Дом над обрывом

– Но я в запой уходить не буду, ты как думаешь?

Я пожал плечами.

– Запой – дело серьезное, можно и не выйти, – продолжал мудрствовать Тарас. – Однако лицо у тебя характерное. Пожалуй, я тебя напишу.

– Так ты художник? – с облегчением вздохнул я.

– Какой там художник. Их-то всего три десятка штук за всю историю и было.

Я так – маляр. По-украински очень точно и правильно художник называется – маляр. И не больше. Однако старший лейтенант тебя ни о чем не спрашивал?

* * *

Я едва поспевал за ходом мыслей моего нового знакомого.

– Какой старший лейтенант?

– А вчера тут ходил по этажам, рассказывал, что на третьем этаже девушку нашли зарезанной. Не успели люди поселиться, а уже труп. В жестокое время, однако, живем. Войны нет, а трупы есть.

– Война идет всегда, только меняются линии фронта. Включи телевизор, и на тебя свалится гора трупов.

– Потому я его и не включаю. Да его и нет у меня. А был. Лучше водку пить.

Девушку жалко, ведь ее растили. Только до пяти лет вытянуть, когда человек и начинается, сколько усилий потратить нужно. А тут ножичком р-р-р-а-з, и весь труд насмарку. А может быть, она бы родила гения, и он создал нечто такое, чего никто не создавал.

* * *

Я сел на стул, который стоял посреди комнаты и задумался. Таня придет только вечером, мне велено было все расставить по своим местам и, по возможности, убрать квартиру.

* * *

Тарас устроился надолго, а выгнать его, согласно нового своего устава, я не могу. Следовательно, надо с ним разговаривать и ждать, когда у него сработает его врожденная деликатность.

Пока не срабатывала. Разговорной практики, видно, у него не было, а от потребности поговорить грудь распирало. Тарас с трудом подыскивал слова, некоторые по ходу заменял, подчеркивая их замену росчерком в пространстве указательного пальца.

* * *

– Старший лейтенант совсем молоденький, только юрфак закончил, он меня два часа мучил, а что я мог ему рассказать? Девушку зарезал ведь не я.

Хорошо говорит Тарас. Мне нравится. Начинает с одного – заканчивает другим. Все время надо быть настороже.

– Он и вас замучает. Дотошный.

– А о чем спрашивал?

– Да обо всем, вплоть до того, болел ли я в детстве Боткиным.

– Ну, это ты уже загибаешь.

– Я его спросил, зачем он в милицию пошел. Говорит, кино виновато, там так интересно. Страна поделена на две части: одни преступники, другие следователи. Одни воруют, другие ловят.

Вот он в кино и играет, мальчишка еще, а его выбросили в настоящую жизнь, где настоящая кровь. Вот и девушка зарезанная. Он сказал, что это первая у него жертва. А еще я пообещал свести его в наш зимний сад.

– Зимний сад?

* * *

Тарас с укоризной посмотрел на меня.

– В нашем доме живет архитектор Марк Сергеевич Балах. Он проектировал этот дом для себя и для таких, кто может жить в коллективе. Я тебя с ним познакомлю. Он пенсионер, на работу редко ходит, там его очень уважают.

– И выпить дает.

Тарас подозрительно посмотрел на меня.

– Дает. Сам пьет только Закарпатский коньяк. Там воздух хороший – дистиллированный. Коньяк всю эту благодать усиливает. Сразу становишься себе интересным. Когда-то и я им баловался, а теперь по статусу не полагается.

* * *

– Ну идем смотреть зимний сад, – предлагаю я Тарасу.

– Бутылочку с собой прихватим, а можно и архитектора.

Тарас сумел меня расслабить, работать категорически не хотелось, тем более, убирать квартиру. Ничего, Таня переживет.

Мы поднялись на полуэтаж, перед нами возник длинный коридор, в конце которого находилась дверь. Тарас шел впереди, и я обратил внимание, что он припадает на левую ногу.

* * *

Тарас открыл высокую деревянную дверь, мы очутились…в саду. По всей территории в деревянных кадках росли деревья.

Я вышел на поляну, где были расставлены столики, имелась небольшая эстрада, на которой сидел старик, похожий на физиолога Павлова, что-то писал мелким бисером. Старик поднял голову и закивал, как кивает в зоопарке жираф.

– Ждем, ждем. Вы с 45-й квартиры, верно? – обратился он ко мне.

И тут же представился:

– Марк Сергеевич, прошу, садитесь.

* * *

– Вы только посмотрите, – заговорил Марк Сергеевич, словно продолжал давно начатый разговор, – люди сегодня разъединены. Все живут в изолированных квартирах, дворов, других точек соприкосновения, кроме хождения по именинам, нету.

А в нашем доме люди смогут общаться. Всего лишь подняться на крышный этаж, и вы в дискуссионном зале среди зелени и чистого кислорода. Чистый кислород рождает чистые чувства. У людей сегодня такого рода чувств все меньше и меньше, потому что все меньше и меньше кислорода.

* * *

Марк смотрит на нас с Тарасом с нескрываемой гордостью.