Былины сего времени

– А точно сегодня твой человек хороший здесь будет? – пробурчал Иван.

– Коли не сегодня, так завтра, – заверил Яромир. – А коли и не завтра… значит, и впрямь случилось с ним что. Сроки уж все повышли.

Озябшие княжич и оборотень развели костер в требище. Иван засомневался, можно ли это в святом месте, хоть и языческом, но Яромир заверил, что можно, даже хорошо. Огонь старым богам всегда только в приязнь, огонь они любят.

А если еще и сжечь в нем что, требу принести – так это совсем ладно будет. Яромир срезал у себя большой клок волос за правым ухом и высыпал их в костер. Запахло паленой шерстью.

Еще Яромир сжег кусок засохшего уже калача и тот самый расшитый плат, что купил в Великом Новгороде. Иван, глядя на это, только крякнул.

Сам бы он ни в жисть не стал палить зазря такую красу – лучше б Танюшке подарил, что из-под Торговых ворот. Или Наталке, боярской дочке. Или Росе – она хоть и холопка, да зато станом тонка, а усестом обильна. Или Марушке-половчанке – ох и взглядом она в прошлый раз Ивана одарила! Как огнем обожгла!

Пару секунд Иван раздумывал, не бросить ли и ему что в костер. Ну так, компанию Яромиру составить. Но потом решил, что незачем. Как-то это не по-православному. Батюшка архиерей узнает, так точно не похвалит.

Солнце уж совсем закатилось, время шло к полуночи. Яромир, чья человечья личина отдохнула за день, сидел бодрый, жевал жухлую травинку. А вот Иван все больше клевал носом. Надо было уж ложиться, да ему до смерти хотелось дождать, поглядеть, что там за хороший человек. А то он Яромира знает – явится гость, пока Иван будет спать, так вредный волчара ведь и не разбудит.

Однако постепенно княжич все же задремал. Склонился набок, свернулся под мятелью, подложив под голову кулак… и почти тут же проснулся. Яромир ткнул его в бок кулаком.

– Что, чего?.. – всполошенно заметался Иван. – Пришел?..

– Пришел… – прорычал сквозь зубы Яромир. – Пришли… По наши головы явились…

Иван проморгался, протер глаза и беззвучно ахнул. В темном грозовом небе летели… птицы, что ли?.. Вроде птицы. Огромные, черные, без перьев. Видать плохо – в этакой-то мгле! – зато слыхать дюже хорошо. Кричат, как голодные ястребы – да все громче, громче!..

– Это кто?! – затеребил княжич оборотня. – Яромир, это кто?! Ты что, вот этих ждал?!

– Этих бы я вовек не видывал… – процедил волколак. – Навьи это, Ванька… Видать, Кащей всерьез за нас взялся…

Дернув Ивана за рукав, Яромир попятился. Навьи уже спускались наземь, оборачивались людьми… чем-то человекоподобным. Теперь кричать они перестали – стали бесшумны и тихи, как холодный ветер.

Яромир кувыркнулся через голову, поднимаясь уже чистым волколаком. Не человек, не зверь – чудовище. Огромный, ярый, серая шерсть топорщится, в волчьей пасти зубы-ножи, на руках когти-сабли. Любого разорвет, растерзает!..

Иван же вынул из ножен Самосек. Чудесный меч Еруслана забился в ладонях, чувствуя нечистую силу, сам тянясь в ее сторону.

Только навьев это не страшило. Неуловимые для взора, почти невидимые, они шли бесплотными тенями. Плоть эти твари обретают лишь в последний миг, когда уже поздно. Поздно бежать, поздно драться. Холодные руки вцепятся в горло, и упадешь соломенным снопом.

Вот Иван взмахнул мечом – и удачно! Самосек срезал навью башку, словно куренку! Распахал вместе с плечом – голова и рука упали, запрыгали по снегу.

А вот сам навий даже не дрогнул. Лишь шаг замедлил, подобрал оставшейся рукой отрубленную и словно задумался – что теперь делать-то с ней?

– Назад, Ванька! – прорычал волколак. – Не поможет здесь булат! Наши враги – мертвецы!

– Ну тогда легко! – обрадовался Иван. – Значит, убивать их и не нужно – только похоронить!

