Афганский исход. КГБ против Масуда

– Попсовик может знать кого-то, кто знает душмана. Мне поручено уточнить, не более. Не волнуйся.

Последние слова болью отозвались в сердце Анны. Муж прокололся, попросив не волноваться. Наверняка причины для беспокойства были, иначе бы не взвился от звонка профессора. «Посмотрим, шоу в кондитерской, – прикидывала женщина. – Вечером приласкаю Матюху, пока от напряжения и вранья у него крыша не съехала. К тому же небольшой стресс стимулирует его в постели». На заре туманной юности она стеснялась откровенных любовных утех, памятуя, что спецслужбы противника могут снимать происходящее в спальне. Позднее, вспоминая об этом, испытывала возбуждение, а не смущение. Алехин – мужик, ему плевать на чьи-то глаза или камеры. Однажды прямо сказал, что любая операция «Ольга» (оперативное название для подглядывания) – занятие для импотентов. Правда, муж сомневался, что дом оборудован видеокамерами.

Глава 5. Дантист

2 сентября

После секса Матвей спал как убитый. Утром поцеловал жену и пристально посмотрел в глаза. Анна чуть зарделась – вечерний сеанс прошел приятно. После десяти лет персональная химия работала по-прежнему отменно.

В ванной опять вернулась тревога по поводу задания. Напрягал звонок Смушко на домашний телефон, который, надо полагать, стоял на прослушке. Разведчик не считал, что находится в активной разработке у шведской госбезопасности (СЭПО), поэтому переговоры вряд ли слушали в реальном времени. Прежние беседы с онкологом не несли оперативной нагрузки. Прозвучало имя Ахмад Шах – плохо, но не критично, ведь поляк открестился (хотя иудеи, вроде бы, не крестятся) от боевика. Да, и кто в Швеции знает афганские имена? Не радовал срыв с «ВБВ», хотя изначально попытка выход через Смушко на Масуда выглядела бесперспективной.

Организация управлялась из Парижа, а профессор – хоть и почетный, но лишь член «ВБВ». Филиала в Швеции не существовало, работало несколько активистов. Оперработник понимал, что сделать из поляка агента влияния на парижскую штаб-квартиру не получится. Искать продолжения здесь бессмысленно.

«Врачи» засветились как крыша для операций спецслужб, проводившихся «главным противником» – США. Сотрудничали с талибами, которые саботировали урегулирование и хотели, чтобы уходящие русские истекли кровью. Масуд проводил независимую от Талибана линию. Проникнуть в Панджшер «ВБВ», похоже, не удалось.

Листая газеты, разведчик наткнулся на аршинный заголовок «Шведский флот бомбит шхеры, пытаясь потопить советскую подлодку». Глупость несусветная, никаких подводных рейдов Балтфлот не проводил. Истеблишмент Швеции вел последовательную кампанию по дискредитации соседа по Балтике. Охота на несуществующего врага шла без перерывов, формируя в общественном мнении образ «коварной Москвы». В основе лежала историческая обида на Россию, во времена Петра I лишившую Стокгольм доминирующих позиций в регионе. СМИ – орудия мести потомков Карла XII – асимметрично мстили за Полтаву. Шумиха затрудняла общение оперработника со шведами.

За полдня Матвей так и не смог найти новых решений. Оставался ход через Dr. Oban. Забрав детей из школы, разведчик приехал в район пешеходных улиц и припарковался в огромном бомбоубежище, служившим в мирное время гаражом. Пешком компания двинулась за Степаном, который вывел на вывеску «Сладости Доктора Обана». Когда Матвей и Анна вошли в заведение, дети уже охмуряли смуглого пришельца. Пришельцами в Швеции политкорректно именуют иммигрантов, а таковыми в первом и втором поколении являются 10 % населения, а в столице – 20 %. Эстрадника родила мама-шведка от приболевшего в местном порту моряка с Островов Зеленого Мыса. Папа уплыл, а мальчик вырос темнокожим шведом. Учился на стоматолога, проявил недюжинный музыкальный талант и отлично зарабатывал на эстраде. Деньги инвестировал: например, по совету мамы открыл модную кондитерскую.

