Хранители. План игры

Худя так сильно погрузился в размышления, что незаметно для себя как будто переместился во времени. Стены заброшенного дома исчезли, равно как и мирно посапывающий у костра напарник. Тощий снова оказался на заросшем полынью и репейником поле в тот момент, когда интенсивный курс обучения закончился. Худя увидел себя со стороны, медленно бредущим по правую руку от проводника, и услышал знакомый слегка гнусавый голос с легкой, едва уловимой хрипотцой:

– В былые времена в Зоне водились опасные мутанты. Ныне таких и не осталось вовсе. Ну, может, с десяток-другой экземпляров от каждого вида на весь парк наберется, но это ж капля в море, сам понимаешь. Вот ты мне честно скажи, ты, когда по парку бродил, наверняка ведь сталкивался с мутантами?

– А то! – не без самодовольства ответил Худя. – И даже не раз.

– Тебе, наверное, сложно было справиться с ними, раз ты, как шар, раздулся от гордости.

– Да нет. Они убегали, даже не пытаясь нападать. А если и атаковали, то я их почти как в тире расстреливал. И, это, не надо на меня гнать. Ничего я не надулся. Тебе показалось.

Проводник усмехнулся: ну-ну, ищи дурака.

Какое-то время они шли молча. Худя либо проводил ладонью по качающимся на ветру серебристым соцветиям чернобыльника, именно такое название закрепилось в парке за полынью, либо срывал с кустов репья колючие головки и кидал под ноги. Недавний наставник с задумчивым видом смотрел вдаль перед собой.

– И кто тебе в основном попадался? – прервал он долгую паузу.

Худя задумался, перебирая в памяти стычки с мутантами.

– Ну, эти, как их там, пучеглазки, слепые псы, кабаны. Нюхачи вот еще пару раз были. Чаще всего, конечно, с собаками приходилось дело иметь.

– Вот, – проводник назидательно поднял палец к похожему на замызганную простынь серому небу. – Шелупонь всякая, одним словом. А доведись тебе встретиться один на один с тем же сушильщиком, например, большеногом, химерой или, не приведи господи, мозголомом, ты бы, возможно, и не шагал сейчас рядом со мной.

– Да ладно! – не поверил Худя. – Прям они такие особенные, что их ни застрелить, ни взорвать нельзя.

– Отчего ж нельзя? Можно. Только вот иной раз так бывает, что у сталкера патроны с гранатами закончились, а мутант все еще живее живых. И вот тогда вся надежда остается на нож, а им не каждый способен убить того же сушильщика, допустим. Тот ведь становится невидимкой, когда охотится. Поди воткни нож в того, кого не видно. Заметить-то его можно, если приглядываться: листики там, травинки всякие на фоне его неприметного силуэта искажаются. Опять же следы на земле остаются, да и рычит он, круги вокруг тебя наматывая. Да только вот, когда кровь от адреналина кипит, не очень-то на это внимание обращаешь, вот и крутишь головой по сторонам, что твоя сова, дабы не упустить момент. Он ведь, зараза, за миг до атаки из воздуха, как по волшебству, появляется и рычит так, что оглохнуть можно. Знает, тварь, как на психику действовать.

Рассказ заинтересовал Худю. Он стал расспрашивать проводника о других мутантах, хотя раньше, когда Зона еще существовала, ему на это было плевать. Он сам не собирался тогда ехать в ЧЗО и не понимал, что так влечет сюда других. Он и в «Чернобыль Лэнд» ни за что бы не поехал, не будь на то воли босса. Все-таки его стихией были городские джунгли, а не просторы тематического парка развлечений. Именно в Москве, а не здесь, он чувствовал себя как рыба в воде.

И хотя он до сих пор ощущал себя чужим на этом празднике жизни, в нем исподволь происходили незаметные глазу перемены. Возможно, на него так действовала энергетика этого места. Он постепенно влюблялся в территорию отчуждения и хотел как можно больше узнать обо всем, что хоть как-то с ней было связано.

