Яцхен: Три глаза и шесть рук. Шестирукий резидент. Демоны в Ватикане. Сын архидемона

– А что тут удивительного, патрон? Ты же уже был в мире, где нет гравитации, почему бы не быть и такому, в котором нет света? Но в одном ты прав – задерживаться здесь не нужно. Направление тут действует, но оно же зрения заменить не может… Мало ли кто здесь водится – вдруг такие дяди, которые нас пальцем раздавят? Здесь ведь все слепые…

– Угу. Твое высочество, камеру можешь не включать, здесь она не заработает.

– Почему?

Я объяснил. Принц, как и я, не сразу поверил, что такое возможно, но потом вспомнил мир с планетами-чашами, и успокоился.

– Эй, патрон, я уже готов. Можем перемещаться в любой момент.

«Ну а чего тянуть-то? Начинай переброску».

– Слушаюсь, патрон! Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалассаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса!

Резкая вспышка. На самом деле мы просто переместились в другой мир, но переход от абсолютной тьмы к яркому свету оказался слишком резким.

Теперь мы оказались на вершине здоровенного валуна. Скорее даже небольшой скалы. Вокруг, насколько хватало глаз, простиралась каменная равнина светло-оранжевого цвета, кое-где украшенная валунами, похожими на наш.

– А тут жарковато! – присвистнул Сигизмунд, взглянув на термополоску в рукаве скафандра. – Да, тут шлем тоже лучше не снимать…

– Сколько там? – заинтересовался я.

– Почти восемьдесят по Цельсию. Круче, чем в пустыне Атакама.

В это я поверил. Солнце над головой выглядело каким-то распухшим, а воздух дрожал от жары. Я почесал второй локоть на правой нижней руке и в очередной раз порадовался своей нечувствительности к неприятным температурам. Очень, знаете ли, помогает при моем образе жизни.

Помню, пару недель назад мы побывали в версии Земли, в которой Солнце давным-давно погасло. Вот уж где холодина…

– А это кто такие? – задумался Сигизмунд, включая свою камеру. – На людей не похожи…

Я повернулся в указанном направлении. Метрах в пятистах к… какой-то стороне света виднелись уродливые фигурки, занятые каким-то непонятным делом. Штук тридцать.

– Не знаю, кто это, – прохрипел я. – Но если у них тоже какие-то проблемы, мы сделаем вид, что ничего не видели, хорошо?

Принц высокомерно поморщился, мол, он всегда подозревал, что я холодное и эгоистичное существо. Однако спорить не стал. По-моему, ему и самому не хотелось общаться с этими существами.

Вообще-то, там было два разных вида. Одни – чуть выше метра ростом, с темно-серой шероховатой кожей, короткими ножками и ручками, и головой, вросшей прямо в туловище, минуя шею. Свой малый рост они компенсировали толщиной – фигуры у них были, как у телепузиков из детской передачи.

Аборигенов второго типа было вдвое меньше, но казалось, что их даже больше. Эти вторые были, во-первых, на полметра выше, а во-вторых, раза в три толще. Фактически, они почти целиком состояли из слоев жира, накладывающихся один на другой. Я даже не увидел их ног – жир спускался до самой земли, подобно какой-то уродливой мантии. Кожа у них тоже была совсем другой – мятно-оранжевой, и очень гладкой.

Единственное, в чем эти существа сходились – головы. Головы у них были абсолютно одинаковыми, только разных цветов – небольшие, лысые, с одинаково тупыми лицами, огромными ртами, крошечными глазками и приплюснутыми носами-пуговками.

«Что это за уродцы?»

– Майляры, – охотно ответил Рабан.

«Кто из них? Маленькие серые или большие розовые?»

– И те, и другие, – усмехнулся керанке. – Майляры очень ксенофобная раса – чужаков они терпеть не могут. Бывают, конечно, и исключения, но вы все-таки лучше к ним не подходите.

«Подожди-ка. Как это – и те, и другие? Они же совсем не похожи!»

– Ну и что? Люди разве все на одно лицо? Европеец мало похож на африканца, мужчины сильно отличаются от женщин, а младенцев и взрослых вообще можно принять за разные виды.

«Ах вот оно что… А здесь какой вариант?»

– Пол. Серые карлики – бесполые особи. Ну, как рабочие у муравьев. А розовые жирдяи – гермафродиты. Они в основном только размножением и занимаются – у них между жировых складок всегда зародыши торчат.

– Ну и гадость… – вслух пробормотал я.

Сигизмунд удивленно взглянул на меня, и я рассказал ему, что это за существа – майляры, и почему с ними лучше не общаться.

– Но, если хочешь, я поймаю пару штук, и ты их снимешь вблизи, – насмешливо предложил я.

Принц покраснел от гнева. Гордый нрав императоров Митхату делал его плохим объектом для шуток – неудачно сказанное слово могло стать причиной дуэли.

– Олег… – начал он, но тут же замолчал. Рот принца остался открытым, а рука медленно поднялась, указывая на существо, быстро приближающееся к нашему валуну.

– Патрон, нам лучше сваливать, – быстро посоветовал Рабан. – Это джумэй – редкая гадость.

«Тогда переноси нас!» – потребовал я, недовольно рассматривая джумэя.

Монстр даже не пытался скрыть свое присутствие. Он явно привык, что в этом мире никакая добыча не может ускользнуть от него – грозного и непобедимого. И надо сказать, у него были основания для такой уверенности.

Величиной джумэй мог поспорить со слоном. У него было четыре ноги, оканчивающиеся парой толстых заостренных когтей, и два своеобразных «уса», растущих по бокам головы. Эти «усы» тоже оканчивались когтями, но очень длинными и острыми, похожими на иголки. Один из них был испачкан в какой-то буроватой жидкости – возможно, запекшейся крови.

Но больше всего мне не понравилась пасть джумэя – треугольной формы, с торчащими из нее клыками, изогнутыми в разные стороны.

Такими зубами наверняка хорошо рвать мясо.

– Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалассаа оссса…

– Рабан, прервись! – неожиданно попросил я.

– Зачем еще, патрон? – недовольно поинтересовался керанке.

– Хочу помериться силами с этим уродом.

– Что?! – заорал Рабан.

– Врубай свою камеру, – хрипло посоветовал я, раскрывая крылья. – Я знаю точно наперед – сегодня кто-нибудь умрет! Я знаю – где, я знаю – как, я не гадалка – я маньяк!

Джумэй резко затормозил, заметив, как я взмываю над его головой. Он встал в защитную позу, полуприсев на всех четырех ногах и угрожающе подняв «усы». А я сделал один круг вокруг приготовившегося к драке чудовища и ринулся вниз. Внутри словно играла какая-то бурная музыка, призывающая немедленно уничтожить этого нахала, осмелившегося напасть на меня, Бритву!

Джумэй не выглядел не только испуганным, но даже мало-мальски взволнованным. Он только угрожающе защелкал зубами и хлестнул «усами», попытавшись насадить меня на свои когти-иглы, как куропатку на вертел.

Конечно же, у него ничего не получилось. Его реакция явно проигрывала моей – он просто не успевал за моими движениями. Я вился вокруг, стараясь не попасть под одну из ног, которыми джумэй яростно лупил во все стороны, и одновременно полосовал когтями там, где мог дотянуться.

Джумэй возмущенно фырчал, но не от боли, а от гнева, хотя из отверстий в его теле хлестала ядовито-зеленая кровь. Вероятно, у этого существа очень высокий болевой порог.