История упадка. Почему у Прибалтики не получилось

В течение следующего года сланцевый газ вошел в число самых модных тем литовской политики. Сейм Литовской республики принял поправки к закону о земных недрах, позволившие Вильнюсу заключить с Chevron договор о разведке сланцевого газа. Правительство открыто лоббировало интересы сланцевой энергетики, отказавшись весной 2013 года от законопроекта Комитета Сейма по вопросам защиты окружающей среды обложить сланцевый газ тарифом в 40%. Новый премьер-министр от социал-демократов Альгирдас Буткявичюс несколько раз встречался с представителями американской энергокомпании, каждый раз подчеркивая необходимость разработки в Литве сланцевых месторождений.

Зачем Литве разработка сланцевых месторождений, определеннее всех из литовских политиков высказывалась президент страны Даля Грибаускайте – каждое упоминание сланцевого газа в её выступлениях неизменно делалось в контексте «обретения энергетической независимости от России».

Примечательно, что эти разговоры не остановила даже публикация отчета Агентства энергетической информации США в июне 2013 года, согласно которому имеющихся в Литве запасов сланцевого газа, которые возможно добыть при использовании современных технологий (около 10 млрд кубометров), республике хватит на три года. С такими мизерными объемами не имеет смысла начинать добычу газа, потому что газ закончится, даже не успев окупить затрат на инфраструктуру, необходимую для его добычи. Менеджеры Chevron, в отличие от литовских политиков, оказались способны просчитать экономическую выгоду от проекта, а также принять в расчет неразвитую правовую базу и возможные экологические протесты населения. В результате Chevron заявил о том, что выходит из конкурса на разведку и добычу сланцевого газа на западе Литвы. Других желающих добывать в Прибалтике сланцевый газ не было изначально.

Более успешным проектом оказалось строительство под Клайпедой СПГ-терминала – 27 октября 2014 года в Клайпедский порт зашло судно «Independence» («Независимость»), на которое будет поставляться сжиженный природный газ. Ещё один плавучий СПГ-терминал планируют построить Эстония и Финляндия: терминал «Balticconnector» планируется построить до 2019 года, его стоимость оценивается в 200 миллионов евро.

Что касается литовского СПГ-терминала, то экономического смысла у этого проекта, опять же, нет никакого: он затевался для того, чтобы отказаться от дорогого российского газа, однако сжиженный природный газ из Норвегии Литве обойдется ещё дороже продукции «Газпрома».

«В настоящий момент около 40% всего европейского импорта газа в Евросоюз приходится на Россию, и ЕС платит за это около 53 млрд долларов в год», – указывается в докладе брюссельского аналитического центра «Брейгель» (Bruegel). Аналитики «Брейгеля» утверждают, что при нынешнем уровне цен на сжиженный природный газ для того, чтобы сделать европейские цены конкурентоспособными для привлечения трансокеанских поставок СПГ в страны Европейского союза, цена на газ в Европе должна вырасти более чем в два раза. «Все возможности для диверсификации поставок газа (в Европу) будут наличествовать лишь ближе к концу текущего десятилетия. Кроме того, вследствие иссякающих запасов „голубого топлива“ в Европе, на энергоносители из России будет большой спрос и в 2030 году», – пишет директор Европейского центра энергетической и сырьевой безопасности (EUCERS) Фридберт Пфлюгер.

Характерная деталь этой истории: литовских потребителей на законодательном уровне обязали закупать для своих нужд 25% энергоресурсов с нового СПГ-терминала. Та же история, что с Висагинской АЭС и Rail Baltica: при всех разговорах об открытом обществе, свободном ценообразовании и рыночной конкуренции, как только доходит дело до практических мер, так за лощеными лицами демократических лидеров свободной Балтии проступают вчерашние замполиты по идеологии, секретари райкомов и преподаватели марксизма-ленинизма (см. главу 4).

Газопровод GIPL

Еще один проект в рамках стратегии «обретения энергетической независимости от России» – газопровод «Польша – Литва», после строительства которого газ в Прибалтику будет поступать через Польшу. Как и в случае предыдущих проектов, вопросы цены, выгоды и технических деталей строительства польского газопровода отходят на второй план по сравнению с политическими соображениями. «Страны Балтии в настоящее время недостаточно диверсифицированы в плане маршрутов поставки газа и полностью зависят от единственного поставщика природного газа, а именно России. Соединение с газовым рынком ЕС может значительно повысить безопасность поставок газа для этих государств – членов ЕС», – говорится в презентации проекта польской компанией «Gas System», прямо объясняющей необходимость строительства газопровода политикой.

Официально предполагается, что газ в польский газопровод будет поступать из СПГ терминала в Свиноуйсьце. Отсюда, естественно, возникает вопрос: а зачем тогда Литва и Финляндия с Эстонией строят собственные терминалы СПГ? Тем более что польский терминал, в отличие от терминала в Клайпеде, так до сих пор и не построен. Возникают естественные предположения, что газ в польско-прибалтийскую трубу будет закачиваться российский, чтобы страны Балтии получали продукцию «Газпрома» не напрямую от производителя, а реверсом из Польши. Вопроса об адекватности собственных прибалтийских СПГ-терминалов это всё равно не снимает, однако Еврокомиссия софинансирует все эти проекты одновременно. Что опять ребром ставит вопрос о рациональности брюссельской бюрократии.

8. Раздвоение Прибалтики: Евразийский союз и транспортно-логистическая инфраструктура Литвы, Латвии и Эстонии

Отмежевание от российской инфраструктуры понимается властями стран Балтии как средство для достижения независимости от России вообще и отстаивания своего «европейского выбора». Но и Россия в свою очередь последовательно проводит политику размежевания со странами Балтии в сфере логистики.

Проект строительства в Калининградской области хаба – глубоководного комплекса для крупных контейнеровозов и судов типа «ро-ро» – связан, в том числе, с намерением перенаправить поток российских грузов из Клайпеды в российский порт, так же как модернизация российских портов в Финском заливе связана с намерением перенаправить туда грузопотоки из Риги и Таллина. Сюда же можно отнести проект газопровода «Северный поток», проходящего по дну Балтийского моря в обход «стран-транзитеров».

Результаты уже сказываются. По статистике Клайпедского порта за январь – апрель 2014 года, грузооборот в порту упал на 1,6%, а грузооборот нефтеналивного терминала Бутинге сократился на 34,5%, что является рекордным падением для морских портов стран Балтии. Такая ситуация явно стала следствием запредельно антироссийской внешней политики Литвы (весной 2014 года президент Даля Грибаускайте дошла до предложения к партнерам по НАТО рассмотреть на предмет применения против России пункт о коллективном отражении агрессора – объявить ей войну, проще говоря). В ответ в России, судя по всему, вспомнили популярный ещё в 90-е годы парадокс: мы им работу даем, перевозим через них наши грузы, а они на наши же деньги ведут против нас антироссийскую политику.

В том числе для того, чтобы избавиться от транзитной монополии стран Балтии в России в прошлом десятилетии были построены грузовые морские порты в Ленинградской области. В 2001 году в Финском заливе был открыт порт Усть-Луга, был приватизирован Выборгский порт. Теперь Россия при желании может вовсе отказаться от прибалтийского транзита. А ведь к санкциям России могут присоединиться и другие страны Евразийского экономического союза.

«Беларусь заслуживает человеческого отношения от Литвы. Мы им деньги даем – переваливаем товары через порты Литвы, даем людям работу», – заявлял в прошлом году президент Белоруссии Александр Лукашенко, комментируя обострения в отношениях Минска с Вильнюсом. У Белоруссии действительно есть серьезные основания разорвать экономическое сотрудничество с Литвой: чего стоит только подготовка Вильнюсом в 2006 году «оранжевой революции» в Минске и обучение на своей территории белорусских диссидентов акциям протеста.

Характерно и то, что по проектам строительства атомных электростанций в Балтийском регионе сотрудничество наблюдается строго по двум антагонистическим линиям: «Россия – Беларусь» и «Польша – Литва». При том обилии противоречий, которое существует внутри этих двух пар, между ними существует стратегическое согласие по вопросу об интеграции в рамках одного экономического пространства.

Таким образом, наблюдается углубляющийся процесс «раздвоения Прибалтики», когда вместо одного Балтийского региона, относительно единого в плане инфраструктуры, возникают два: Балтийский регион ЕС (Евросоюза) и Балтийский регион ЕвразЭС (Евразийского союза).

К первому Балтийскому региону будут относиться северные воеводства Польши плюс Литва, Латвия и Эстония. Ко второму – граничащие с ними субъекты Российской Федерации и западные области Белоруссии. В политическом плане эти территории давно уже нельзя объединять в один регион, но целенаправленная политика ослабления экономических связей дает основания прогнозировать разрушение Балтийского региона как относительно единого экономического пространства.

