Два Дневника – Два Лейтенанта

Машина прогромыхала по бревенчатому настилу моста через широкую, но очень мелкую речку. Вода в ней переливалась разноцветными струями на перекатах, искрясь в лучах лунного света. Лейтенант Соловьев задумался о своем и непринужденный разговор прервался. Он не спешил его возобновить, вернувшись в свои воспоминания.

За поворотом высоких елей показались шлагбаум с большими знаками «Стоп» и «Въезд запрещен». Алексей сразу понял, что это КПП воинской части.

Штанько лихо подрулил к КПП и, открыв ветровое стекло боковой дверцы кабины, крикнул:

– Курбаши, а ну прыймай гостя.

Из палатки, стоявшей рядом со шлагбаумом, вышел помятый солдат и что-то бубня, направился к машине. Штанько продолжал его донимать.

– Мухтарка, ты раскаж, як ты умудряешься по 30 часив в сутки спать? – продолжал подтрунивать Штанько и заливался звонким смехом.-Ты ж так всэ на свити проспышь. Твоя Ханума узнае про цэ, вона тэбэ ж в твий кышлак нэ пустэ.

– Ыч, зачем так скажешь, Серый Штан, хахоль ти, больташь тут… знаешь сам чиво.

– Ридавой Курьбанов, дижурьный по КиПеПе, – доложил боец и небрежно приложил руку к головному убору.

– Лейтенант Соловьев, – сквозь зычный смех Штанько, произнес Алексей.

– Замолчи ты, Штанько, – оборвал его сержант.

– Обижают Вас здесь, товарищ Курбанов?

– Не-эт, товарищ лейтенант, не обижат. Эт вот Серый Штан, он хахоль проста…

Ефрейтор Штанько от своих шуток, даже повизгивал.

– Так что, рядовой Курбанов, выходит, украинцы Вас обижают?

– Нэт, товарыш лэйтенант. Никто ны выходит. А украинци эта ничего, а вот хахли, эте.…Ух! – и он замахнулся на Штанько.

Тот опять залился смехом, от которого даже прослезился.

– Курбаши, ты не обижайся, яж шуткую. Ты як сминышься, так прыходь вечером до мэнэ в палатку. Я посылку получив с дому, посыдымо, покалякаем.

Алексей достал документы и передал их дежурному по КПП. Тот, с важным видом посмотрел их и пошел в палатку докладывать. Сквозь гул мотора и шум стройных вековых елей слышно было, как Курбанов куда то звонил, кому-то докладывал. Наконец, выйдя из палатки, поднял шлагбаум и сквозь улыбку ровной белизны зубов уже весело произнес:

– Проезжай, Серый Штан, – так в шутку он называл Штанько, с которым подружился уже давно, – шайтан тэбя брал.

Перед лейтенантом Соловьевым за густым лесом и зарослями орешника открылась небольшая поляна, окруженная стройными соснами. На ней выстроились ровными рядами палатки. Машина остановилась.

– Вот и приехали, товарищ лейтенант, – произнес сержант, и быстро снял чемодан Алексея. Поставив перед ним, добавил:

– С приездом вас, товарищ лейтенант! Хорошей вам службы. Разрешите идти?!

– Спасибо. Ид-дите, – почти заикаясь, произнес Соловьев, не ожидая увидеть такую картину.

Еще бы! Он всю дорогу представлял громаду из бетона и стекла, грозную технику, такую мощь, которая, как минимум, вкладывалась в емкий лозунг «Надежный щит Родины!».

Вместо этого – целый ряд простых армейских палаток. Между ними дорожки, посыпанные битой черепицей и песком.

Где-то совсем рядом, по сосне, звонко стучал дятел. Казалось, он специально так залихватски постукивал, будто хотел вогнать в сознание Соловьева все многозвучие лесной жизни. Навстречу ему в полевой форме с повязкой на руке шел офицер.

– Лейтенант Белоухов, дежурный по гарнизону. С прибытием вас, – представился офицер, пожав руку Алексею, и добавил, – Николай.

– Алексей, – ответил Соловьев.

– Ну что, пошли. Вот наше хозяйство. Правда, это не все. Это только жилая зона, – как бы оправдываясь, говорил Белоухов, отчего Алексей радостно улыбнулся и с надеждой ответил:

– А, я думал это все…

– Да нет, – ответил Николай и, как будто они уже давно знакомы, перейдя на «Ты», спросил:

– Ты где собираешься жить?

– Да не знаю, где определят.

– Тогда идем к нам, – Белоухов свернул к крайней палатке.

– У нас есть свободное место. Правда, мы только оборудуем, сами только два дня назад как приехали. Еще не успели как следует обосноваться.

Вошли в палатку. На центральном штоке палатки аккуратно висел большой портрет лукаво улыбающейся девушки с красивыми волосами, и эта улыбка как бы говорила: «Ну что, приехал?». Николай, заметив, что Алексей залюбовался портретом, поставил его чемодан и пояснил:

– Это нашего Женьки Кухаля. Она с ним в поезде до Харькова ехала. Учится на химика. Была с ним вместе в отпуске, в горах. Веселая девчонка. На гитаре бацает здорово.

Здесь Алексей увидел гитару, лежавшую в углу палатки.

– Вот твоя койка. Нас здесь пока трое будет. Женька вечером приедет. За кирпичом уехал. Мы начали строить караульное помещение и столовую.

– Разрешите!? – в палатку протиснулся светловолосый, худощавый солдатик с повязкой «Посыльный» на рукаве. – Разрешите обратиться!? Дежурного по гарнизону вызывает к себе командир.

– Ну ладно, ты здесь располагайся, а я побегу. – на ходу бросил Белоухов.

Николай быстро вышел. Глухие шаги по песчаной дорожке удалялись от палатки.

Алексей присел на матрац койки. На самом деле это была не койка, а ооруженный из толстых досок топчан. Пахло хвоей и сыростью. Какое же сегодня число? Оторопевший от свалившихся впечатлений, Соловьев попытался сориентироваться во времени и пространстве. Вот уже и осень, сентябрь. Нужно будет Иришке написать письмо.

Соловьев вдруг почувствовал навалившуюся усталость от дороги. Хотелось умыться или принять душ. Но где? Где здесь может быть душ? Сержант был прав. Глу-хо-мань! Ну. не киснуть! Унывать никак нельзя! Сам же ведь напросился. Его мысли прервал Николай.

– Давай живо к командиру. Он тебя ждет.

Глава 3

Алексей подошел к дорожке, перед которой стояла табличка с указателем «Штаб». Повернув налево, пошел по ухоженной аллее, посыпанной битым красным кирпичом и черепицей. Остановился возле палатки с надписью: «Командир части».

Он, робея, подошел к палатке и охрипшим голосом, чему сам необычайно удивился, произнес:

– Разрешите войти?

Но никто не ответил. Соловьев для порядка кашлянул. Внутри палатки бархатный низкий голос сказал: