Призрак Заратустры

Но впечатляли не одежда и не оснащение фантомов, а их небывалая, по человеческим меркам, величина, и еще то, что они казались бесплотными – бежали, едва касаясь поверхности, и как бы расплывались в воздухе. При всем ошеломлении, вызванном страшилищами, Вадим подметил, что ноги, видневшиеся из-под саванов, обуты в тряпичные боты на резиновой платформе – те самые сникеры, чьи отпечатки он видел на берегу соленого озера. Сей факт означал, что страшилища не были бесплотными и умели принимать нормальные размеры, ибо те их следы никак не относились к разряду циклопических.

Павлуха на четвереньках засеменил к крепости – не нашел более надежного укрытия. Оттуда вышел Мансур и загородил собою проем. При виде размытых чудищ он не испытал ни изумления, ни шока. По крайней мере, его продубленное ветрами и солнцем обличье сохранило привычное сдержанное выражение.

– Пусти! – взмолился Павлуха и по-телячьи боднул его в пресс.

– Акмак! – Мансур угостил его сочным щелбаном. – Бул закым!

– Что он сказал? – спросил Вадим у Вранича, не отрываясь от лицезрения колыхавшихся титанов. – Я не понял.

– Он рек на киргизском йезике, – промолвил научник. – Цето е мираж.

Серб тоже являл собой нерушимое спокойствие, только в зрачках его искрились светлячки любопытства, как у исследователя, наблюдающего редкое явление. Для Вадима его разъяснение не стало откровением, он уже и сам догадался, что перед ними оптическая иллюзия, хотя прежде миражей не видел ни разу. Просто вспомнил непреложный постулат Александра Васильевича: столкнулся со сверхъестественным – ищи материальную причину. В девяноста девяти случаях из ста она найдется.

– Лепо! – говорил научник, любуясь фигурами, которые, все более растворяясь в небе, сплетались в диковинный калейдоскоп. – То не едноставный мираж, а фата-моргана. Она является у присутствии колико слоев воздуха с зерцальными свойствами. Тако мы смотримо сильное изобличение… искажение предметов.

Павлуха, поднятый Мансуром за шиворот и поставленный на ноги, все еще вел себя как постыдный суевер.

– Это они! Нечисть, шо мы с Сивухой в низинке зустретили…

– Ты не говорил, что они такие дылды, – напомнил ему Вадим.

– Они и не были… А тут – ишь, вымахали! Как есть чертово отродье!

Вадиму пришло на память когда-то читанное о миражах. Как правило, они отражают то, что находится на расстоянии от наблюдателя, перевирая иногда габариты и форму. Отсюда логично будет заключить, что где-то вправду бегут люди, обутые в американские «Keds», вооруженные кривыми жердинами и с корзинами поверх мертвецких саванов. Из психбольницы сбежали, или абсурдистскую пьесу репетируют? А может, сектанты? Вадим перед приездом в Самарканд гостил в Предуралье и свел там знакомство с приверженцами одного нелепого культа – те на себя гайки вешали и поклонялись ржавой машине. Идиотов везде в достатке…

«Чертово отродье» проигнорировало зрительскую аудиторию, о чьем существовании, пожалуй что, и не знало, и вконец расползлось по небу, а потом растаяло в синеве.

– Край представы, – резюмировал серб. – Айдемо трудиться.

Он был занят археологическими хлопотами и не желал отвлекаться так же, как и Хрущ-Ладожский, который даже не выглянул из крепости, чтобы посмотреть на миражи. Оба одержимых ученых, отрешившись от реального мира, пренебрегали мерами безопасности. Павлуха жил по принципу «чего изволите», Мансур надеялся на провидение и был невозмутим, как скала. Вот и получалось, что, кроме Вадима, некому было озаботиться обороной лагеря. Часовой у костра – разве это защитник? Да еще такой безответственный, как Павлуха…

В тот день смена длилась по заведенному графику – до темноты. Когда Вранич скомандовал «шабаш» (словечко, перенятое им в России и весьма ему приглянувшееся), Павлуха позвал всех вечерять. В отсутствие Сивухи он исполнял обязанности кухаря. Не усердствовал, паршивец: вскипятил в котелке водичку, разлил по кружкам, раздал каждому по галете и по куску свиного шпика – радуйтесь!

