Агентурное дело

– Впечатление не случайное, – отреагировал Эмерс. – Море-то грязное…

И вдруг неожиданный вопрос:

– Скажите, Константин Артурович, ваша газета давно стала такой?

– В каком смысле?

– Боевой что ли… Она выходит раз в неделю?

– По средам. А насчет «боевой» – это кому как. Для одних наш «Курортник» – экстремистский листок, для других – просто макулатура, для третьих – заядлый провинциализм…

– На всех, естественно, не угодишь, – гость шагал широко, заложив руки за спину. – Но представьте себе, вашу газету знают и в Москве, среди подобных изданий она весьма выделяется. И ваше имя тоже достаточно известно…

«Льстит товарищ, – подумал Эмерс, – сейчас, наверное, перейдет к главному – ради чего пожаловал». Но гость заговорил о другом.

– Очевидно, такова судьба всех песчаных пляжей, – Геннадий Семенович кивнул в сторону дюн, основательно подмытых недавним штормом. – Со стихией ничего не поделаешь, верно? И вдруг без перехода спросил:

– А как вы, Константин Артурович, относитесь к Центру?

– Пожалуй, так же, как Центр к республике – наплевательски.

– Откровенно сказано… А кого бы вы хотели проинтервьюировать из тех, кто начал эту… перестройку?

– В основном меня интересуют люди из других сфер – писатели, деятели культуры, науки… У них, по крайней мере, можно вытянуть живую мысль. А что могут сказать политиканы?

– Присядем, – предложил Льдистый и свернул в сторону ярко-оранжевой скамейки.

Они уселись лицом к морю, куда ослепительным диском падало солнце.

– Что вас привело ко мне? – без обиняков спросил Эмерс.

– Скажите, что вам известно о Тимофее Николаевиче Ермаке?

– О вашем шефе, что ли?

– Ермак один…

– Не больше того, что и всем. Бывший комвождь, сброшенный с партийного Олимпа, теперь опальный министр. В целом воспринимаю всерьез – хотя бы за то, что он расплевался с номенклатурщиками. Но все это, думается, с его стороны поверхностное, скорее дань эмоциям, нежели принципам.

– Вы могли бы сделать с ним интервью?

– Отчего же это предлагается мне? – Эмерсу вдруг стало весело. – Разве в Москве не найдется журналиста, который согласился бы?

– Вы чего-то боитесь?

– Кто – я? Если чего-то и боюсь, то разве что своей жены… Дело, как вы понимаете, не в страхе, а, пожалуй, в необычности вашего предложения. Честно говоря, я просто чего-то не улавливаю.

Льдистый отвел взгляд от закатной дорожки.

– Вы, должно быть, знаете, за что его убрали? Мой шеф шел против течения. И не просто убрали – его пытаются превратить в политический труп, с чем мы, естественно, согласиться никак не можем.

– Простите, кто это – мы?

– Рассказывать об этом можно долго. Тимофея Николаевича прочно заблокировали деятели из Политбюро вкупе с молодцами из ЦентрСПБ. Короче, чтобы не задушили окончательно, ему нужна широкая трибуна.

– Это вы с ним так думаете или в стране сложилась такая ситуация, что…

– А как, Константин Артурович, вы считаете сами? В России такого волевого и трезвого политика, политика такого масштаба не появлялось давным-давно, и было бы непростительной ошибкой демократов не сделать ставку на этого человека. Вы ведь сами видите, что творится вокруг.

– Но почему вы выбрали наш скромный «Курортник» и лично меня, хотя даже здесь на кортах слоняется без дела добрый десяток спецкоров центральных изданий?

– Они, может, и взяли бы интервью, да их редакторы не позволят опубликовать. АПН и журнал «Огонек» пытались и что же – молчок… Нашли какие-то неубедительные доводы и не публикуют. Вас же выбрали потому, что гласность вы восприняли так, как и подобает. Пишите вы недурственно, остро. Это первое. Второе: ваша газета с помощью отдыхающих разлетается по всей стране, а именно это нам и нужно.

– И что же мне предстоит? – после некоторого раздумья спросил Костя. – Провести традиционную беседу о том, о сем или изложить некую программу Ермака?

– Ирония понятна. Однако мы полагаемся на ваш опыт и интуицию. Связь будете поддерживать со мной…

Льдистый наклонился и, разгладив ладонью песок, написал спичкой номер телефона.

– Вы сможете завтра, между встречами нашей сборной с Голландией, быть у четвертого корта?

– Вы думаете, там потише, меньше народа?

– Не в этом дело, просто упрощаю задачу. Можете сами назначить место…

– Мне все равно. Думаю о другом: смогу ли выполнить то, о чем вы просите. Учтите, что в политике я невежда, круглый ноль и, честно говоря, от нее меня с души воротит.

Геннадий Семенович сдержанно улыбнулся.

– Ну что ж, придется перед встречей принять таблетку аэрона… Кстати, могу одолжить, – Льдистый перестал улыбаться и в его глазах появился стальной оттенок.

– Ладно, не только в этом дело, – смутился Костя. – Вы должны понять, что ваше предложение для меня то же самое, что для чечеточника станцевать в балете. А я больше всего опасаюсь оказаться не в своей тарелке.

– Это вы бросьте, Константин Артурович, не скромничайте, не умаляйте своих возможностей. – Льдистый успокаивающим жестом положил руку на колено Кости. – Вы в своих статьях пытаетесь докопаться до сути предмета. Все ваши вопросы, заданные собеседникам, как правило, попадают в самую точку. У вас аналитика преобладает над чувствами, хотя иногда вас и заносит. Но это не беда, поскольку основную линию вы выдерживаете. А главное, что вас выгодно отличает от коллег – отсутствие внутреннего цензора.

– Вы мне льстите, Геннадий Семенович, – в голосе Эмерса можно было уловить скрытые нотки удовлетворения.

Они поднялись со скамейки. Наверху, в дюнах, было теплее и меж соснами уже витали вечерние тени. Костя пошел провожать гостя на вокзал в Лиелупе. На подходе к станции Геннадий Семенович прервал молчание неожиданным вопросом:

– Вы случайно не собираетесь разводиться?

Эмерс недоуменно огляделся по сторонам, словно его подловили на чем-то неприличном. Накатило раздражение: он терпеть не мог, когда без спросу лезли в его личную жизнь. И, видимо, собеседник понял это.

– Вы, Костя, пожалуйста, не обижайтесь. Но желательно, чтобы у вас дома не было напряженности. И, кстати, вы зря так откровенно демонстрируете свои отношения с вашей девушкой… – Льдистый остановился и повернулся лицом к Эмерсу. «Ну ни дать ни взять боксер этот Геннадий Семенович», – подумал Костя. – «Нос приплюснут, уши точно раскатанные блины»… – Хорошо, скажу по-другому. Нельзя, чтобы это могли использовать и вы себя чем-нибудь скомпрометировали. Это и вам ни к чему, и в наши планы не входит. Понимаете?