– А ты что, портняжка, платья чужие оценивать? – Росин, уже отвыкший от того, чтобы ему перечили, начал злиться. – Не нравится ряса – отвернись!
– Я здесь поставлен, чтобы видеть все, а не отворачиваться! – вскинул гладко бритый подбородок кавалер.
– Я тебе что, купец какой, али смерд безродный? – тихо поинтересовался Росин, склоняясь к караульному. – Сейчас кистень возьму, да и в леплю тебе по голове так, что перо из плеч торчать станет. Что тогда скажешь, господин рыцарь? Или думаешь, господин епископ из-за тебя войну начинать начнет? С государем московским ссориться?
Рыцарь заметно побледнел. Переехав мост, русский боярин ступил на территорию ливонской конфедерации, и строгий Разбойный приказ за его поведением более не доглядывал, дыбой за разбой и убийство не угрожал. Однако внешне ливонец попытался волнения своего не показать, и даже повысил голос, указывая на лежащие поперек седел холопов пищали:
– Пошто мушкетонов так много везете?
– Так ведь земли впереди дикие, – ласково улыбнулся Росин. – Разбойнички там иногда шалят и прочие крестоносцы. Как же без оружия?
– С мушкетонами нельзя! – решительно замотал головой кавалер. – Не пропущу! Оставляйте здесь.
– Зачем тебе ружья, дикарь?! – взорвался Росин. – Ты все равно не умеешь ими пользоваться!
– Нельзя! – рыцарь с надеждой оглянулся на пикинера, сонно наблюдающего за перебранкой и положил руку на рукоять меча. – Не пропущу!
– Ты что-то сказал, чухонец? – Росин сунул руку в широкий рукав рясы, и тут услышал позади тревожное ржание. Оглянулся. Опричник, горяча коня, крутился на одном месте, ожидая окончания спора. Костя тяжело вздохнул и выпрямился в седле: – Семен! Собери пищали, подвяжи на спину своему коню и отведи Семен Прокофьевичу.
Холоп спрыгнул на мост, в несколько минут собрал огнестрельное оружие отряда, перетянул ремнем, перекинул через спину чалого коня и под уздцы отвел обратно к Зализе.
– Ну, теперь доволен? – кивнул Росин ливонцу и, не дожидаясь ответа, дал шпоры коню. Холопы немедленно сорвались следом, и начальнику караула пришлось шарахнуться с моста в сторону – чтобы не затоптали.
Некоторое время рыцарь смотрел путникам вслед, потом раздраженно сплюнул:
– Ладно, еще встретимся, – и пошел обратно в тень.
Конный же отряд, сорвавшись с места, продолжал мчаться все тем же стремительным галопом, оставляя позади одну версту за другой. Разумеется, Костя понимал, что домчаться до замка Сапиместкой фогтии за один день он не успеет, но стремился пройти за первый переход как можно большее расстояние. Они неслись вскачь примерно час, после чего холопы перекинули седла на заводных коней, и отряд помчался дальше. Через час настал черед принять всадников на спины третьей смене скакунов.
Первым не выдержал Костя – отбив о седло всю задницу, он перешел на более спокойную рысь, и бешенная гонка превратилась просто в быструю езду. Тем не менее, еще задолго до темноты они добрались до Дерпта, обогнули его, не въезжая в город и повернули в сторону Пернова, достигнув к концу дня реки Педья.
Здесь Росин и приказал разбить походный лагерь – без палаток и шатров, но с костром, чтобы сварить нормальную кашу на ужин и на завтрак. Свернуть такой лагерь можно было так же быстро, как и развернуть – а посему с рассветом отряд двинулся дальше, на развилке перед следующей рекой повернув в сторону Вайсенштайна. Здесь боярин снова перешел на галоп, желая узнать – успеют бывшие «ливонцы» отреагировать на появление конного отряда, или он застанет их врасплох?
По узкой, но гладкой ухоженной дороге они домчались до цели своего путешествия примерно за два часа, перейдя в густом яблоневом саду на шаг, дабы дать скакунам возможность отдышаться и немного остыть, и спустя еще десяток минут увидели замок.
Сложенный из темно-красного кирпича, он представлял собой прямоугольное знание почти пятидесяти метров в длину и двадцати в ширину, с единой двускатной крышей из покрытой мхом черепицы. Фасад, смотрящий в открытое поле, возвышался на высоту девятиэтажного дома, причем его органичную часть составляла круглая башня со множеством бойниц, с каменными зубцами и флагштоком наверху. Левую сторону фасада венчала махонькая, укрытая островерхим шатром башенка с тремя узкими бойницами и тремя же круглыми окнами над ними, а рядом с узкими бойницами на высоте трех человеческих ростов над землей раскрывались широкие и высокие окна в готическом стиле. Уходящие в дубовые заросли тылы замка строители сделали примерно втрое ниже фасада, однако искать черный ход Росин не собирался. Он спешился у дубовых, обитых толстыми железными полосами и многократно проклепанных ворот, толкнул дверь калитки. Та, естественно, не поддалась.
Гость отступил на несколько шагов назад, поднял голову.
– Хоть бы спросили, кто пришел, что ли?
Сверху неожиданно донесся детский плач, который смолк так же резко и внезапно, как начался.
– У-у-у, – разочарованно потянул Росин. – Оказывается, и здесь детский сад появился. Погрязли рыцари в пеленках. Эй, есть кто живой?!
Никто не откликнулся.
– Ау, люди! – еще громче закричал Костя. – Пустите доброго человека, а не то он выломает дверь.
– Подождите, у нас обед, – откликнулось какое-то из окон.
– Еще чего! – хмыкнул Росин, и выкрикнул фразу, понятную только тем, кого он рассчитывал увидеть: – Дайте жалобную книгу!
Наверху загрохотало, и из окон высунулось сразу несколько голов.
– Чего смотрите? – миролюбиво поинтересовался гость. – Ворота открывайте, кабанчика закалывайте, вино на стол ставьте. Баньку можете не топить, я поутру в реке купался.
– Ешкин кот! – наконец-то узнали его хозяева. – Да ведь это же мастер из «Шатунов»! Клепатник, а ну бегом к воротам! Тащи его сюда!
Спустя несколько минут Росин уже сидел в уже знакомом ему большом зале. Он увидел все те же грубо сколоченные лавки, столы, составленные из положенных на козлы сколоченных из досок щитов, на которых во множестве стояли блюда с мясом, порезанной на крупные куски капустой, печеной рыбой. Правда, на этот раз тут имелись еще и крупные казаны с какой-то похлебкой, пахнущей вареной убоиной и миски с рассыпчатой белой сарацинской кашей – то есть, вареным рисом. Разумеется, здесь же возвышались и кувшины с вином.
Правда, на этот раз среди мужчин за столами восседали и женщины, одетые, не смотря на жару, в парчовые платья. Как минимум каждая вторая из них держала на руках по завернутому в полотняные пеленки младенцу. Время от времени малютки начинали хныкать, и матери, ничуть не стесняясь окружающих, обнажали грудь и начинали их кормить.
Помимо малышей, по залу, радостно визжа, носились еще и голозадые детишки лет по четыре-пять. Разговаривая между собой, людям приходилось повышать голос, перекрикивая детей, и в воздухе постоянно висел разноголосый гул.
– Костя, родной! – Кузнецов встретил гостя в дверях, устало обнял и повел к столу, посадив на скамью по правую руку от себя, а сам опустившись в кресло, за спинкой которого, положив на верхнюю перекладину скрещенные руки, стояла светловолосая Неля. – Давай, угощайся. Мясо вон, рыбка. Тут на блюде заяц. Сервы вчера принесли, сказали, что посевы портил. Я их за охоту не наказываю, коли дичь поля травит, но требую, чтобы добытое к нам на кухню приносили. Думаю, дурят они меня, от силы треть отдают, ну да ладно. Пусть и сами чего пожрут, коли так добычливы.
– А сам не охотишься?
Витя только отмахнулся, потом наполнил высокий оловянный кубок вином, поставил перед гостем, к себе притянул чей-то оставшийся без присмотра бокал.
– Эй, мужики! Давайте на мастера нашего выпьем! За встречу!
На это предложение откликнулись почти все мужчины и многие женщины, но некоторые, занятые своими делами, пропустили тост мимо ушей. Можно было подумать, что Росин приезжал сюда в гости чуть не каждый день и успел изрядно надоесть.
– Ты чего в рясе-то ходишь? – поинтересовался Витя. – Никак, в монахи подался?
– Достали вы меня уже с этой рясой! – зарычал Росин. – Нравится она мне, нравится! Неужели непонятно?!
– Ничего не сделал, – Кузнецов вскинул руки и округлил глаза в деланном испуге. – Только спросил…
– Извини, – Костя понял, что перегнул палку. – Я как со своего поместья выехал, меня про эту рясу чуть не каждый день кто-нибудь спрашивает.
– Ага, – сделал глубокомысленный вывод Кузнецов. – Раз ты выехал со своего поместья, значит не монах.
– Да, кстати, – спохватился Росин. – Дворня со мной, десять холопов. Лошадей расседлывают. Их как, покормят, или пусть припасы достают?
– Обидеть хочешь, да? – хозяин замка поднялся, подошел к дверям. – Клепатник! От, черт, ничего не слышно… – он спустился по лестнице, позвал еще раз: – Клепатник, Егор!
Наконец внизу послышался торопливый топот, показался запыхавшийся слуга.
– Егор, холопов нашего гостя, как с конями закончат, на кухню отведи пусть их там накормят досыта.
– Слушаюсь, господин фогтий, – поклонился серв и снова скрылся внизу.
– Ну как, теперь твоя душенька довольна? – оглянулся на Росина хозяин.
– Вполне…