Охота на черного короля

Охота на черного короля
Александр Руж

Ретро-детектив (Эксмо)
1925 год. Москва готовится к международному шахматному турниру. Приглашены ведущие игроки во главе с чемпионом мира Капабланкой. Турнир приобретает для молодой страны еще и политическое значение: если он пройдет удачно, можно будет доказать зарубежью, что СССР – не государство варваров, а держава с большим культурным и интеллектуальным потенциалом.

Однако за несколько дней до начала на окраине Москвы находят труп неизвестного. При обыске в кармане убитого обнаруживают зашифрованную записку. Из нее следует, что он был связным преступной организации «Черный король», которая планирует теракт против приехавших в Москву шахматных звезд.

В ГПУ прекрасно понимают, что любая внештатная ситуация, не говоря уже о покушении на кого-либо из участников турнира, подорвет авторитет страны, поэтому внедряют в шахматную среду своего сотрудника Вадима Арсеньева…

Александр Руж

Охота на черного короля

© Руж А., 2021

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

* * *

Вступление

Пасмурным октябрьским днем шел по Москве занятный человечек. Росту он был невеликого – как говорят в народе, метр с кепкой, – но заместо серенькой отечественной кепчонки его приплюснутую голову увенчивал английский клетчатый блин размером с добрую сковороду. Во всем остальном человечек тоже смотрелся истинным британцем: коричневые замшевые туфли, укороченные широкие штаны plus fours с шерстяными гольфами, шотландский свитер под твидовым пальтецом и завязанный виндзорским узлом узкий галстук. Не вызывало сомнений, что человечек стремится походить на принца Уэльского Эдуарда, которому в те времена подражали все сыны Альбиона.

Возможно, в какую-нибудь Хай-стрит этот щеголь вписался бы гармонично, но в советской столице середины двадцатых годов властвовала совсем иная мода. Располагавшие достаточными средствами нэпманы рядились в полосатые штаны и соломенные канотье, цепляли вместо обычных галстуков цветастые бабочки – в общем, отчаянно корчили из себя американских джазовых звезд. Что до суровых партийцев, то они предпочитали спартанский стиль: высокие черные сапоги, армейские брюки и кожаные куртки, вошедшие в обиход сразу после революции и за восемь лет не утратившие своей актуальности.

Так что фат в несоразмерном кепи смотрелся на московских улицах чистым попугаем, невесть как залетевшим в среднерусские края. Единственным имевшимся у него аксессуаром небританского производства был швейцарский хронометр «Галле» в платиновом корпусе, с позолоченными стрелками и белым эмалевым циферблатом. Хронометр крепился на цепочке, пристегнутой к внутреннему кармашку пальто, и то и дело извлекался хозяином на свет. Щеголь, очевидно, спешил. Презрев довольно холодную для конца октября погоду – ветреную, с температурой, близкой к нулю, – он держал пальтишко распахнутым, ибо запыхался и взопрел от быстрой ходьбы.

Какая же нелегкая занесла англичанина в вызывающе броском наряде на московскую окраину? И осознавал ли он возможные последствия своего нахождения здесь? Район Черкизово, по которому он так самоуверенно вышагивал, слыл в ту пору одним из наиболее криминальных. Днем еще было более-менее спокойно, но после семи часов вечера благовоспитанному гражданину не рекомендовалось выходить на улицу, где безраздельно господствовали преступные элементы.

Казалось бы, беспредельщина первых послевоенных лет постепенно уходила в прошлое: давно погиб в перестрелке чекист-оборотень Ленька Пантелеев, нарвался на пулю уголовник Яков Кошельков, ограбивший однажды самого Владимира Ильича Ленина, окончил свои дни у расстрельной стенки душегуб Мишка Культяпый… Но на смену легендарным, овеянным дворовой романтикой налетчикам пришли люди не менее опасные. В милицейских протоколах они именовались хулиганами, однако совершаемые ими поступки выдавали намерения куда более серьезные, чем мелкие стычки. Едва начинало темнеть, эти так называемые хулиганы выстраивались цепочками, перегораживая тротуары, и затевали игру в футбол дохлыми кошками. Омерзительный снаряд мог угодить в любого из прохожих, и ежели тот осмеливался выказать недовольство, дело заканчивалось избиением и отъемом личного имущества. Надо ли говорить, что мишени выбирались среди одетых побогаче? И нередко после таких случаев обобранные оставались лежать с колотыми ранами, иногда смертельными.

Да, тотальная кампания по изъятию оружия у населения приносила свои плоды. Хранившиеся на руках с Гражданской войны винтовки и наганы мало-помалу перекочевывали в госарсеналы, но это не касалось ножей, изготовление которых не представляло большого труда. Любой пацан при желании мог обзавестись – и обзаводился! – острой заточкой, а в умелых руках она была пострашней пистолета.

Пик бандитского разгула в Москве пришелся на двадцать второй год. Копируя всевозможные общественные организации, появлявшиеся тогда на каждом углу, те, кто не желал жить честно, создавали собственные неформальные объединения: «Союз хулиганов», «Общество советских лодырей» и даже «Центральный комитет шпаны». Многочисленность и сплоченность являлись их главным козырем.

А что же наш франт? Он, похоже, не читал ни «Рабочую газету», ни «Правду», ни «Красную ниву», потому и вел себя безрассудно. Вот он миновал Большую Черкизовскую, свернул на Штатную Горку и пошел восточным берегом Архиерейского пруда, направляясь туда, где возвышался храм Ильи Пророка. Вновь извлек из кармашка свой хронометр, беспокойно взглянул на стрелки. Заозирался и сбился с шага, из чего явствовало, что он не уверен в правильности выбранного курса.

