Под властью вампира. Книга 1

Но мои советы, конечно, не остановили шагов судьбы. Очень скоро пришло новое письмо, ликующее, бессвязное, все усеянное восклицательными знаками и многоточиями.

Ириночка любит его! Она любит его!.. Это такое счастье, такое счастье… Нет, он не заслуживает этого! Эта необыкновенная, эта редкая, лучшая из всех девушка будет его женой!.. О, не слишком ли он счастлив?.. и т. д. и т. д.

Итак, Сережка Домбровский женится… Кто же она? Обладает ли его невеста хоть в скромной доле теми качествами, которые находит в ней он? Или же злая шутница-любовь, по своему обыкновению, одурачила его? Будет ли он, действительно, с нею счастлив?

Такая скоропалительность – плохой залог счастья. Я сомневался в нем и в то же время был огорчен за себя, так как знал. Что когда приходит любовь, дружба должна почтительно посторониться и уступить ей место.

Мое поздравление вышло довольно холодно, но не притворяться же мне было обрадованным… Однако, Сережу это не обидело и не рассердило. Он тепло поблагодарил меня и добавил :

«Ты дуешься на меня, Гриша, но напрасно. Увидя Ириночку, ты поймешь, что ее нельзя не любить, и сам полюбишь ее, как сестру. Предсказываю это тебе заранее».

После этого я получил от него еще два послания, полных любовного бреда. Затем, после короткого перерыва, пришло одно, печальное, пестревшее недомолвками, местами дышавшее почти отчаянием. Поссорились, подумал я с облегчением. Очевидно, Сережка уже начал разочаровываться. А он, между тем, опять замолчал. Невольная горечь закралась в мое сердце. Столько лет настоящей, крепкой дружбы, столько вместе прожито и передумано… Но, вот, явилась какая-то черноглазая девушка – и все пошло насмарку. Обидно было.

Каково же было мое изумление, когда получив, наконец, письмо от Домбровского, я прочел следующее:

«Гриша, Гриша! Скажи мне, что я сошел с ума… Что я брежу, галлюцинирую… Что их нет, не может быть! Ах, да ведь я же видел, видел собственными глазами!.. и она подтвердила все…

Ты, конечно, слыхал о вампирах? О мертвецах, пьющих по ночам кровь живых людей? Ты в них не веришь, не правда ли? А они существуют. Они существуют… Это не легенда, не миф… Нет, это страшная явь. Явь, понимаешь?

А, может быть, я и в самом деле болен и они лишь плод моего расстроенного воображения? О, если бы было так!

Но, нет, нет! Я здоров. К несчастью, здоров, как всегда. Как бы я хотел умереть!… Но что тогда будет с несчастной Ирой? Она погибнет… И как погибнет!

Нет, я должен ее спасти, должен. Во что бы то ни стало!.. Но, как, как?.. Я решительно не в состоянии ничего придумать. Мысли мешаются… Помоги же, друг, посоветуй что-нибудь… Умоляю тебя!

Твой несчастный Сергей».

Понятно, я не верил в вампиров и, перечитывая этот злополучный листок, испуганно недоумевал: что это? Глупая шутка? Нет, слишком непосредственно написано, видно, что вылилось из души. Да и не способен на такие шутки Сережа.

Но тогда… Неужели же он сошел с ума?! Так внезапно… Не имея никакого предрасположения к этому… И почему же Аратынские, зная, что я – самый человек Сергею, не уведомят меня об этом несчастии? Впрочем, возможно, что они еще напишут… Ужасное ожидание! Не взять ли отпуск и съездить туда? А если это мистификация? Да Сережка потом засмеет меня…

4

пока я колебался и раздумывал, прошло несколько дней. И, вот, вернувшись однажды из барака, я снова увидел знакомый конверт. Уже почерк, которым он был надписан – торопливый, нервный, небрежный, заставил меня понять, что дело с моим другом, наверно, плохо. Одним движением вскрыв письмо, я поспешно развернул его и прочел :

«Гриша! Друг! Брат! Помоги!.. Помоги спасти Иру! Я не сумасшедший, нет, как ты сам убедишься в этом. Она гибнет на моих глазах. Но один я бессилен. Именем нашей дружбы, именем твоей матери умоляю тебя, приезжай немедленно! Дело идет о человеческой жизни. О двух жизнях, потому что если она погибнет, я не переживу этого. Приезжай же, приезжай! Дорог каждый час…

Твой несчастный Сергей».

– Еду, мой несчастный друг, – громко сказал я, засовывая письмо в карман. Для меня не оставалось больше сомнения, что Домбровский заболел психически. Что послужило этому причиной, – не важно. Там узнаю. А пока – в дорогу.

Взглянув на часы, я увидел, что до ближайшего поезда остается больше двух часов, – больше, чем достаточно для того, что бы собраться. Прежде всего я пошел к старшему врачу просить отпуск, решив в душе, в случае отказа махнуть рукой на все и уехать без разрешения. Но мне его дали беспрекословно. Эпидемия заметно шла на убыль и увеличенному штату больницы нечего было делать. Быстро уложив все необходимое в ручной саквояж, я отправился на вокзал.

– Бедный, бедный Сережа! Неужели же его болезнь неизлечима? И что могло вывести из равновесия его трезвый, здоровый рассудок? Какой удар, какое потрясение так повлияли на него? Уж не изменила ли ему эта «дивная фея»? Каким найду я его? И неужели же он безнадежен?… – Всю дорогу мучили меня эти вопросы… Но ответа на них я, конечно, найти не мог.

На следующее утро я сошел на ближайшей к имению Аратынских станции. Это был уездный город Тетеревинск, пыльный. Безлюдный, сонный. Таким он, по крайней мере, показался мне.