Этот процесс обусловлен не только политикой: да, страны Балтии боятся «имперских амбиций» России, а Россия считает страны Балтии рассадниками неонацизма и главными носителями русофобии в Восточной Европе. Однако в долгосрочной перспективе процесс инфраструктурного разделения Балтийского региона связан со стратегическим курсом балтийских стран на интеграцию в европейское пространство и стратегическим курсом России на экономическую реинтеграцию постсоветского пространства. Поэтому вместо объединявшей страны региона Игналинской АЭС проектируется Балтийская АЭС для Калининградской области и Висагинская АЭС для Литвы, Латвии и Эстонии. Для трех балтийских государств этот процесс означает только потерю оставшихся источников экономического развития: транзита и энергетической кооперации. Все возможности для экономического роста за счет использования старых связей, оставшихся от советского народно-хозяйственного комплекса, по завершении процесса инфраструктурного размежевания Прибалтики на две части будут утеряны.

9. Поздно пить «Боржоми»: скандинавская оккупация вместо возрождения экономики

Экономический кризис в Прибалтике, вопреки попыткам местных политиков сотворить вокруг него новую мифологию, не был следствием одного лишь мирового кризиса 2008 года, отразившимся на Литве, Латвии и Эстонии. Он не был и следствием банального «перегрева» балтийских экономик, чересчур быстрое развитие которых выбило из колеи рынок ипотечной недвижимости и банковский сектор. Тем более тщетны попытки доказать, что балтийские страны усилиями местных правительств преодолели кризис и снова развиваются семимильными шагами. Об обратном свидетельствует, в первую очередь, не останавливающаяся эмиграция.

В 2008–2009 годах не просто лопнул «кредитный пузырь»: кризис и последующее посткризисное восстановление показали, что модель постсоветского экономического развития стран Балтии в принципе исчерпала себя. Чем дальше, тем больше становится очевидным, что в рамках нынешней модели экономики новое «экономическое чудо» в Прибалтике уже невозможно.

В начале 90-х годов прибалтийские лидеры провозгласили генеральной экономической задачей интеграцию своих стран в глобальную открытую экономику и их переход в постиндустриальную эру. С первой задачей справиться, безусловно, удалось: балтийские экономики – часть глобальной, на них всегда отражаются как позитивные, так и негативные тенденции на мировом рынке; наконец, для закрепления открытости и вовлеченности в глобализацию Эстония, Латвия и Литва одна за другой отказались от своих кроны, лата и лита, перейдя на евро.

С переходом в постиндустриальную эру возникают вопросы. Разрушительную часть этой программы выполнить удалось блестяще. Прибалтийская промышленность уничтожена: легче подсчитать, что там осталось, чем то, что было уничтожено. Однако заводы – производители «Рижского бальзама» или литовского сыра «Сваля», латвийская шоколадная фабрика «Лайма» или эстонский производитель ремней безопасности «Норма» не могут восполнить ущерб от ликвидации индустриального потенциала Прибалтики.

Что было создано взамен распиленных в прямом и переносном смысле советских и досоветских заводов? Практически ничего. Теория постиндустриальной экономики всё-таки предполагает сохранение и промышленности, и сельского хозяйства, которые в лучшем случае переносятся в страны «третьего мира». Просто в них по мере развития технического прогресса должно быть задействовано несущественно малое число работников, а основная часть трудоспособного населения должна работать в сфере услуг или заниматься творческим производством.

Последний пункт окончательно добивает надежды Литвы, Латвии и Эстонии стать балтийскими Гонконгом, Сингапуром и Южной Кореей.

Потому что за последние четверть века они сознательно уничтожили не только сельское хозяйство и промышленность, но и самое главное – человеческий потенциал.

Концепция экономики знаний основана на убежденности в бесконечных созидательных способностях человека, а для реального построения такой экономики нужна критическая масса способных к инновационной деятельности людей. Такая критическая масса достигается либо за счет внутренней и внешней иммиграции, «утечки мозгов» (ЦЕРН в Швейцарии, Кремниевая долина в США), либо за счет стремительно растущего, молодого общества, способного породить критическую массу нестандартно мыслящих людей, которых хватит для создания экономики, основанной на инновациях (Юго-Восточная Азия, а теперь ещё и Китай).

Для Прибалтики неприменимы оба этих пути. Разумеется, эстонские программисты участвовали в создании Skype, и это едва ли не главная национальная гордость для небольшой Эстонской республики за многие годы. Однако на национальной экономике создание суперуспешного инновационного продукта практически не отразилось, потому что один в поле не воин: в реально работающей экономике знаний производство инновационной продукции должно осуществляться непрерывно. В Эстонии же, а тем более в Латвии и Литве возможности для создания новых «Скайпов» год от года сжимаются, как шагреневая кожа.

Прибалтийские народы неспособны породить поколение гениев-изобретателей: рождаемость там критически низкая, а цифры эмиграции фантастически высоки. Из Прибалтики мечтает (и даже не только мечтает, но готовится) уехать абсолютное большинство молодежи: о какой балтийской Южной Корее здесь можно говорить? По уровню жизни и основным показателям социального благополучия страны Балтии вот уже третье десятилетие занимают последние места в Европе: избавление от «советской оккупации» приблизило их к Франции или Дании только в плане общего членства в Евросоюзе и возможности свободного перемещения по Европе. Однако рассчитывать на то, что новый ЦЕРН возникнет не в Швейцарии, а, например, в Каунасе, было бы по меньшей мере странно.

Поэтому постиндустриальная эра по-прибалтийски – это не экономика знаний, а «экономика прислуги», как назвал это явление экономист Джефф Фоу.

Сфера услуг в регионе – две трети экономики стран Балтии, только что это за услуги? Операции с недвижимостью, посреднические операции, банковские кредиты… Успешная и стабильная экономика дешевых кредитов – это такой же нонсенс, как успешная и стабильная экономика «финансовых пирамид». Латвия, Литва и Эстония в экономической истории были среди тех, кто пытался доказать обратное, но последний мировой кризис всё расставил по своим местам.

Поэтому развиваться так, как они развивались до кризиса, страны Балтии больше не могут: спекулятивный заемный капитал из Евросоюза к ним уже не придет, потому что в Европе тоже изменилась экономическая ситуация, а в Прибалтике больше нет того потребительского рынка и того социального оптимизма, под которые мог бы прийти этот капитал.

Может ли Прибалтика вернуться к реальной экономике вместо экономики «мыльных пузырей» (к которым относятся не только дармовые кредиты на потребление, но и относительно благополучное существование за счет дотаций ЕС)? Для этого ей нужно сделать две взаимосвязанные вещи: во-первых, наладить стратегическое партнерство с Россией, во-вторых, возродить старые и создать новые промышленные предприятия, а также всерьёз взяться за воссоздание сельского хозяйства.

Но в условиях современных Литвы, Латвии и Эстонии всё это – утопия.

В регионе больше нет такого количества рабочих рук, которые работали бы на возрожденных к жизни фабриках, заводах и хуторах. Возможный выход из ситуации – создавать новые предприятия, самим завозя гастарбайтеров. С Востока. Это для Европы условия жизни в Прибалтике – самая нижняя планка, а турки и китайцы туда поедут, как в землю обетованную. На практике этот сценарий невозможен. Во-первых, кто же рискнет завозить в регион китайцев, когда живых носителей эстонского языка осталось уже менее миллиона человек, и они ещё и норовят уехать в Финляндию? Исторический страх литовцев, латышей и эстонцев перед славянскими народами был связан не только с драматическим несовпадением темпераментов, но и с драматическим несовпадением численности. Представить, что теперь правители трех национальных государств, официальной целью существования которых провозглашено сохранение вымирающих титульных наций, ради возрождения реальной экономики станут радикально перекраивать этническую структуру своих стран, просто невозможно.

А во-вторых, кому будущие прибалтийские предприятия станут сбывать свою продукцию? На Западе все рынки заняты, а отношения с Россией сознательно и методично портятся правящими элитами – на возможность экономической кооперации на Востоке исторически поставлено табу.

Последний пункт делает невозможным и второй возможный сценарий – задействование потенциала экономического сотрудничества с Россией и другими странами Евразийского Союза. В XX веке этот потенциал в полной мере использовала Финляндия, превратившаяся в итоге из такой же отсталой аграрной национальной окраины Российской империи, как Прибалтика, в одну из инновационных экономик мира.

Однако для правящих националистов Литвы, Латвии и Эстонии «финляндизация» – это кошмар: призывы к прагматическому, деловому подходу в отношениях с восточным соседом они автоматически приравнивают к кремлевской пропаганде, а тех, кто ведет такие разговоры, – к агентам Путина.

В последнее время отношения стран Балтии с Россией только деградируют, и экономические отношения в том числе. В Литве потенциальных российских инвесторов обязали проходить через проверку спецслужб. В Латвии радикальные националисты в новом Сейме добились отмены программы «ВНЖ в обмен на инвестиции», по которой Латвийская республика предоставляла российским инвесторам в её экономику виды на жительство в Евросоюзе. В ответ на абсолютно антироссийскую политику Литвы Москва весной 2014 года блокировала импорт продовольствия через Клайпеду.

