Юность

Она будто всем демонстрировала, что Платон является именно её любовным объектом. И этим она раньше очень донимала свою ровесницу и подругу Варю Гаврилову.

Возможно, именно во многом из-за этого та и решила по-настоящему увести от опасной и решительной соперницы своего любимого парня, пока не начался летний сезон со всеми соблазнами и возможными вытекающими из этого последствиями.

И теперь поняв, что ляпнула лишнего Платону, Люда, чуть покраснев, примиренчески заулыбалась ему:

– «Так что ты, дружок Платошка, немного поспешил! Мог бы тоже самое проделать и со мной!» – вызывающе сверкнула она на Платона своими синими глазами на очень красивом лице.

Щёки Платона ещё гуще покрылись румянцем, и он отвёл глаза в сторону.

– Как же так?! Выходит она всё знает?! Но кто это ей рассказал? А-а! Наверняка Варюха так отшила свою главную соперницу! – догадался разоблачённый.

– «Поздравляю!» – с трудом выдавил из себя Платон.

– «Спасибо! А с чем?».

– «Ну, как с чем? С совершеннолетием!».

– «А-а! А то я подумала…!» – не договорила Люда, вздыхая.

Платону в этот момент стало искренне жаль красавицу. Но его сердце, и не только оно, уже сделали свой выбор.

– «А я вас с Варькой поздравляю! Обошла она меня, пользуясь … – не договорила Люда, махнув рукой – А! Ладно! Что уж теперь тут поделаешь?! Будьте счастливы!».

Но её тут же принялась успокаивать Тамара:

– «Люд! Хватит, пойдем уже!».

И закадычные подруги повернули к Берёзкам. Тамара, в отличие от Людмилы, поступившая не в техникум, а в институт и потому больше не завидовавшая красавице-подруге, теперь тайно злорадствовала, что той обломилось с Платоном. Ведь ей тот тоже поначалу очень нравился. Но она быстро уступила его своим сверстницам, но красавицам-конкуренткам, лишь как бы со стороны наблюдая за обольщением молодого красивого самца.

А началось оно ещё несколько лет назад, когда рано созревающий Платон по-разному удивил и девочек и мальчиков своими не по возрасту физическими кондициями.

– «Красавчик! А ты не хочешь с нами? Здесь сегодня больше никого нет!» – удаляясь, спросила Люда.

– «Нет! Спасибо! Работы много!» – увернулся от соблазна Кочет.

Они вежливо распрощались, и Платон понуро вернулся к родителям.

– «Ты что это так быстро? Совсем не погулял!» – удивилась мама.

– «Да мне Люда Сухова сказала, что здесь сегодня больше никого нет и не будет!».

– «Какая Люда Сухова?» – поинтересовался тут и отец.

– «Да с шестьдесят пятого участка!».

– «Какого, какого?».

– «С шестьдесят пятого!» – повторил сын.

– «Не может быть! Суховы живут на шестьдесят шестом. А шестьдесят пятый участок Василия Петровича Кузнецова. У него действительно есть сын и дочь старше тебя. Как её звать?».

– «Люда!».

– «Да, точно! Мы ведь с ним вместе работали в Планово-производственном отделе министерства. Но потом во время реорганизации я был переведён на работу в другое место. А Кузнецов вскоре стал начальником!».

– «А почему не ты?!».

– «Так я не член партии! А он член! Да и меня на два года моложе – значит перспективней. Я даже помню его день рождения первого марта. Да ещё у него в пятьдесят восьмом жена Марина Моисеевна умерла! А ей было, кажется, всего-то тридцать восемь лет!?».

– А вот, почему Слава пошёл работать, а Люда подалась в техникум – скорее стать финансово независимыми от отца! – понял Платон.

Далее Пётр Петрович рассказал, что его бывший коллега, как житель Выборгского района Ленинградской области, был призван в армию в августе 1941 года и прослужил простым красноармейцем 203-го стрелкового полка 92-ой стрелковой дивизии. А после окончания войны получил медаль «За боевые заслуги».