Взятый мною на вокзале извозчик был испитой, тщедушный парень, болтавшийся, как высохшая куколка в коконе, в широчайшем, до пят, балахоне цвета верблюжьей шерсти. Обрадованный, вероятно, редким счастьем заработать несколько рублей, он с дикой стремительностью промчал меня через весь город, пугая многочисленных собак и редких прохожих.

Экипаж, громоздкий и неуклюжий, невиданного мною фасона, дребезжал, гремел, скрипел и метался из стороны в сторону, как бы угрожая рассыпаться на свои составные части. Я недружелюбно и не особенно доверчиво оглядывал его, цепляясь руками за что попало и тщетно стараясь покрыть своим голосом производимый шум.

Мой возница, то и дело привставая, с увлечением нахлестывал лошадей, громко покрикивая на них. Мне удалось обратить на себя его внимание только тогда, когда мы съехали с мостовой и, понеслись по мощеной улице. Это было уже в предместье. Балахон, натянув вожжи так, что лошади почти сразу остановились, повернулся ко мне лицом и, горделиво улыбаясь, осведомился, что мне нужно.

Вероятно, он ожидал похвал, потому что обиженно, с жаром выступил в защиту своего экипажа. Однако, обещал не мчаться больше таким аллюром. Обещание свое он сдержал и даже слишком. Всю остальную дорогу, правда очень холмистую, мы тащились почти шагом.

Надвинув пониже на лоб для защиты от солнца шляпу, я курил и нетерпеливо поглядывал в даль. Моя тревога росла вместе с приближением к Сергею. Что с ним теперь? Не хуже ли ему? Да там ли он еще?.. Не отправили ли его Аратынские в сумасшедший дом? Все возможно… Ах, хоть бы поскорее доехать!

Напрягая покрытые потом, тяжело вздувающиеся бока, лошади, не знаю, в который раз, втащили наш допотопный экипаж на вершину довольно высокого холма. Внизу, саженях в двухстах влево от проезжей дороги раскинулась большая усадьба. Налево, немного дальше, виднелось село. Под прямыми лучами солнца крест на колокольне казался издали сияющим до боли в глазах диском.

Я, понятно, все свое внимание обратил на усадьбу. Вот она, наконец, Аратыновка. Сейчас я увижу Сережу…

За высоким, крепким забором были разбросаны разные хозяйственные постройки под соломенными и тесовыми крышами. В стороне от них, из-за зелени деревьев, краснела железная крыша длинного помещичьего дома. С трех сторон окруженного садом.

5

Мы въехали в гостеприимно раскрытые настежь ворота в большой двор, граничивший справа с садом, слева – с «черным» двором. Дом выходил сюда только фасадом, с рядом лип перед ним. По дальним углам стояли два вместительных амбара, должно быть с зерном.

Трое громадных собак, свирепо лая и потрясая цепями, заметались у своих конур, как только заслышали наше приближение. При виде чужих их ярость еще усилилась, а где-то в дали им вторили невидимые товарки.

Въехав с почти городским «шиком», мой извозчик остановился у крыльца. Я соскочил на землю, с невольным удовольствием распрямляя затекшие от долгого сидения ноги и выжидательно поглядывая на окна. За ними, по-видимому, никого не было. Вот те два, крайние с левой стороны, наверное, принадлежат Сергею…

Однако, что же это никто не выходит? Меня начинало удивлять такое безлюдие. Собаки продолжали бесноваться, а дом, как будто, вымер. Уехали они все, что ли? Несчастие какое случились? Может быть припадок с Сережей?… Или… или что-нибудь еще худшее?..

Я уже стремительно двинулся к крыльцу, когда дверь распахнулась и в ней, как в рамке, показался длинноногий, белобрысый парень. Увидев незнакомое лицо, он поспешно бросился ко мне, на ходу оправляя красную ситцевую рубаху.

Идя ему на встречу, я отметил мысленно странность его походки: он как аист, вытягивал вперед ступню, не сгибая колен. И вдруг меня почему-то осенила уверенность, что Сергея здесь уже нет. Ведь, Аратынские, в сущности, чужие ему люди…

– Вы до пана? – српосил парень, низко кланяясь. – Дак воны зараз у поли. Надоть ваам трохи почекать. Ходить, я вас проведу у хоромы.

– Нет, я к паничу, к репетитору… Что, Сергей Александрович дома? – произнес я и замер в ожидании ответа.

– Лепетитор? А, звистно, дома. Должно, с паничом Борой займаются.

Я не поверил своим ушам. Как?! Сережа занимается с учеником?! Что же тогда значат его письма?.. Мистификация? Какого же дурака в таком случае я свалял, явившись сюда!

– Занимается с Борей? – недоверчиво переспросил я.

– Эге ж. – равнодушно ответил парень, преступив с ноги на ногу.

Это была приятная неожиданность. Настолько приятная, что я заранее простил своему другу ту жестокую комедию (как я думал в эту минуту), которую он разыграл со мной, чтобы завлечь меня сюда.

Велев извозчику ожидать, пошел за своим путеводителем в дом. Он, услужливо взяв из моих рук саквояж, провел меня в комнату Домбровского. Она, действительно, была довольно таки мрачновата.

Сбросив пыльную одежду, я с удовольствием принялся умываться, беседуя в то же время с аистоподобным парнем, которого, как оказалось, звали Митро. Желая окончательно убедиться, что Сережа здоров, я первым делом спросил у него:

– Ну, как у вас тут, все благополучно? Больных нет, все зоровы?

– Та усе. Тольки лепетитор чегось не дуже здоровы, – как будто нехотя ответил Митро.