Хрущ на ужин не пошел – оснастившись шахтерской лампой, колготился в своей норе и посылал подальше всех, кто его отвлекал. Мансур выпил зеленого чаю с размоченной галетой, от шпика отказался. То ли вера не позволяла, то ли голод его не донимал, как нередко бывает в знойных странах. Вадим тоже ел мало, для задуманной им операции сытый желудок стал бы помехой. Отдали должное калорийному продукту только сам повар и серб. После трапезы они забрались в палатку и быстро уснули. Вадим, оставшийся у костра дежурным, слышал их размеренное дыхание.

Выждав немного, он встал и подошел к бархану, скрывавшему крепость Янги-Таш. Заглянул в одну из прокопанных дыр. Приват-доцент еще не спал, шерудил лопатой. Не беда, он не помешает.

Вадим заставил подняться самого высокого верблюда, подвел к песчаной сопке и с его спины залез на вершину. Вытянувшись во весь рост, оглядел расширившееся пространство. Ни огней, ни дымов, ни малейшего шевеления окрест.

Но не впустую Барченко нахваливал своего феноменального воспитанника. Где не пригодилось ночное зрение, выручил тончайший слух. Вадим засек голоса – их принес ветерок, потянувший с северо-запада, ровно оттуда, где располагалось давешнее озерцо. Слов не разбирал – далековато. Но то, что говорили человек семь-восемь, это определялось безошибочно.

Ох, как тянуло немедленно пойти туда и одним махом покончить с «нечистыми»! Но как бросить лагерь? Придется кого-то предупреждать, это вызовет вопросы, начнут отговаривать… Нет. Лучше отложить до утра. Теперь он знает, что призраки в сникерах – не плод Павлухиной фантазии и что они периодически наведываются к озеру. А если так, то рано или поздно он их застигнет. И тогда…

Что случится тогда, Вадим додумать не решился. Плавно скатился с рассыпчатой горы и пошел на свой пост у мерцавшего очага.

Глава III,

вопреки ожиданиям сдабривающая роман лиризмом

В шесть утра, сгорая от нетерпения, Вадим передал дежурство Мансуру и сделал вид, будто отправляется спать. На самом деле о сне он и не помышлял, его охватило стремление действовать, тело словно бы пронизывал электрический ток. В палатке, где храпели Вранич и Павлуха, он задержался буквально на минуту – пополнил запас патронов, взял на всякий пожарный еще один револьвер и, приподняв полотнище, выполз с противоположной от входа стороны, чтобы не заметил Мансур, который медитировал у тлевших углей.

Дорога к озеру уже была ему известна, но он и на этот раз предпочел идти по компасу, так как заплутать в пустыне – пара пустяков. Шел, поглядывал на подрагивавшую стрелку и прислушивался. Мир, просыпаясь, наполнялся звуками: чирикали птахи, скребли брюшками по песку ящерки, где-то вдалеке дробно постукивали копытца. Но все лишнее Вадим автоматически отсеивал. Он уподобился стрелке радиоприемника, перемещающейся по шкале настройки в поисках нужной станции. Шумы и потрескивания эфира она проходит, не задерживаясь, но если вдруг из бессодержательного звукового облака вынырнет обрывок человеческой речи, мгновенно замирает. Так и Вадим, сосредоточившись на акустическом восприятии, пытался поймать слышанные вчера голоса.

Повезло – поймал. Они просочились сквозь наливавшийся зноем воздух откуда-то из-за песчаной сопки, высившейся впереди. Вадим спрятал в карман компас, в котором пока не было необходимости, вытащил заряженный «Коломбо-Риччи» и тихо скользнул к подножию увала. Сделал глубокий вдох, шагнул вбок, выглянул из-за отлогого склона и – увидел «нечистых».

Да-да, то были именно они, причем вживую, а не в виде громадных акварельных клякс над горизонтом. Сникеры, саваны, плетеные колпаки на головах – все атрибуты в наличии. «Нечистые» сновали по небольшой равнине, вымощенной спекшейся под солнцем и растрескавшейся глиняной корой. Они махали направо и налево изогнутыми палками, сталкивались, падали, тут же поднимались и визжали на высоких дискантный нотах. От их движений вздымалась пыль и закручивалась в спирали, образуя маленькие смерчи, которые мешали Вадиму определить, чем же конкретно заняты эти невиданные создания. Он отметил, что в большинстве своем они совсем не великанского роста – скорее, даже ниже среднего.

Процесс, представший перед ним, напоминал игру. Ни намека на агрессию или что-либо подобное. Если то был религиозный обряд, то чрезмерно задорный и лишенный какой бы то ни было зловещей мистичности. Еще меньше эти скоморохи – а в том, что они не исчадия ада, а обычные люди, Вадим не сомневался – походили на бандитов. Ну не могла басмаческая орда так беспечно забавляться, ничего не замечая!