Оценить:
 Рейтинг: 3.5

Любовь литовской княжны

<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 >>
На страницу:
6 из 11
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
– Да отродясь такого не случалось! – внезапно раздался громкий выкрик. И как обычно, удержать языка за зубами не смог юный Идигу. – Откуда у нас в Бухаре сто тысяч воинов?! Да у нас простых-то горожан с детьми и бабами вместе тридцати тысяч не наберется! Какие у нас слоны?! Откуда вся эта чушь?!

– Да как ты смеешь спорить, отрыжка шайтана?! – Учитель Салак взревел подобно дикому зверю и вскочил на ноги. – Ты подвергаешь сомнению слова премудрого Рашид ад-Дина?! Ты подвергаешь сомнению подвиги великого Чингиса, священного потомка солнечного луча?! А ну, бегом к дверям и снимай сапоги! Фалака – это меньшее, чем ты сможешь расплатиться за подобную дерзость!

Сын бухарского эмира моментально осекся – но было уже поздно. Учитель злобно толкал его к дверному проему, возле которого бедолаге пришлось снять мягкие войлочные сапожки и лечь на спину. Бек Салак ловко обмотал веревкой одну щиколотку мальчишки, затем вторую. Зацепил петлю на конце за крюк возле одного косяка, потом возле второго и отступил в сторону.

Невоздержанный на язык паренек оказался лежащим на полу с задранными вверх босыми пятками, надежно удерживаемыми на весу.

– Ты и ты! – указал на двух крепких учеников фальшивый дервиш. – Возьмите палки, дайте каждый по двадцать ударов!

И когда мальчишки начали с размаху бить свою жертву, бек Салак присел на корточки возле Идигу и принялся размеренно напоминать:

– Когда всемогущий Чингис, потомок солнечного луча, покорил город Бухару, в ней находилось сто тысяч одних только воинов бухарских и двадцать боевых слонов. Запомнил? Когда Чингис покорил Бухару, в ней было сто тысяч воинов и двадцать боевых слонов… Повтори!

Мальчик стонал и морщился, но молчал.

– Повторяй! Иначе получишь еще сорок палок по пяткам! – требовал учитель. – А ну, повторяй! Я вобью свое учение в твою пустую голову! Коли через уши не влезает, так хотя бы через ноги вколочу!

Княжич тем временем отошел в центр дворика, к пруду, наклонился и ополоснул лицо прохладной чистой водой. Снял шапку, смочил волосы и надел обратно.

В августовском Сарае даже в тени виноградной лозы было невыносимо жарко.

Вскоре сюда же дохромал и чуть смугловатый, лупоглазый Идигу, присел на край пруда, опустил в прохладу светло-розовые ноги и блаженно застонал.

– Зря ты с Салаком споришь, – тихо укорил его княжич. – Мало ли какую чушь несет этот тупой дервиш? Плюнь и забудь. Пятки целее останутся.

– Когда стану эмиром, – зло ответил мальчишка, – прикажу найти его и утопить в нужнике…

Бухарец еще немного поводил ступнями в воде, вытянул ноги наружу, отер ладонями и осторожно надел сапоги.

Наказание закончилось, и ученики снова рассаживались на коврах вокруг бека Салака, дожидаясь продолжения урока. Дервиш поджал ноги, расправил по сторонам полы драного халата, опустил веки, начал слегка раскачиваться и снова однотонно заскулил:

– Когда каан во второй раз устроил большой курултай и назначил совет об уничтожении и истреблении прочих непокорных, то победило его желание завладеть странами Булгара, асов и Руси, каковые лежали по соседству от становища Бату и еще не были покорены и гордились своей многочисленностью. Царевичи для устройства своих войск и ратей отправились каждый в свое становище, а весной выступили из своих кочевий и поспешили опередить друг друга. В пределах Булгара царевичи соединились. От множества войск земля стонала и гудела, а от многочисленности и шума полчищ столбенели дикие звери и хищные животные. Сначала царевичи силою и штурмом взяли город Булгар, каковой известен был в мире недоступностью местности и большою населенностью. Для примера подобным им, жителей его убили али пленили. Оттуда они отправились в земли Руси и покорили области ее до города Рязань, жители которого по многочисленности своей были словно муравьи и саранча, а окрестности были покрыты болотами и лесом до того густым, что там невозможно проползти даже змее. Царевичи сообща окружили град сей с разных сторон и сперва с каждого бока устроили столь широкую дорогу, что по ней могли проехать рядом три-четыре повозки, а потом, супротив стен его выставили метательные орудия. Через несколько дней они оставили от этого города только имя его и нашли в нем много добычи. Они отдали приказание отрезать убитым людям правое ухо. Сосчитано было двести семьдесят тысяч ушей. Оттуда царевичи решились вернуться…

– Что за дикий бред?! – не стерпев услышанной дури, выкрикнул Василий и вскочил на ноги. – У нас на Руси отродясь даже в стольных городах больше пяти тысяч жителей никогда не собиралось! И какой полоумный построит город в непроходимом лесу среди болот?!

– Да как ты смеешь, отрыжка шайтана?! – завыл учитель Салак и тоже вскочил. – Ты подвергаешь сомнению слова премудрого Рашид ад-Дина?! Ты подвергаешь сомнению подвиги великого Чингиса, священного потомка солнечного луча?! А ну, шагай к двери и снимай сапоги! Надеюсь, фалака вправит тебе мозги!

– Рязань же и вовсе тысячи три, от силы четыре в лучшие времена населяло! – рявкнул княжич Василий.

– К дверям, наглый щенок! К дверям и ложись на пол!

Драный дервиш кинулся к московскому заложнику, опрокинул и сам сдернул сапоги, зло намотал веревку, дернул к косяку и закрепил петли на крюках. Указал пальцем на ближних учеников:

– Возьмите палки! Бейте его со всей силы!

Одним из выбранных оказался Идигу. Он взмахнул в воздухе ивовым хлыстом в полтора локтя длиной и с большой палец в толщину, поднырнул под веревку и наклонился к Василию:

– Сказываешь, дервиш несет всякую чушь? – шепотом спросил он. – Плюнуть и забыть?

– Начинайте! – рявкнул бек Салак, и юный бухарец с размаху ударил Василия палкой вдоль ступни. Мальчишка бил не со всей силы, княжич это ощутил. Однако все равно было очень больно. Тут никуда не денешься, если стучать совсем слабо – это заметно, и можно быстро оказаться в петлях фалаки на месте жертвы, каковую пожалел. Посему наказание в любом случае выходило болезненным.

Учитель присел на корточки рядом с заложником и наставительно повторил:

– Двести семьдесят тысяч отрезанных ушей! Ты понял? Двести семьдесят тысяч! В городе, стоящем среди непроходимых болот и лесов. Ты запомнил? Дороги к нему проложили токмо царевичи, дети Чингиса! Повтори!

– Когда я стану князем… – вздрагивая после каждого удара, процедил сквозь зубы Василий. – Я прикажу найти тебя и утопить в нужнике…

Дервиш заметно побледнел. Похоже, он только теперь сообразил, кого именно столь унизительно наказывает. Однако все равно чуть-чуть выждал, позволив случиться еще трем ударам, и только после этого распрямился, взмахнул рукой:

– Достаточно! Это станет для тебя хорошим уроком, дерзкий смутьян! Я никому не позволю оскорблять память великого Чингиса, всесильного предка нашего царя! Я никому не позволю подвергать сомнению победы его рода!

Княжич не стал ему отвечать. Дождался, пока освободят ноги, после чего дохромал до прудика и опустил ступни в воду. Возвращаться на занятие он не пожелал. Даже если из-за этого придется опять стерпеть фалаку.

