого года.

В январе двадцать седьмого года четыре московских спортсмена – Дмитрий Васильев, Борис Дементьев, Александр Немухин и Владимир Савин – финишируют в Осло, заканчивая лыжный переход по маршруту Москва – Хельсинки – Стокгольм – Осло. 2150 километров были пройдены ими за двадцать ходовых дней (среднесуточная скорость – 74 километра).

«Марафонский пробег русских лыжников нанес отрезвляющий удар нашему “самохвальству”, – писали в финских газетах. – Русские уже сейчас доказали, что в СССР показывают в физкультуре достижения, которые достойны оценки в какой угодно стране».

Деловые финны, очевидно, сделали соответствующие выводы: на той самой «незнаменитой войне» во время финской кампании у их бойцов-лыжников было все же преимущество перед нашими.

Между прочим, в шестидесятые годы я служил в редакции газеты «Советский спорт» (под названием «Красный спорт» это издание существует с двадцать четвертого года, и в нем подробно писалось о переходе из Москвы в Норвегию) вместе с Игорем Немухиным – сыном одного из участников перехода, великолепным обозревателем лыжного и велосипедного спорта.

В двадцать девятом году Реввоенсовет СССР наградил Почетной грамотой и золотыми часами командира взвода Андрея Куропаткина за рекордный военно-лыжный переход от Омска до Москвы.

В том же сезоне спортсмены-железнодорожники (всего их было двести пятьдесят человек) провели лыжную эстафету протяженностью 2250 километров по маршруту Тюмень— Москва.