Оценить:
 Рейтинг: 0

Простые истины Дедушки Тао. О жизни, о любви, о счастье, о смысле, о смерти, о вечном

Год написания книги
2019
<< 1 ... 5 6 7 8 9
На страницу:
9 из 9
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Однажды мы как всегда неспешно прогуливались по крепости. Перед двенадцатью дня мы добрели до Нарышкинского бастиона, где через пару минут должен был раздаться традиционный орудийный залп, возвещающий всему городу о том, что наступил полдень.

Наденька любит присутствовать при этом. Правда, она в ожидании залпа всегда прикрывает ладонями уши и, несколько прищурившись, пристально глядит на офицера в черном кителе, замершего при орудии. Выстрел всегда настолько неожиданный и громкий, что она каждый раз вздрагивает. На ее детском личике появляется испуг и одновременно радостный восторг.

После залпа мы обычно неспешно бредем на пристань, а потом, немного постояв и полюбовавшись набережной и разноцветными домами на противоположной стороне Невы, идем дальше по берегу вдоль стен крепости в сторону Троицкого моста.

Сегодня нас повело иначе – к Трубецкому бастиону, где когда-то располагалась тюрьма, а теперь музей. Я уже не раз бывал в нем, поэтому желания посещать его у меня не было, а тем более с дочкой, поэтому мы просто прошли мимо.

– Хорошее место для ретрита, – улыбнулся Дедушка Тао, кивнув на вход в музей.

– Что ты имеешь в виду? – удивился я.

– Тишина и уединенность – это же мечта для монаха-отшельника. А кроме того, тебя еще кормят и следят за тем, чтобы соблюдалась эта тишина и уединение. Ведь кроме того, что в каждой камере были достаточно толстые стены, то они еще имели и звукоизоляцию из войлока, чтобы узникам нельзя было перестукиваться и тем самым общаться между собой. Так что тишина была полная. Условия для ретрита просто идеальные. Видишь, Саша, как все в этом мире относительно? Для политзаключенных – активных революционеров – такое уединение было невыносимо. Они с ума сходили от этой тишины, а для монаха чистое благо. И те, и другие пребывали все время в полном одиночестве и наедине со своими мыслями. Как думаешь, сколько времени обычно выдерживали революционеры?

– Хм. Не знаю, – пожав плечами, ухмыльнулся я.

– Не буду тебя мучить и скажу – около полугода, а некоторые даже меньше. Потом обычно у большинства начинались психические расстройства. Лишь немногие выдерживали тишину и одиночество. Правда, революционеров можно понять – у них сознание очень активно в желании преобразовывать мир, и если они не могут реализовывать своих стремлений, то могут по крайней мере хоть делиться своими идеями с другими и тем самым действовать, их психика долго не выдерживает и «перегревается», или, иначе говоря, начинают происходить отклонения. А вот в Тибете у буддийских лам подобное отшельничество – это, наоборот, одно из условий духовного роста. И это не просто традиция, а даже норма. Каждый тибетский лама обязан провести в одиночестве, например в пещере или монашеской келье, как минимум год. И нынешний Далай-лама тоже провел в уединении год. Некоторые из них вообще замуровываются в пещере, оставляя лишь маленькое отверстие в стене, прикрытое холстиной, чтобы свет не попадал, через которое ученик раз в день подает еду. Так они и сидят в пещере иногда не год и не два, а даже несколько лет.

– Зачем же они это делают? – удивился я.

– Ну, это отдельный разговор. А вообще, я бы обратил твое внимание на следующую особенность такого уединения – и в Петропавловке, и в Тибете люди пребывают в одиночестве, но одни сами уединяются иногда на годы, а другие не могут выдержать и нескольких месяцев. Другими словами, если человек старается реализовать себя духовно, то он везде свободен. Поэтому он и в одиночной камере будет ощущать себя свободным. Мало того, тот же охранник, которого поставили караулить у двери и который не может оставить свой пост, будет маяться. Для него это ведь тоже своеобразное заключение. А для отшельника такое времяпрепровождение, наоборот, настоящая благодать. Медитируй себе в удовольствие да путешествуй в астрале. Ништяк!

– Хм, – улыбнулся я, не зная, что ответить.

Мы молча побрели дальше, а у меня в голове возник вопрос о том, смог ли бы я сам вот так год или даже несколько лет своей жизни провести в уединении, как тибетский монах.

Я посмотрел на дочурку, и мне подумалось, что я все же не могу все оставить и заняться собой, когда у меня есть обязанности перед ней, перед женой, перед моими родителями. Я ответственен за них. Они на меня полагаются. Я им нужен и должен быть рядом с ними. Да, может быть, когда-то в будущем придет момент, когда вырастет дочь, у нее будут дети – мои внуки, – и когда они тоже подрастут, и я уже не буду им так необходим в повседневных заботах и хлопотах, и у меня будет время только для самого себя – время Садханы, как его называют в буддизме, – вот тогда действительно можно будет где-то уединиться и заняться своим духовным совершенствованием.

– Деда, а ты бы сам смог на год или на два закрыться, как монах в келье, и ни с кем не общаться? – спросил я Дедушку Тао.