– «Его первая семья вся погибла в блокаду. И после войны он быстро женился снова, родились дети, а он окончил вечерний институт. Он вообще всегда был спокоен, скромен, никогда вперёд не рвался. А оказавшись со своим опытом один среди женщин, стал их начальником!» – завершил рассказ отец.

– «Мам! А как же тогда ты назвала их Суховыми?».

– «Не знаю. Чуток ошиблась! Мне показалось, что они выходили с шестьдесят шестого участка!».

– «А у тебя вообще проблемы с фамилиями на букву «с»! Вон ты, сколько лет называла хозяйку сорок третьего участка Солодовниковой?! А она Солодовник! Я видел документы с печатями и её собственноручными подписями. Также и Сушина с Сушкиным раз перепутала. Смешно было! Алюнь, помнишь?».

– «Да, помню! Так … маскируются же!?».

Пообедав, Кочеты приступили к упаковке сумок, в чём всегда весьма преуспевал отец.

В оставшееся до электрички время мама прибиралась в доме, а мужчины наводили окончательный порядок в саду и огороде. Отец успел ещё и обрезать несколько сухих и лишних веток, показав сыну, как надо садовым варом заделывать оставшиеся свежие срезы.

– «В следующее воскресенье надо сразу начать с костра. Вон сколько веток накопилось!» – подвёл отец итог трудовому выходному дню.

Домой в Реутово возвращались в сумерки и все вместе. За ненадобностью Кочеты давно не маскировали свои отношения.

В прошлые годы отрочества, когда Платон стал возить на участок вещи, а с него урожаи, то поначалу очень стеснялся этого – вдруг его увидит кто-то из знакомых.

Но отец успокоил и научил его:

– «Сын! Никогда не надо стесняться своих хороших, полезных дел и поступков, какими бы они не казались тебе грязными и недостойными. Нельзя жизнь прожить чистоплюем! И, чтобы тебе побороть твою природную деревенскую стеснительность, ты должен просто себя преодолеть, заставить, и потом понять, что ты это делаешь, прежде всего, для своей семьи. Ты не воруешь. Чужое что в дом не тащишь, а несёшь своё, трудовое, добытое, прежде всего потом и здоровьем родителей. И со временем ты привыкнешь, и будешь даже гордиться этими своими делами!».

В первые годы их проживания в Реутове и поездках на участок и обратно Платон даже ходил на станцию не короткой дорогой через двор, а трижды сворачивал налево и обходил торец дома под своими окнами. Он шёл по улице Ленина, думая, что теперь ему никто из соседей по дому не попадётся на глаза.

Он даже долгое время стеснялся признаться товарищам, что их семья имеет в собственности садовый участок. Но после двух гостевых поездок к ним в Бронницы Саши Комарова об этом знал уже весь дом.

Но, когда он увидел, что его мать, а тем более бабушка вовсе не стесняются этого и даже гордятся этим, хвалясь перед соседями урожаями, то успокоился и смирился. Теперь, проходя к подъезду двором, он гордо шёл впереди своих женщин, под восторженные взгляды девчонок и завистливые – мальчишек, неся большие и очень тяжёлые сумки.

И это несмотря на то, что их двор теперь просто кишел и детьми – гостями из других домов. Дом № 18 в Реутове вообще был единственным в городе домом, имевшим свой большой и изолированный, ни с кем не делимый двор. Он был хорошо благоустроен, начало, которому положила ещё Алевтина Сергеевна. Кроме беседки в его центре с турником, теннисным столом и песочницей для малышей, он имел волейбольную площадку, а рядом за деревянным забором у овощного магазина – изолированную со всех четырёх сторон, футбольную.

Но была во дворе и хозяйственная зона, располагавшаяся в противоположном конце. Как раз напротив окна Кочетов были вкопаны металлические столбы для сушки белья, а за ними располагалась помойка. По длинной стороне и северному торцу двор теперь огораживал решетчатый металлический забор, создавая у жителей дома ощущение уюта и защищённости, хотя в нём со временем и проделали узкий проход.

Такое же ощущение испытывал и Платон, когда с матерью, а теперь ещё и с отцом возвращался вечером в воскресенье с участка. На финишной прямой он брал себя в руки и приосанивался, делая вид, что ему не тяжело.