Волчий камень

– Что там, Алекс?

– У него раздроблен череп. Хватили по затылку чем-то тяжелым.

Гюнтера отправили за врачом и за полицией. Когда он ушел, Анита схватила мужа за руку.

Не успел он опомниться, как оказался вслед за нею в доме, перед полуоткрытой дверью, под которой, на плетеном коврике, валялась полицейская печать. Та самая печать, которую Анита, уходя отсюда утром, искусно приладила на место.

– Прекрасно! После меня тут побывал еще кто-то.

В квартире Вельгунова царил ужасающий беспорядок. Складывалось ощущение, что на нее совершила налет банда вандалов: кресла и диваны были вспороты, книги разбросаны по полу, шкафы раскрыты настежь.

– А часы-то не тронули, – проговорила Анита вполголоса. – Не догадались…

Впрочем, если бы и догадались, толку не было бы никакого. Это она заключила уже про себя и потянула Максимова к выходу.

– Нелли, объясни мне, что происходит?

– Ничего сложного, Алекс. Личностью Вельгунова интересуемся не только мы с господином Ранке. Хорошо, что мне пришла в голову мысль зайти сюда раньше.

Мимо промчалась полицейская карета.

– Где Гюнтер? Надо срочно уезжать, пока к нам не привязались полицейские. Сейчас недосуг с ними болтать.

Гюнтер уже ждал своих пассажиров, предусмотрительно отогнав коляску подальше от Аллеи тополей.

– Молодец! – похвалила Анита, хотя он вряд ли ее понял. – Теперь вместе с Алексом вспоминайте дорогу. Навестим вашего знакомого пивовара, у которого в доме есть такой чудный подвал с крысами.

Дорогу Гюнтер помнил хорошо, подсказки не понадобились.

– «Кёнигштрассе», – прочитал Максимов на указателе. – Я помню эту улицу! Мы уже близко.

По обеим сторонам улицы виднелись обломки телег и экипажей – все, что осталось от баррикад, построенных городским людом в дни июньской сумятицы, закончившейся штурмом цейхгауза. Анита выглянула из коляски и разглядела поднимавшийся над крышами столб дыма.

– Что это? Снова восстание?

Навстречу, гудя рожком, летела запряженная парой пегих коней пожарная повозка с бочкой. Она скрылась за поворотом.

– Нам туда же, – произнес Максимов.

Свернули в боковую улочку, и Гюнтер резко натянул поводья. Вся проезжая часть была запружена людьми, среди которых выделялись, поблескивая касками, брандмайоры. Пожарных повозок здесь стояло целых три – их черным туманом заволакивал дым, валивший из окон особняка, который Максимов узнал с первого взгляда.

– Это он! Тот самый дом!

Гюнтер что-то пробормотал себе под нос по-немецки и набожно перекрестился. Из окон особняка вырывалось пламя, оно облизывало стены, поднималось вверх, к кровле, раскачивалось на ветру. Галдели зеваки, храпели лошади, переругивались пожарные.

Максимов хотел выйти из коляски и подойти поближе, но Анита удержала его.

– Сиди! Твои крысы уже сгорели.

Она смотрела на полыхавший огонь, и в груди ее шевелилась, закипала бессильная злость. Опять не повезло, еще одна нить оборвана.

Будучи не в силах сдерживаться, Анита громко – по-русски – выругалась.

Глава третья. Карета с зашторенными окнами

Любезность Ранке. – Вольная религиозная община. – «Ореховое дерево». – Разбитая бутылка дорогого вина. – Переполох на Шарлоттенштрассе. – Полезные сведения о пивоваре Шмидте. – Особняк, не тронутый революцией. – Львы на барельефах. – Гельмут Либих нервничает. – Ключ в замочной скважине. – Правду говорить легко и приятно. – Биография Элоизы де Пьер. – Снова в Аллее тополей. – Английские рессоры. – Люди в белых одеждах. – Незнакомец.

Выслушав смуглую иностранку, седовласый Ранке удивленно заморгал и раскрошил в пальцах плитку жевательного табака.

– Пожар? Да, я что-то слышал вчера… Но это не мой участок, подробности мне неизвестны. Если хотите, могу уточнить. Для вас это имеет значение?

– У меня есть поручение к пивовару Шмидту, который жил в этом доме, – легко соврала Анита. – Его приятель из России просил передать письмо с рецептом нового тульского пива. А я теперь не знаю, жив ли этот пивовар и где его искать.

– Я выясню, – пообещал Ранке. – К сегодняшнему вечеру.

– Вы очень добры, – промолвила Анита, с застенчивой благодарностью опуская глаза. – Может быть, заодно вы выясните для меня подробности еще одного вчерашнего происшествия.

– Какого?

– Я говорю о смерти пожилого джентльмена в Пренцлауерберге. Он был в услужении у Вольной религиозной общины, подметал дорожки в Аллее тополей.

– Вам и это известно? – изумился Ранке.

– Я немного знала этого бедного старика, он мой земляк, испанец. Его неожиданная гибель очень огорчила меня.

– Я всегда говорил: революции развращают народ. За последний год Берлин превратился в разбойничий город, убивают теперь не только гвардейцев и мятежников на баррикадах, но и мирных обывателей. Представьте себе: этому старику кто-то проломил голову. Ума не приложу, кому и чем он помешал.

– Что о нем известно?

– Его звали Пабло Риего. Уроженец Севильи, в Берлин прибыл нынешним летом. Искал крышу над головой и заработок. Служители Вольной религиозной общины предоставили ему сторожку в Аллее тополей и предложили работу, которая его устроила. Нравом он отличался тихим и покладистым, работал исправно, без нареканий. Больше, пожалуй, ничего рассказать не могу. Наверное, все это вы знали и сами.

– Да, конечно… Скажите, а он все эти месяцы безвыездно жил в Берлине или куда-нибудь отлучался?

– Такими деталями я не располагаю, мадам, – вежливо сказал Ранке. – Если вам интересно, можете сами поговорить с его нанимателями.

– Вы имеете в виду господ из религиозной общины? Кто они? Я никогда раньше не слышала о них.

– В свое время, три года назад, они откололись от католической церкви и заявили о создании собственной организации. На мой взгляд, очень подозрительное общество: его члены напрочь отвергают всяческие вероучения, считают, что загробной жизни нет и, следовательно, получать удовольствие надо здесь, на земле, не теряя времени даром. Сами понимаете, от такого свободомыслия один шаг до неподчинения властям. Пока что они ведут себя тихо, но я подозреваю, что в недавних беспорядках в городе есть доля и их вины.

– Вся их деятельность сосредоточена в Аллее тополей?

– Да, там они устраивают свои собрания, проводят обряды. Один из таких обрядов называется Югендвайе.

– Как вы сказали?

– Югендвайе. Это такое посвящение юных членов общины во взрослую жизнь. Для берлинцев – просто развлечение. На нем присутствует почти вся молодежь Пренцлауерберга и Кройцбурга. Приезжают и из других районов. Среди горожан, к сожалению, много людей неверующих или верующих неискренне. Вместо того, чтобы ходить в церковь, они посещают подобные представления. Грустно, мадам… Нравственные устои рушатся на глазах. Христианские церкви, на мой взгляд, ведут себя очень вяло, это касается и католиков, и протестантов. Они больше заняты выяснением отношений между собой и не обращают внимания на то, что у них под боком распространяются вредные мысли, которые наносят ущерб всем, кто верует во Христа…

– Понятно, – прервала Анита грозивший затянуться монолог. – Прошу прощения, что оторвала вас от работы. Вы единственный человек в Берлине, на чью помощь я могу рассчитывать.