– Видишь ли, Саша, – усмехнулся он, – уединение – это, конечно, хорошее занятие, но уединяться нужно тому, кто, с одной стороны, еще не все в этой жизни понял, а с другой стороны, кто хочет разобраться с самим собой. Для того, кому все уже понятно, тому уже нет смысла уходить в затворничество. Мало того, как я тебе уже как-то говорил, основной экзамен духовной зрелости сдается не в уединении – в лесу, в горах или в монашеской келье, а среди людей. Поэтому и говорится, что совершенномудрый должен чаще пребывать среди людей – среди их радостей и страданий, среди их любви или ненависти, их злобы, зависти, отчаяния, печали и тому подобное. А кроме того, в горах, в лесу или в затворничестве ни ты, ни твое присутствие никому не нужны. Там ты помогаешь лишь самому себе, а этого мало для того, чтобы проверить то, насколько ты совершенен.

Быть Наблюдателем

– Деда, ты когда-нибудь медитировал? – спросил я Дедушку.

– Да, бывало в молодости, – усмехнулся он. – А что это тебя так интересует?

– Да я уже столько разных версий слышал о том, в чем ее цели и смысл, что, честно говоря, даже уже немного запутался. Ты бы сам что сказал?

– Видишь ли, Саша, в рассуждениях о медитации обычно не учитывается то, что само слово «медитация» подсказывает нам, что это некое промежуточное состояние между одним и другим, как, к примеру, в английском названии Средиземного моря, Mediterranean sea, или в слове «медиевистика» – то есть Эпоха Средневековья.

– И что же это за такое промежуточное состояние?

– А это состояние между сознанием и подсознанием, Саша. Иначе говоря, медитация – это процесс сознательного наблюдения за тем, что происходит в подсознании.

– Деда, мне казалось, что это прежде всего некое состояние, в котором мысли успокаиваются?

Дедушка посмотрел на меня с улыбкой в глазах и спросил:

– Ты сам пробовал медитировать?

– Пробовал, – ответил я.

– И что тебя в этом больше всего беспокоило? – продолжал улыбаться он.

– Хм, – тоже усмехнулся я, – честно говоря, Деда, очень трудно было сконцентрироваться на тишине внутри. Вернее, ее не было. Мысли – совершенно разные мысли – как муравьи постоянно сновали в голове. Думалось обо всем, только не о тишине. Приходилось постоянно успокаиваться и пытаться удержать внимание на чем-то одном, но оно все равно расползалось. Так что медитацией это было трудно назвать, – уже без улыбки закончил я.

– Что ж, понимаю, – сочувственно кивнул Дедушка.

– А кроме того, трудно было сосредоточиться еще и потому, что ужасно ныли ноги, – продолжил я.

– Ну да, какое уж там спокойствие, если сознание сосредоточено на боли? – усмехнулся Дед. – Так что, Саша, если уж кто-то собирается серьезно медитировать, то, конечно, нужно прежде всего как минимум пару месяцев просто посидеть в лотосе и дать время суставам и связкам привыкнуть к новому положению. Иначе говоря, для начала нужно стараться по возможности как можно чаще сидеть на полу или на диване, но с подвернутыми ногами. Вот когда такое сидение станет естественным и не будет вызывать болевых ощущений, только тогда можно говорить о начале медитации.

– Деда, а как же в Индии сидят в лотосе и ничего?

– Саша, так они же так всю жизнь сидят. У них нет обычая сидеть на стульях. Да и земля у них прогрета так, что можно спокойно сидеть на ней и не опасаться, что простудишься. Не как у нас. Опять же, зачем люди медитируют?

– Чтобы успокоить собственные мысли.

– А зачем успокаивать мысли?

– Считается, что в спокойствии можно постичь свое истинное я. Медитация для этого лучшее средство. Так, по крайней мере, говорят разные учителя.

– Ну в принципе правильно говорят. Только что означает обрести свое истинное я? Неужели ощущение твоего нынешнего «я» неистинно?

– Хм, – задумался я. – Оно вообще-то истинно, но мне хочется узнать о нем больше – откуда оно, чем оно отличается от других, почему оно здесь и почему такое? Вообще много вопросов. Вот и кажется, что в медитации на них можно найти ответы.

– А откуда ты уверен, что то, что увидишь или узнаешь о себе в медитации, истинно? Наше воображение способно придумывать небылицы, и мы часто в них верим. А кроме того, Саша, вполне может быть и так, что в глубокой медитации – ведь это сознательное созерцание того, что уже скрыто от нас в подсознании, – ты вдруг узнаешь о своем прошлом «я» такое, что тебя ужаснет? Раньше оно было надежно укрыто и забыто, а теперь это снова стало частью тебя, и ты это вновь помнишь. И просто по желанию выключить память об этом без особых способов уже не удастся. Как говорится, кран сорвало, и вода хлещет вовсю. Прикрутить кран просто так будет уже невозможно. Наоборот, чем больше ты будешь пытаться его «прикрутить», тем дольше будешь об этом думать, а значит, и помнить. И это будет тебя мучить постоянно. Что тогда?

– Честно говоря, Деда, я об этом даже не думал, – смутился я.

– Вот именно, Саша, – посмотрел он на меня поверх очков. Чуть погодя, он продолжил: – Важно ведь не прошлое, а настоящее. Прошлое – это прошлое, и обычно уже не имеет значения, было это секунду назад или тысячу лет назад. Жить нужно настоящим – здесь и сейчас. В нем твое «я» всегда истинно.


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
<< 1 ... 5 6 7 8 9
На страницу:
9 из 9