– Да они сами кого хошь похоронят… – прохрипел Яромир, взмахивая страшной лапой.

Навьи подались назад. Волчьи когти и холодное железо не могли их убить, зато могли рассечь, порубить на части. А тогда навий уже не боец, тогда ему назад только, в призрачный облик. Там дожидать, пока раны исцелятся.

Но было их гораздо много. За десятком вставал десяток, за дюжиной – дюжина. Двое уж корчились, распаханные на половинки, еще один торчал насаженный на острый пенек – с такой силой швырнул его оборотень.

Да только остальные словно и не заметили убыли.

Иван порылся за пазухой и выудил серебряный крестик. Подарок отца архиерея. И вот от сей незатейливой вещицы навьи шарахнулись куда сильней, чем от кладенца!

– А вот это ты молодец! – осклабился Яромир. – Навьи серебряных амулетов зело шугаются!

– Это не амулет, а крест святой! – обиделся Иван, распугивая нечисть. – А ну, пошли!.. пошли!..

– Нам бы сюда еще иголку без ушка, или чеснока головку… – задумался Яромир. – Там чеснока в котоме не осталось?

– Я его с хлебом съел… – смущенно признался Иван. – Лук разве…

– Лук не годится. Еще есть там у тебя из амулетов что?

Иван поочередно достал второй крестик, кувшинчик со святой водой и три иконы. Богородицы, Николая Чудотворца и Иоанна Воина.

Все пошло в ход, все к месту пришлось!

Только вот бежать навьи не собрались и теперь. Отпрядывали, как от горящих факелов, шипели, но все одно толпились вокруг, подступали, пытаясь зайти за спину. Иван уж их рубил и рубил, вертелся и вертелся, тыча в рожи святынями, да помавая кладенцом…

Яромиру же приходилось еще хуже. Иван сунул было и ему крестик с иконкой, да оборотень шарахнулся от них почти как и навьи. Разве что не зашипел.

– Не сдюжить нам с такой оравой! – рыкнул Яромир. – Давай наверх! Я их придержу!

– Это ты давай наверх! – заартачился Иван. – Я сам их придержу! У меня, вон, средствов больше!

В подтверждение он плеснул на навьев святой водой. Вот уж когда те заверещали, так заверещали!.. Кожа с мертвых ликов поползла, потекла, точно снег от кипятка!

– Ладно, вместе отступаем, – согласился Яромир. – Пошагово.

Так и попятились. Спиной не повертывались – навьи только того и ждали. Медленно, отбиваясь от мертвяков, Иван с Яромиром двинулись по требищу, мимо старых кострищ. Навьи почему-то все сильней ярились, выли… а потом вдруг замерли. Перестали преследовать.

Иван сначала не понял, в чем дело, а потом смекнул – они ж внутренний вал пересекли! В капище поднялись! Видать, сюда навьи-то соваться боятся!

Гордый своей сметливостью, он спросил о том Яромира. Тот подтвердил.

– Только это тоже временно, – устало сказал оборотень. – Они тут поскулят, поскребутся, а потом наисильнейшего призовут. Он сам войдет и остальных впустит.

– А кто у них наисильнейший?! – ужаснулся Иван.

– Это уж как повезет. Какой-нибудь навий князь. Если Суденицы не с нами сегодня – так Кащей. Или Вий. А то даже сам Ниян-Пекленец. Если из этих кто – сразу лучше могилу рой.

Яромир присел на корточки. В облике волколака смотрелось это жутко, но и немного смешно. Сверля взглядом навьев, оборотень снова принялся жевать травинку.

Иван не выпускал из рук Самосека. На рукоять подвесил крестик, а на шею – другой. Иконки тоже примостил куда попало.

Навьи же рассредоточились вдоль вала. Тот был едва выше аршина, они легко могли его перемахнуть. Но не перемахивали – ходили вокруг, водили руками, как по невидимой стене. Смотрели мимо Ивана и Яромира, словно не могли их увидеть.

А внутри вала молчаливо стояли древние идолы. Шесть более-менее целых и один разрушенный. Они незримо оберегали своих чад – одного из последних, что сберег верность, и другого, заблудшего, но все едино любимого.