По счастью, новой жертвы не потребовалось. Дервиш, не прощаясь, ушел – и это означало, что урок закончился.

Выждав, пока боль отпустила, Василий достал ноги из пруда, развернулся. Чуток посидел, давая ступням время подсохнуть, затем натянул сапоги и побрел в свои покои, благо идти было недалеко. Пару минут спустя он уже проковылял в опочивальню и рухнул на постель.

– Что, Василий Дмитриевич, тяжко учение здешнее дается? – Пестун прошел в светелку следом за ним. – Ноги совсем не держат? А я-то думал сегодня в церковь какую-нибудь с тобою заглянуть!

– Давай завтра, дядька? – взмолился княжич.

– Воля твоя, Василий Дмитриевич, завтра так завтра, – не стал спорить старик и недоуменно почесал в затылке: – И чем это вы там занимаетесь в своей школе, чадо княжеское, что ты опосля уроков ноги еле-еле волочишь? Вроде ведь должны сидеть смирно-тихонько да пером по бересте водить!

– Ты не поверишь, дядька, но чистой дурью маемся! – зло ответил подросток. – Лучше бы я дома остался да за куропатками с луком охотился! Больше бы пользы получилось.

– Тебе виднее, княже… – не стал спорить дядька и отступил.

Вместо воспитателя в опочивальню скользнула невольница. Сверкнув глазами, она опустилась на колени у постели заложника и стала стягивать с хозяина сапоги. Сперва за пятки, носок, потом скользнула теплыми пальцами по голени, по икрам, проведя ладонью по коже под штанинами…

От этих прикосновений у княжича возникло немного странное, щекочущее ощущение. Вроде как и приятное – но непривычное и потому слегка пугающее.

– Что-то не так, мой господин? – удивилась девушка, заметив, как паренек чуть поддернул ноги.

Василий хрипло кашлянул и не ответил.

Зухра прислуживала заложнику вот уже два с половиной года – но сладковато-тянущее чувство от ее прикосновений, от вида ее крупной груди и широких бедер стало возникать под желудком у княжича только этим летом. Чувство и томительное-медовое, и непонятное, незнакомое. Пареньку хотелось одновременно и коснуться персиянки, привлечь – и оттолкнуть, избавиться от странных впечатлений.

– Я поставлю их сушиться, мой господин, – с поклоном вышла невольница.

Княжич еще немного полежал, чуть шевельнул пальцами на ногах и неожиданно понял, что ступни больше не болят. Щекочущие прикосновения девушки непонятным образом совершенно выветрили все воспоминания о случившемся наказании.

Василий поднялся, прошелся по мягкому ворсистому ковру. Чуть подумал, толкнул дверь и громко сообщил:

– Уговорил, Пестун, собирайся! Пойдем молиться, коли уж оно так надобно. Выходную ферязь и пояс с саблей подайте! Давай поспешать, пока не стемнело.

Спустя полчаса княжич, одетый в темно-бордовую, шитую золотом ферязь из индийского сукна и опоясанный широким кожаным ремнем с золотыми клепками, на котором красовались два ножа, сабля в ножнах с накладками из слоновой кости и расшитая египетским бисером поясная сумка, – покинул царский дворец в сопровождении обоих холопов. Слуги обошлись одеждой простенькой: штаны из крашеного полотна, рубахи из атласа, на вытертых поясах только ножи да сумки, из которых выглядывали деревянные рукояти то ли кнутов, то ли кистеней. Оружия простенького – но очень страшного даже в неумелых руках.

После тенистых дворцовых двориков на улице Сарая в лицо сразу ударило жаркой пыльной сухостью. В первый миг паренек даже поперхнулся и закашлялся, но быстро пришел в себя и широко зашагал вперед, не особо задумываясь куда. Здесь, в столице крупнейшей православной епархии, христианские храмы стояли на всех улицах и переулках. Какой-нибудь, но вскоре обязательно встретится.

<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 >>
На страницу:
6 из 11