Легенда о гимназии

Но если присмотреться ближе, то отличие от типичной раздевалки тех времён заключалось в том, что народное творчество на наших стенах почти отсутствовало. А то, которое было – осталось ещё с незапамятных времён и въелось в плитку. Проще говоря, на стенах раздевалки (и в туалетах тоже) не рисовали. Или почти не рисовали, лишь в помутнении рассудка.

Кстати говоря, именно помутнение рассудка толкает людей на глупые и бессмысленные действия. Это кажется очевидным, но, если посмотреть на многих окружающих – они как будто и не понимают этого факта. А достаточно следить за рассудком, проще говоря, подумать прежде чем сделать, притом, что на подумать чаще всего хватает нескольких секунд. Всех неприятностей так не избежать, но половину можно не спровоцировать, и жить становится проще. И всего-то нужно несколько секунд поискать ответ на вопрос: «Зачем мне делать то, что я собираюсь?»

Но да ладно, даже взрослые люди редко задаются таким вопросом, не говоря о школьниках, которым нужно ещё и самовыразиться.

И как же вышло, что стены оставались чистыми?

Всё просто. Мы сами их мыли в рамках генеральной уборки. За каждой группой закрепляли два кабинета и часть коридора.

Как обстоит сейчас – мне не известно, но в одно время дежурство в школах отменили, где-то и запретили, поэтому не все поймут, о чём идёт речь. Я расскажу.

Ежедневно назначались двое дежурных: обычно по графику, но бывало и вне графика, за проступки. Дежурные отвечали за чистоту доски, а в своём «родном» кабинете ещё и делали влажную уборку в конце дня. Так было везде. Гимназия отличалась тем, что за каждая группа отвечала не за один, а за два кабинета. Я не помню, было ли дежурных в этом случае четверо или же двое отдувались за четверых, а вероятнее всего часть группы отвечала за один, часть – за второй. Я помню, что мне довелось мыть пол в обоих.

А генеральная уборка расширяла зону ответственности группы не только на кабинеты, но и на часть общего коридора: помыть пол, стены, окна. Если близится зима – окна заклеить. Тогда ещё были деревянные рамы, которые с возрастом начинали сквозить. С нынешним пластиком не все знают, что такое заклеивать окна ватой, газетой и хозяйственным мылом. За нашей группой были раздевалки и коридор между ними и спортзалом. Вот так, общими усилиями всё здание три-четыре раза в год отдраивали. Уже потому нам не было смысла рисовать на стенах раздевалки, а прочие понимали, что здесь тоже кто-то моет и чистит, точно так же как они на своих участках.

И никто не верещал о попранных правах, как часто теперь любят делать, а осознавали причастность к обществу и уважение к чужому труду.

Третий урок. Физкультура

Наш учитель физкультуры Рашид Равильевич был ещё и нашим классным руководителем, или, как здесь говорили, куратором, и урок иногда начинался или оканчивался пятиминуткой, посвящённой общим вопросам.

Обычно Рашид Равильевич на пятиминутках перечислял финансовых или академических должников, объявлял о важном мероприятии или раздавал листочки с текущими оценками. Помните, дневников у нас не было, а Рашид Равильевич каждые две-три недели выписывал из журнала оценки по всем предметам и выдавал под роспись родителям. Казалось бы, ерунда, потерять эти листочки куда как проще, чем дневник. Но и восстановить их тоже было несложно, к тому же Рашид Равильевич рассчитывал на нашу добросовестность. И если оказывалось, что рассчитывал он зря, и не только на добросовестность, но и на успеваемость, и на поведение – вместо физкультуры проходил полноценный классный час.

Мы, переодетые в спортивную форму, стояли строем, а Рашид Равильевич с задумчивым видом крутил на пальце свисток или связку ключей, ходил туда-сюда вдоль строя и читал мораль. Частенько он вспоминал при этом о былых временах, когда Солнце светило ярче и трава росла зеленей, а конкретно о группе М-15, и ставил её нам в пример. Полагаю, впоследствии он всё же ставил кому-нибудь в пример и М-22. В это хочется верить.

По программе предполагались также занятия с двумя физкультурниками, и тогда на сцене появлялся Аркадий Яковлевич, по прозвищу Аркан. Он тоже любил поучаствовать в классном часе, но морали не читал, а таращил глаза и громогласно бросал резкие возгласы, будто рубил с плеча, не стесняясь в выражениях, в разумных пределах. А если добавить, что он был приличного роста, плотный, мощный – станет ясно, что он мог произвести впечатление человека, с которым лучше не спорить. Но в действительности был добрейшей души.

Как сейчас видится мне: стоим мы, Рашид Равильевич нас о чём-то увещевает, видно, что он устал от этого и ему тоже неприятно, но осознанием ситуации мы должны проникнуться. Вдруг у Аркана не выдерживают нервы, он подскакивает и начинает орать что-то подобное: