Рассказы из Санта-Моники. Андалузские истории

Родственники помладше, пока что знающие жизнь чуть хуже, переживали чуть меньше.

Мерседес передвигалась прерывистыми, мелкими, шаркающими шагами, покачивая при ходьбе головой – как будто что-то с негодованием, без слов, осуждая.

– Тетя так раньше делала? – вполголоса спросил Мигель у Моны.

– Не припомню. Во всяком случае, не так сильно.

Еще, из нового для всей семьи, у Мерседес появились огромные черные очки, закрывающие половину лица.

– Как кинозвезда, которая прячется от папарацци, – пошутил Мигель и очередным подзатыльником, на этот раз отцовским, от Фабио, был отправлен помочь дяде довести Мерседес до крыльца и подняться по ступенькам.

– Привет всем! – вопреки плачевному внешнем виду держалась Мерседес бодро. – Эй! Вы тут вообще? Не прячьтесь!

Словно очнувшись, родственники тут же окружили ее заботой, по очереди заключая в объятия, предлагая любую помощь, интересуясь всеми ее желаниями – присесть, перекусить, утолить жажду, включить радио, сделать потише рождественскую музыку и так далее.

Мерседес благодарила и добродушно посмеивалась:

– Чувствую себя персоной важнее папы римского!

Вскорости пришло время рождественского ужина (в виду обстоятельств, перенесенного на обеденное время). Тереза, Мария, Мона и сводные сестры Кира с Мирой с утра торчали на кухне и, конечно, не зря. На столе стояли многочисленные закуски, традиционные для любого андалузского застолья: тончайше нарезанный хамон, оливки, каперсы, фаршированные баклажаны и яйца, сыр – всего по несколько видов. Тут же на стол подали благоухающий кальдо – наваристый суп из мяса и овощей. Затем настала очередь праздничного жаркого, щедро сдобренного лучшими, что можно найти в андалузских горах, душистыми травами, душицей, тимьяном и розмарином, черным перцем и чесноком, обложенного разрезанными на четверти молодыми лимонами, брусками запеченной моркови и дольками, посыпанного тмином и молотой паприкой, картофеля. В качестве десерта ждали своей очереди традиционные рождественские туроны – цельные орехи, покрытые слоями шоколада и карамели, а также польвороны и мантекадо – песочное печенье с миндальной пастой и жареным в свином сале пеканом.

Хоть об этом заранее и не договаривались, за столом постоянно кто-то говорил. В основном все бесперебойно желали Мерседес здоровья. Так усердно, что она даже что-то заподозрила.

– Вы меня тут что, хороните? – спросила она с удивлением. – Адриан, ты рассказал им о тетрофлизимабе?

– О чем, о чем? – переспросила Тереза, одновременно поймав многозначительный взгляд брата.

– Это лекарство, – пояснила Мерседес. – Новое, из Нидерландов. Поставило на ноги тысячи таких, как я. Все верно?

– Так и есть, – подтвердил Адриан.

– Я думаю, оно жутко дорогое, – рассмеялась Мерседес,– но он не признается!

Молина на всякий случай обвел всех присутствующих выпученными глазами.

– Нет, это совершенно не так, – возразил он жене. – Гроши! Современная медицина не такая дорогая, как о ней думают. Плюс мы… э… попали в программу с государственной поддержкой. Мы без труда справимся.

На самом деле таблетки, внушающие надежду своей невероятной стоимостью, а также оптимистичным, полным жизни светло-салатовым цветом (оценить по достоинству который Мерседес все равно не могла), были закуплены Молиной на сумму, сопоставимую, как минимум, с четвертью всего его поместья. Это был запас на ближайшее время. Под личным контролем Адриана Мерседес принимала их трижды в день.

Возникла пауза, в течение которой Мерседес слышала только, как стучат ножи и вилки, и пережевывается рождественское жаркое.

– Ну и отлично, – сказала она сама, не дождавшись никого другого. – Единственное, о чем я по-настоящему жалею, это то, что мне придется отказаться от мечты всей своей жизни. Я говорю о… Ну, вы сами знаете о чем. Что же – не судьба!..

О чем мечтала Мерседес, в семье действительно знал каждый. С самых малых лет она грезила путешествием в Америку. В принципе, не таким уж и далеким – нужно было всего лишь пересечь океан. Нью-Йорк, Вашингтон, Лас-Вегас – известные любому названия этих американских городов годами щекотали ее фантазию, дразнили и манили к себе. Она наизусть знала их улицы, парки и музеи – все главные достопримечательности. Голливудские фильмы, которые теперь ей было увидеть невозможно, она помнила на уровне самых точных цитат. Так же хорошо знала и литературу.

Отдельно Мерседес мечтала побывать в калифорнийской Санта-Монике – отчего-то она была уверена, что там ее ждет нечто совершенно удивительное.

Но, несмотря на то, что мечта казалась вполне осуществимой, поездка в Штаты постоянно откладывалась. То рождались дети. То внуки. То они шли в школу. То болели и находиться в школе никак не могли. Как только появлялись время и деньги, вместе с ними всегда возникало что-то еще – срочная плата за обучение в университете, ремонт дома, очередная свадьба старшего сына и так далее, так далее, так далее.

А потом неожиданно подошло к концу здоровье. И простая мечта Мерседес, как это ни печально, стала совершенно невозможна к исполнению.

– Не судьба… – повторила Мерседес.

Близкие, оставив ножи и вилки, снова наперебой стали желать ей здоровья.

– Все! Я прошу вас! Хватит! – взмолилась Мерседес спустя некоторое время. – Спасибо вам всем огромное! Но я уже чувствую себя рождественской елкой, вокруг которой пляшут хоровод. Давайте уже дарить подарки!

Предложение встретили с радостью. По очереди Мерседес вынимала из общего мешка рождественского подарки (это было семейной традицией, и ее исполнение всегда доверяли именно Мерседес, как самой уважаемой в семье персоне), упакованные и подписанные одним членом семьи для другого. Кира подарила Мире чехол для мобильного телефона. Альфонсо получил от жены младшего брата Марии свитер. Сестра Тереза поздравила брата Адриана с Новым годом новым галстуком-бабочкой, которые он всегда предпочитал обычным.

Особенно все радовались подаркам от Мерседес, даже ее засмущали. Лежа в больнице, она смогла найти силы для того, чтобы корявым слепым почерком расписаться на праздничных открытках и приложить к ним по банкноте-другой.

– Я просила у Адриана по пятьсот евро каждому, – шутила она, – но на какие купюры заменил их этот негодник, не имею понятия!

Все смеялись и чмокали слепую Мерседес с благодарностью в щеки.

Прошло еще немного времени. Фабио получил от Адриана набор сигар. Мигель подарил сестре Моне совершенно не идущие ей сережки и получил от нее в ответ то, чего избегал всю свою жизнь – книгу.

Дочки Мира и Кира и, примкнувшие к ним племянница с золовкой, скинувшись, подарили Мерседес роскошную брендовую сумку, модную именно в этом сезоне. Мерседес, как и всякая женщина, высоко ценившая подобные мелочи, с таким трепетом ощупывала пальцами дорогую поверхность сумки, будто пыталась прочесть по ней что-то на азбуке Брайля. Кира и Мира помогали ей своими руками – показывая, где у сумки какой кармашек, молния, дополнительные отделения и кнопочные замочки.

Наконец в мешке остался последний подарок. Конверт – от Адриана Молины своей драгоценной супруге.

– Ну-ка, что там? Прочитай, Кира, – попросила Мерседес. – Но будь уверена, вашу сумку он уже не перебьет!

– Нет! Я сам! – воскликнул вдруг адвокат, сидевший молча с тех пор, как Мерседес начала раздавать подарки. – Кира… ушла в туалет.

Чтобы удивленная Кира, сидевшая в это время за столом, не вздумала ничего сказать, Молина показал ей пальцем на губы – «молчи!».

Удивленно вскинув брови, дочка подчинилась.

– В это рождество, Мерседес, – произнес Молина, – я дарю тебе… твою долгожданную Америку.

– Что? – воскликнула Мира.

– Что? – повторили за ней Пабло и Альфонсо.

– Что?!! – громко крикнула Тереза.

На вынутой из конверта открытке, которую держал в руках Молина, был подарочный купон в местный торговый центр – это было видно всем за столом.

– В Америку, моя дорогая, – повторил Молина и вложил в ее руку картонный прямоугольник. – Вот билеты. Ты заслужила это давно, моя любовь.

– Я увижу Америку?.. – прошептала в Мерседес, и из-под ее черных очков пролилась слеза. – Но… как? Как я поеду? Я же…

– Я полечу вместе с тобой, – сказал Адриан и обнял жену за плечи. – Мы побываем везде, где ты мечтала. В Нью-Йорке. На Манхеттене и около Статуи Свободы. Мы поднимемся на Эмпайр Стейт билдинг и сходим на Пятую Авеню. Я не обещаю, что мы купим там что-нибудь из недвижимости, но на несколько дешевых сувениров ты всегда можешь рассчитывать…

Мерседес заплакала.

– Я так люблю тебя, Адриан! Это лучшее рождество в моей жизни! А Лас-Вегас и Санта-Моника?