Звезда подписывал диски и позировал со Степой, Машей и Федей перед «полароидом», исправно выплевывавшим фотографии.

– Как стоит? – по мужской шведской традиции спросил Матвей, оглядывая пустой зал. Местные подростки еще не набежали – у них занятия в школе оканчивались позднее.

– Отлично, только отлично, – ответил хозяин. Рядом застенчиво стоял миниатюрный восточный парень в белом кителе. Шрам на щеке и хромота не портили его, напротив, придавали некий шарм. «Мужу повезло: нашел афганца – наверняка единственного в Стокгольме», – обрадовалась про себя Анна и раскрыла меню.

Дав детям немного обработать певца, оперработник счел его достаточно размякшим для допроса. Анна усадила школьников и заказала сладкого – твердого и жидкого – улыбчивому официанту. Матвей подошел к прилавку и, «случайно» увидев тот самый плакат с концерта в пользу беженцев, поинтересовался:

– Это ты где?

– Большая сходка в Сольне на стадионе. Месяца три назад.

– А кто с тобой на сцене?

– Борг из ABBA, двое из Army of Lovers и чувак из «Шведской помощи».

– Чувака хорошо знаешь?

– Председатель Уве Стурстен. Пересекаемся иногда. Меня часто таскают на тусовки.

– Мировая популярность обязывает, – вставил комплимент разведчик. – Помощь – дело хорошее. Мои дети по телику видели про Панджшерское ущелье в Афганистане, и мечтают туда отправить тетрадки, ручки и т. п. Там Ахмад Шах Масуд главный. Не слыхал про такого?

– Не, но могу Уве звякнуть, узнать.

– Будь другом, звякни.

Dr. Oban, в миру Джу Джу, удалился в «кабинет», которым служила выгороженная часть подсобки. Через минут пять оттуда вышел афганец и расставил еду на столе. Пиршество началось. Скоро появился хозяин и поманил Матвея к прилавку.

– Повезло. Застал Уве в офисе и чуть отжал по старой памяти. Чувак балакает, «ШП» сотрудничает с Ахмад Шах Масудом, а он сам встречался с моджахедом.

Стремление певца помочь выглядело искренним. Информация звучала достоверно.

– Слышь, Уве спросил, кто интересуется, – добавил Dr. Oban. – Я имени твоего не знаю, сказал, что дам тебе номер его телефона. Позвонишь, сошлись на меня. Как тебя звать?

– Матеус, – пришла на помощь Анна и под столом толкнула ногой Степу. Тот, получив команду «фас», вновь набросился на кумира. Когда компания направилась к парковке, вслед выскользнул хромой официант, отпросившийся у босса покурить. Джу Джу, несмотря на расхристанный сценический образ, не курил и запрещал табак в заведении. Тайком проводив посетителей до лифта в бомбоубежище, афганец не вошел в кабину, а занял позицию у выезда. Увидев «вольво» с нужными пассажирами, записал марку и номер на сигаретной пачке.

Зайдя в автомат на центральном рынке, парень позвонил на квартирку в пригороде Ринкебю, где обитали в основном иммигранты с Ближнего и Среднего Востока.

– Фарук, здесь Карим. Когда можно заехать?

– Во вторник вечером, только в долг больше не дам. И так мне должен пять тысяч.

– Ну, Фарук, я такое расскажу, сам денег предложишь.

– Кончай болтать. Иди, работай.

Афганец вернулся в кондитерскую, прошел в подсобку помыть руки и надеть китель. От кабинета его отделяла тонкая фанерная перегородка, через которую отлично слышно разговоры хозяина. Подслушивать он любил, и сегодня удалось узнать про Масуда. «Фарук будет доволен, – размышлял Карим, гордый, что сообразил сбегать и выследить посетителя. – Глядишь, за информацию накинет сотню-другую крон. Ведь сам обещал не обидеть, если что интересное разузнаю».