Видя неподдельный интерес к его словам, проводник охотно делился всем, что знал о мутантах. Именно от него Худя узнал, что большеног способен на расстоянии сбить человека ударом чудовищной руконоги по земле и затоптать насмерть. Что у церберов две головы и, хотя одна из них недоразвита, они все равно умнее других тварей. Что эти двухголовые монстры способны бесшумно передвигаться, прыгать на большие расстояния и живучи, как кошки, благодаря дублированной системе внутренних органов. Что есть альфа-псы, которые и не собаки вовсе, а настоящие машины для убийства. Они не только сбивают в стаю «слепышей», пользуясь теми как орудием для добывания пищи, но и могут создавать фантомы. И ладно бы это были безобидные галлюцинации, так ведь они, как настоящие твари, могут не только ранить, но и убить, да и патроны на них опять же расходуются, а это в Зоне ценный ресурс. А еще он узнал о мозголомах – пожалуй, самых опасных хищниках этих земель.

Проводник внезапно остановился и резко развернулся на месте. Идущий рядом с ним Худя из видения продолжил шагать как ни в чем не бывало, но с каждым шагом почему-то становился все меньше и меньше, пока и вовсе не исчез из нарисованной воображением картинки. Проводник же выставил вперед руку и нацелил указательный палец на сидящего перед костром настоящего Худю.

– Этот мутант так задурит мозги, что ты и не поймешь, как стал его добычей. С одним из них тебе довелось сегодня столкнуться. Считай, ты заново родился, – сказал он, и все его тело исказилось, пошло волнами, как будто перед ним струилось знойное марево.

Худя тряхнул головой. От наваждения не осталось и следа, но ощущение, что за ним пристально наблюдают, не отпускало. Он вскинул автомат на линию огня, прижал затыльник приклада к плечу и прицелился в едва заметное в окне бледное пятно. Ему показалось, он разглядел в этом пятне морду мутанта. Тварь пялилась на него темными, невероятно большими глазами. Худя сдавленно вскрикнул и нажал на спусковой крючок.

Грохот одиночного выстрела прозвучал громом среди ясного неба. Кастет вскочил, словно под ним распрямилась сжатая пружина. Он спал с автоматом в руках, а потому сразу оказался готов к бою и теперь недоуменно вертел головой по сторонам, не видя в комнате никого, кроме Худи.

– Что случилось? В кого стрелял?

– Там кто-то есть, – ответил Худя. Облако дыма от сгоревшего пороха заклубилось в воздухе, когда он показал автоматным стволом на окно.

Кастет припал на колено и тоже прицелился. Несколько секунд он вглядывался в темноту ночи, а потом убрал оружие, выпрямился во весь рост и растянул губы в дружелюбном, как ему показалось, оскале:

– Ложная тревога. Это башка того ублюдка, что дурил тебе мозги. Ложись спать, я покараулю.

Худя не стал отнекиваться. За время ночного бдения он порядком утомился и был не прочь прикорнуть на часок-другой.

Кастет растолкал приятеля, когда ночная мгла за окном уступила место серой хмари предрассветных сумерек. Не открывая глаз, Худя, словно сомнамбула, уселся на полу, по-турецки сложив ноги, звучно зевнул и поинтересовался:

– Который час?

– А чего ты у меня спрашиваешь? Ты ж забрал мой ПДА. Забыл, что ли?

Худя пробормотал что-то невнятное. Голова склонилась набок, нижняя губа отвисла. Похоже, он снова заснул, но Кастет этого не видел. Сидя на корточках в светлом круге от излучающих волны живительного тепла трескучих языков пламени, он готовил завтрак на скорую руку. Вскрыл ножом банку тушенки, придвинул ближе к огню, чтобы жир растопился. Потом достал из своих запасов замотанную в чистую тряпицу краюху ржаного хлеба, положил на рюкзак друга и трепетно, словно внутри находилось бесценное сокровище, развернул края материи. Нарезал хлеб крупными ломтями, подобрал с холстинки упавшие во время резки кусочки пористого мякиша, сунул в рот и только после этого глянул в сторону Худи.