Штатная Горка в этот час была малолюдна. Щеголь увидел возле пруда мальчишку лет двенадцати, облаченного в рванье, и поманил пальцем. Мальчишка ловил раков, но, заметив знак иностранца, с готовностью приблизился.

– Где есть Черкизовский кладбищ? – спросил франт с сильным акцентом.

– Да вот же! – Мальчишка махнул замызганным рукавом в сторону сверкавшего в последних закатных лучах купола. – Где церковь, там и кладбище. Не знаешь разве? – И неожиданно прибавил: – Дяинька, отдай часики.

– What? [1 - What (англ.) – что.] – не разобрал англичанин. – Чья-си-ки?

– Вот энти. – Наглый отрок ткнул обгрызенным ногтем в цепочку, выглядывавшую из-за отворота пальто.

– Crazy boy! [2 - Crazy boy (англ.) – сумасшедший мальчик.] – пробормотал заморский гость возмущенно. – Пошьел вон!

Он сделал было шаг, но настырный малец вцепился в твидовый рукав, заблажил:

– Дяинька! Ну отдай часики! Пошто они тебе? Ты из буржуев, у тебя денег много, новые купишь…

Расфуфыренный денди повел рукою в сторону, чтобы освободиться от стервеца, но тот не выпускал.

– Вон пошьел! – повторил иностранец, теряя терпение. – Я сдам тебя полис, будешь под арест!

Угроза не подействовала. Несмотря на то что рабочая милиция в Москве была создана сразу после Октябрьской революции, а год спустя для большей мобильности к пешим патрулям прибавились конные, нехватка кадров давала о себе знать. Между тем с переходом к новой экономической политике ситуация со снабжением в столице заметно улучшилась, и это привело к тому, что ее население, выкошенное недавними историческими катаклизмами, не только восстановилось, но и выросло на четверть по сравнению с довоенными показателями. Сил, чтобы уследить за двумя миллионами человек, разбросанными на огромной территории, у товарищей с Петровки, 38 пока недоставало. И ушлый оголец был об этом прекрасно осведомлен.

– Дяинька, не жмись! – взывал он, по-кошачьи дряпая плотный твид. – Отдай часики!

Иностранец совершил усилие и стряхнул-таки мальчишку с рукава. Однако тотчас, как из-под земли, вырос здоровенный детина цыганской наружности, в мясницком фартуке, заляпанном бурыми пятнами. Он схватил бритта за шкварник, как шелудивую собачонку, и загудел в ухо:

– Ты чего сироту забижаешь? По какому эдакому праву?

– Обижать – нет! – принялся оправдываться франт, с которого враз слетела вся спесь. – Где полис? Я дам показаний!

Но не угодно было судьбе свести пижонистого иноземца со стражами московского порядка. Вместо строгих служивых, облаченных в краповые шапки с черными козырьками, шаровары-галифе и бекеши из шинельного сукна цвета маренго, он узрел вокруг себя пяток личностей совсем другого склада и облика. Одетые в клеши, шапки-финки и куртки, схожие с матросскими бушлатами, они жевали мятые цигарки и держали руки в карманах.

– Что тут такоэ? – спросил один, выбритый, не в пример своим щетинистым соратникам, чуть не до синевы. – В чэсть чэго шум и гам?

«Е» он произносил без мягкости, как «э», отчего говор его походил отчасти на белорусский, отчасти на кавказский.

Иностранец, заикаясь, пустился в объяснения, но договорить ему не дали.

– Гони котлы! – прохрипел детина в фартуке. – И показывай, что там у тебя еще!

Он отпустил англичанина. Тот уже смекнул, что попался в нехитрую ловушку, зашарил по пальто, выкинул на мостовую пачку чуингама [3 - От англ. – жевательная резинка.], зеркальце в черепаховой оправе, использованный трамвайный билет, носовой платок с вышитыми инициалами «NL» и, наконец, портмоне, за которым сразу потянулось несколько рук. Последним из того же кармашка, где лежали часы, появился большой медный ключ – надо полагать, от гостиничного номера. Этот предмет англичанин не бросил, как предыдущие, а перехватил за кольцо с тяжелым брелоком в виде маски древнегреческого актера-трагика и выставил хвостовиком вперед.

– Жорж, у него шпалер! – взвизгнул подлый недоросль.

Направленный на бритого ключ изрыгнул пламя. Англичанин целил прямо в голову, но предупрежденный сообщником бандит сумел каким-то чудом извернуться, и пуля, вылетевшая из хвостовика, чиркнула его по щеке.

– Су-ука! – завопил он, зажав царапину ладонью.

В ту же секунду под лопатку иностранца воткнулось нечто острое, с противным скрипом и чавканьем прорвало одежду и вошло глубоко в плоть, достав до сердца. С франта слетело клетчатое кепи, обнажилась коротко стриженная макушка. Он выпучил глаза, выронил ставший бесполезным ключ и грянулся лицом вниз на проезжую часть. Мясник в фартуке вытер окровавленный клинок о твидовое пальто, пинком перекатил англичанина на спину, сунул руку ему за пазуху и выдернул хронометр с обрывком цепочки.

– Тикаем! – заполошно выкрикнул коварный оборвыш и первым прыснул наутек.

Бритый по-хозяйски осмотрел трофеи, подобрал портмоне, зеркальце в черепаховой оправе. Остальное он не тронул и кивнул своим:

– Смываэмся!

И башибузуков словно корова языком слизала.

Англичанин застонал, попытался подняться, но жизнь уже покидала его. Тускнеющий взор выхватил из шаткого марева двух священников в рясах, спешащих по дорожке, ведущей от церкви. Они что-то кричали на бегу, но иностранец перестал слышать, а вскоре погасло и зрение. Он провалился в немую темноту, откуда никому еще не удавалось выбраться.

Глава I