Вопреки многочисленным предостережениям прибалтийские лидеры настаивали на введении экономических санкций против России – добились введения Россией ответных санкций, запрещающих импорт продовольствия из стран ЕС, в том числе из Литвы, Латвии и Эстонии. Под удар попали последние эффективные сферы реального сектора экономики: транзит грузов и пищевая промышленность. И то, и другое исторически связано с Россией: кроме как с востока или на восток грузы из морских портов Клайпеды, Лиепаи, Вентспилса, Риги и Таллина переправляться не могут, да и других рынков сбыта, кроме российского, для литовской молочной продукции или латвийских и эстонских шпрот за 20 с лишним лет в глобальной экономике найти не удалось.

Но прибалтийские политические деятели ради своей антироссийской позиции согласны жертвовать и сохранившимися ресурсами для экономического развития за счет хороших отношений с Россией. Населению это объясняется опасностью повторной, «мягкой оккупации» стран Балтии с помощью российских денег.

Однако в долгосрочной перспективе против экономической географии, так же как и против истории, не попрешь, и в результате сознательного отказа Литвы, Латвии и Эстонии от развития собственных экономик повторная «мягкая оккупация» Прибалтики происходит уже сейчас.

Только происходит она с другой стороны. Не с Востока, а с Севера.

В Латвии из десяти самых крупных владельцев земли девять – это скандинавские компании, и только одна – латвийская. Крупнейшая – норвежская Storebrand Livsforsikring AS – за три года кризиса увеличила совокупную площадь своих земельных участков в Латвии более чем в 10 раз. Абсолютное большинство коммерческих банков в Литве и Латвии принадлежит шведам, в Эстонии – финнам. Крупнейшие банки в современной Прибалтике – это шведские SEB, Nordea и Swedbank (они, собственно, и выдавали ничем не обеспеченные кредиты в «жирные годы»). Наконец, скандинавы – это главные собственники прибалтийских средств массовой информации. Например, группа информационных порталов Delfi, (крупнейшие интернет-СМИ Литвы, Латвии и Эстонии) принадлежат шведской компании TeliaSonera AB.

Экономическое доминирование скандинавов всё чаще оборачивается ростом их политического влияния (из-за чего в странах Балтии так боятся российских инвестиций). Уже упоминавшийся пример из книги мэра Таллина Эдгара Сависаара: эстонские власти сознательно отказывались регулировать «перегретый» рынок ипотечного кредитования, поскольку имели личный интерес в бизнесе шведских и финских банков. В Литву медийный концерн TeliaSonera привел близкий друг литовского президента американского происхождения Валдаса Адамкуса – миллиардер Юозас Казицкас, также вышедший из литовской диаспоры США. Казицкас финансировал «Саюдис», был посредником при продаже Мажейкяйского НПЗ американцам и всячески способствовал попаданию наиболее русофобских кругов литовской элиты в западный истеблишмент, в котором пользовался огромным авторитетом.

Случайность ли, ввиду этих фактов, что сейчас литовский портал Delfi – крупнейший новостной онлайн-ресурс республики – является рупором «ястребов» и запредельно антироссийским СМИ? Случайность ли, что после покупки русскоязычного латвийского канала ТВ-5 шведской компанией MTG там была разогнана старая русскоязычная редакция и уволены наиболее дерзкие по отношению к официальным властям сотрудники? Председателя Союза журналистов Латвии экономгеографа Юриса Пайдерса уволили с поста главного редактора принадлежащей шведскому же медиаконцерну Bonnier газеты «Dienas Bizness» за книгу «Нет Европе!», в которой он выступал, в частности, против политики Евросоюза по раздуванию «кредитного пузыря»…

Правящие политики Прибалтики всегда называют свои страны Северной Европой, отказываясь считать себя Восточной Европой, а тем более постсоветским пространством. В известном смысле они правы: если посмотреть на скандинавское присутствие в экономиках Литвы, Латвии и Эстонии, то эти страны можно смело считать частью Скандинавии. На правах колоний. Скандинавия – это самая успешная и быстро развивающаяся экономически и демографически часть Балтийского региона. Прибалтика – самая отсталая и быстро деградирующая. И присутствие Скандинавии в Прибалтике только увеличивается[33 - Поэтому вызывают большие подозрения геополитические конструкции официальных патриотов (например, литовских консерваторов), которые, говоря о независимости от России, тут же говорят о некой Балто-Скандии, которая противопоставляется стратегическому партнерству не только с Россией и Белоруссией, но даже с Польшей. Выражаясь их же языком, «не чувствуется ли в подобных разговорах руки Стокгольма?».].

Так что сама логика исторического развития не дает Литве, Латвии и Эстонии рассчитывать на сохранение столь дорогой им независимости. Во всяком случае, реальной, а не формальной независимости.