Фарук организовал отделение «хавала» – арабской небанковской системы платежей. Она обеспечивала переброску чистых, серых и грязных денег в международном масштабе. Рабочий, наркоторговец или террорист приносил наличные «банкиру», тот звонил партнеру в нужной стране, который и выдавал деньги получателю. Без каких-либо формальностей. Сеть строилась на абсолютном доверии партнеров, которые обычно принадлежали к одному народу или даже племени. Общались они конспиративно и на особом жаргоне. Невидимые и крупные денежные потоки выпали из-под банковского контроля. Своповые (баш на баш) операции не удалось поставить под колпак и спецслужбам. Шли века, менялись государства, появлялись электронные платежи, а «хавала» жила и процветала. Она переключилась с использования караванов на почтовую, а потом и телефонную связь. Щупальца проникли повсюду, двигаясь за клиентами. Архаичность системы защищала от технического и агентурного проникновения.

Но Фарук отступил от мудрости предков: «Меньше знаешь, крепче спишь». Пожив в Швеции, перенял принцип «Информация – ключ к успеху» и начал проявлять интерес к бизнесу клиентов, к их положению в землячествах, к связям за рубежом. Он родился в Пакистане и предпочитал язык пушту, а его услугами пользовались и те, для которых родным был арабский, фарси или дари (как Карим). «Банкир» вербовал осведомителей из числа просивших кредита или поблажек.

Алехин завез Машу и Федю к родителям и рулил к дому. Тут сын вдруг заметил:

– Вечерний клев отличный. Смотри, пап, сколько лодок в фиорде.

«В секции тенниса освоил крученые подачи», – уловил намек отец.

– Не выйти ли нам за судаком на ужин? – Матвей вызвал детский восторг.

Оперработник редко ездил на рыбалку. Будучи профи в ловле на крючок людей, мелкой добычей не интересовался. Манила одна рыбина – Стурстен. Нужен безупречный подход к нему. «Совмещу раздумья с заботой о сынишке, обожающем спиннинг», – решил отец.

Анна от неожиданности встрепенулась: муж дважды за день шел на поводу у сына.

– Ему уроки надо делать, а не кистевой бросок отрабатывать.

– Какие уроки, мам? Второй день учимся.

– Анечка, присоединяйся, будешь осваивать новый «никон» с телеобъективом.

– Сначала переоденемся!

Захватив удочки, семья прошла к необитаемой зоне острова, где встречались даже косули. Они приходили зимой по льду и иногда, пропустив ледоход, оставались на лето. Уйти по бетонной эстакаде, соединявшей с соседними районами, животные не решались.

Степа дергал блесну, отпуская пойманных окуньков назад в озеро. Жена оттачивала азы фотоискусства. Оперработник набрасывал план действий для отправки в Центр. Смер провожал взглядом катера и яхты. Его завораживали академические лодки, живые гребцы которых двигались ритмично и шумно выдыхали воздух. Звук по воде распространялся далеко – помогала повышенная влажность и ровная подстилающая поверхность.

Дежурный бюро специальных технических мероприятий почесал затылок. «Доложить наверх или нет? – дилемма мешала спокойно выпить еще кружку кофе до прихода смены. Либо он, либо следующий дежурный был обязан сообщить. Если компьютер контроля за телефонной сетью Стокгольма выбрасывал флажок, а флажок мигал, то следовало доложить начальству. На экране мерцали имя «Ахмад Шах Масуд» и 4 телефонных номера. Первый принадлежал абоненту Мише Смушко, второй – Матвею Алехину, третий был автоматом на центральном рынке, четвертый стоял в Ринкебю на квартире. «Странная четверка, – подумал молодой ассистент. – Поляк, русский и два анонима, а говорят об одном человеке. Похоже, мафия». Забыв про кофе, постучал в кабинет старшего инспектора.

Арне Лагерфельт пребывал в плохом настроении: начальство требовало результатов, а сотрудников мало. Установили систему наблюдения за телефонами, которая в основном покрывала запросы следователей. Суд неохотно разрешал прослушку даже в обоснованных случаях, а преступники осторожничали в разговорах. Еще хуже с контртеррористическими функциями, требующими превентивных действий. Правда, СЭПО (госбезопасность!) уговорила министра юстиции и получила поблажки в телефонном серфинге. Пока этот сегмент системы функционировал в тестовом режиме.