Переселение

Она вздрагивала одновременно от холода и возмущения.

– Разве можно, – продолжила Наташа тихим голосом, – Разве можно избивать на допросах пожилого человека, профессора, чтобы выбить из него признания в том, чего он не совершал?

– Ах, вот из-за чего ты взъерепенилась… Девчонка, много бы понимала! Иногда не стоит церемониться с меньшинством, ради спасения большинства.

Впереди показалось что-то темное. Вадим подумал, что это тупик, но потом разглядел, что трубы, тянувшиеся справа, изгибаются вместе со стеной. Майор и Наташа подошли к повороту, выглянули из-за угла. В лица им повеяло таким холодом, что последние два часа путешествия показались чуть ли не прогулкой по теплой аллее.

Стены и потолок отдалились, освещение, исходившее теперь от видимых ламп, стало значительно ярче. Где-то наверху, из длинных, ребристых щелей в зал влетали хлопья снега.

– Камера охлаждения, – пробормотала Светлова.

Майор схватил ее за руку, потащил за собой, быстро, почти бегом.

– Надо пройти это место, пока мы не окочурились от холода!

Вадим не смотрел по сторонам, не оглядывался, он был сосредоточен лишь на одном – выйти из камеры живым, не упасть, не замерзнуть. Но девушка, которую жандарм продолжал держать за руку, успевала замечать некоторые детали. Вот справа мелькнул сугроб, очень напоминающий засыпанное снегом тело… Слева показались надписи, сделанные нетвердой рукой на неизвестном языке, не похожем даже на знаки создателей Станции… Еще один сугроб, поменьше…

Наташа запнулась, чуть не упала, но Вадим удержал ее, потащил дальше. Камера охлаждения казалась бесконечной! Губы у девушки посинели, она уже перестала чувствовать, как на плечи опускаются кристаллы замерзшей влаги. Ноги не хотели слушаться. «Сейчас бы упасть, отдохнуть… Хотя бы на пять минут… Или на одну…».

Снова споткнулась. Майор остановился, посмотрел Наташе в лицо.

– Двигайся, чтоб тебя! Шевелись, дура, иначе брошу!

– Бросай.

Глаза ее почти закрылись, ноги стали совсем слабыми. Вадим ударил Наташу по щеке – один раз, другой. Не помогало. Она медленно оседала на холодный, заиндевевший пол. Майор выругался, подхватил девушку на руки. Побежал. От нагрузки его организм чуть разогрелся – не настолько, чтобы противостоять холоду, но достаточно для преодоления последней полусотни метров.

– Очнись! Эй! Давай же, приди в себя! Что я, зря тебя волок на себе?! Очнись же!

Веки учительницы приподнялись. Она посмотрела на Вадима. Моргнула.

– Мы вышли? – ее хриплый голос был едва слышен.

– Ф-фух… – майор с облегчением сел, не удостоив девушку ответом.

Наташа чувствовала, что там, где они сейчас находятся, значительно теплее. Руки и ноги болели, в них словно впились тысячи иголок. Она поморщилась.

– Больно.

Майор стал оглядываться по сторонам. Подошел к трубам, завернутым в металл, попытался подцепить рукой один лист, другой… Вскрикнул, порезавшись, но тут же с удвоенным усердием принялся отковыривать, тянуть, выдирать.

– Да! Есть! – блестящий кусок полетел на пол, на его месте показался охватывающий трубу утеплитель. Вадим с остервенением принялся отрывать мягкий материал, складывая из него подобие лежанки. Выдрал еще один квадрат металлической обшивки, потом еще один, и еще. Доставал из под них утеплитель, похожий одновременно на войлок и поролон. Стал укрывать им Наташу. Лег рядом, прижался теснее, накидывая утеплитель и на себя.

– Ничего, боль пройдет. Сейчас мы согреемся. Будет тепло. Отдохнем, а уж завтра… Завтра дальше… В сказочный мир. Правда? – закрыл глаза, выпустив изо рта белое облачко.

Наташе снилась толпа. Она посреди тысяч людей, идущих в разных направлениях, каждый своей дорогой. Люди толкаются, пихают друг друга локтями, но все успевают бросить на нее взгляд – презрительный, осуждающий. Мужчины, женщины, дети, старики. В каждом взгляде немой укор и она словно слышит чужие мысли: «могла спасти всех… спасла только себя… лучший мир только для одной себя…» Еще мгновение и толпа стала отдаляться, оставляя Наташу одну. Люди исчезали во мраке, среди переплетения силовых кабелей и канализационных труб верхнего яруса. А за спиной учительницы разгорался рассвет, щебетали птицы, дул свежий ветерок. И кто-то тянул ее, туда, к теплому солнечному свету. «Идем! Оставь их, нам пора». Ладонь, сжимающая ее пальцы, показалась девушке жесткой, неудобной. Она опустила взгляд и увидела трехпалую когтистую руку.

Наташа вскрикнула, открыла глаза. Вокруг нее холодные стены железного коридора. Тусклый свет невидимых ламп позволял увидеть трубы, с которых частично была содрана обшивка. Девушка приподнялась, заметила Вадима. Он лежал рядом, тесно прижавшись к ней, сжимая своей пятерней ее ладонь. Девушка отдернула руку. На какое-то мгновение ей показалось, что майор умер. Она хотела вскочить, отпрыгнуть в сторону, но… нашла в себе силы и смелость наклониться, приблизиться к самому его лицу. Почувствовала спокойное, размеренное дыхание. Вадим крепко спал.

Она вдруг вспомнила их ссору, потом выход в камеру охлаждения… Дальше – смутно – как он нес ее на руках. Наконец – еще более неразборчиво – боль и что-то теплое, сверху, рядом…

– Ты спас меня?

Чернаков застонал, потянулся. Приоткрыл глаза.

– Привет. Уже проснулась?

Она кивнула. Майор сел, посмотрел на смарт-браслет. Присвистнул.

– Ого! Мы проспали пять часов. Как ты? Руки-ноги не болят?

Отрицательно помотала головой.

– А чего молчишь? – он улыбнулся.

Смутившись, Наташа отвела взгляд.

– Спасибо. За вчерашнее.

Вадим улыбнулся еще шире, кивнул.

– Ты говорила, что после камеры надо идти через какой-то вентиляционный канал.

– Да. А мы далеко ушли от камеры?

– Ушли? Ну, кто-то ушел, а кого-то на руках унесли.

Она смутилась еще больше.

– Да ладно тебе. Я все понимаю. С полкилометра, наверное.

Наташа достала бумажку с перерисованными знаками, развернула ее. Некоторое время разглядывала, потом сказала:

– Нам придется вернуться. Вход в канал сразу после камеры охлаждения.

Вадим посерьезнел, нервно передернул плечами.

– Что ж, не могу сказать, что меня это радует, но… вернуться так вернуться!

Искать вход долго не пришлось: он был обозначен большим, четко прорисованным символом. Если бы Наталья не отключилась от холода, она бы, несомненно, заметила его еще вчера. Канал был темный и узкий, по такому только ползком, друг за другом. Но был у него и несомненный плюс: из темного чрева веяло теплым воздухом.

– Ну что… Лезем? – майор приготовился протискиваться в квадратный лаз.

– Лезем.

– Я первый?

Девушка оглянулась на видимый отсюда вход в морозильник. Поежилась.