Летеха что-то сказал, и Яо засмеялась:
– Он отвечает, что молодой девушке, вроде меня, опасно путешествовать с сумасшедшим.
Довольный произведенным эффектом, китаец добавил еще пару фраз, а Яо захохотала еще пуще:
– Еще он говорит, что если ты захочешь, он завтра эту обезьяну поймает и приведет сюда – можешь с ней поговорить.
Я криво ухмыльнулся:
– Скажи ему, что я пошутил.
Когда трапеза закончилась, наш гость вежливо попрощался и ушел заниматься своими воинскими делами. А мы поднялись в комнату, разложили вещи, и я сел делать наброски статьи для газеты. Конечно, ни факса, ни тем более Интернета в округе нет, но я хотел первый материал послать еще из Пекина – на обратном пути.
Через несколько часов, когда уже начало смеркаться, Яо зашла в мою комнату:
– Давай попьем чаю, и будем отправляться спать. Я еще раз поговорила с лейтенантом, он сказал, что мы можем пойти обследовать другой конец долины, так что завтра нам нужно пораньше встать.
– Хм, да наш вояка явно к тебе неравнодушен!
Яо слегка нахмурила бровки. Мы спустились вниз, на веранду, и выпили по пиалушке великолепного зеленого чая.
– Яо, а ты мне обещала показать, как китаянки бинтовали ноги! – вспомнил я.
Яо вытащила из-под столика ножку, сбросила матерчатую туфельку, и обнажила ступню (размера 33-го, если не меньше). Потом рукой загнула четыре пальчика, так что остался торчать только большой.
– Вот таким образом. А ходить они могли только в специальных туфельках.
Я, признаться, остался разочарован:
– Ну, и что же в этом красивого?
Мне показалось, что Яо обиделась:
– Не знаю, – ответила она, одевая туфельку обратно. – А нашим предкам нравилось.
Напившись чаю, мы разошлись по комнатам. Я улегся на простое крестьянское ложе и заснул сном праведника. Без сновидений – хотя, казалось бы, что может быть труднее, чем не думать о белой обезьяне? Разве что искать черную кошку в темной комнате под мат работающего там фотографа.
Утром я проснулся оттого, что Яо трясла меня обеими руками:
– Вставай! Вставай! – яростно шептала она.
– М-м! Что случилось?
Как всякий журналист, я не терплю ранних подъемов. С трудом я разлепил глаза и губы (ощущение было такое, как будто перед сном я с головой окунулся в бассейн с клеем).
– Ты правильно сказал! – от волнения в голоске Яо даже усилился китайский акцент. – Им не нужно было оставаться на ночь в лесу!
– Да что случилось, наконец?
– Что-то страшное!
– А!
Это я жутко зевнул (поверьте, звук этого зевка мог напугать толпы демонов). Спустил ноги с кровати и стал одеваться, совершенно не смущаясь присутствием Яо.
– Лейтенант бегает по деревне, как сумасшедший. Он уже был здесь и потребовал немедленно тебя разбудить.
– Чего ему надо?
Наконец я поднялся с кровати.
– Дай хоть лицо ополоснуть.
Яо провела меня к висевшему во дворе жестяному умывальнику с пипкой, из которого я и умылся. Глянул в зеркало, чтобы привести шевелюру в порядок…
В глубине отражения бился какой-то здоровенный солнечный заяц. Он напоминал ту тонкую полоску, которая начала сопровождать меня еще в Израиле, но теперь полоска изрядно увеличилась. А может, это отблески восходящего Солнца?
– Пошли!
Все еще просыпаясь, я побрел к калитке, спотыкаясь о собственные ноги. С улицы к забору подбежал лейтенант и закричал нам что-то страшным голосом.
– Почему ты спрашивал его об обезьяне? – перевела мне Яо. – Что ты о ней знаешь?
– Я просто пошутил, – никакого более разумного оправдания мне в голову не приходило.
– Солдаты, которые остались ночью в лесу – все убиты, – обычно Яо переводила бесстрастно, но сейчас ее голос дрогнул.
– Каким образом? Разложились, как тот коммунист, которого мы видели в той деревне? Да только не переводи ему, ты же видишь, в каком он состоянии! Сейчас он возьмет и нас арестует!
– Он говорит, что мы должны это видеть. Возможно, хочет заручиться независимыми свидетелями. Кстати, ты мог бы осмотреть трупы…
– Только умоляю, не говори ему, что я патологоанатом! Это будет выглядеть по меньшей мере…
– А сейчас он интересуется, о чем мы говорим, – перевела мне Яо очередную реплику летехи.
– Скажи – совещаемся, что одеть в лес.
Вернувшись в дом, я надел высокие кроссовки, серую куртку из плотной прорезиненной ткани, Яо же натянула резиновые сапожки (типа тех, что в советское время продавались в «Детском мире») и штормовку, из того гардероба, в котором строили БАМ.
До опушки леса нас живо домчал армейский грузовик, а там мы слезли и пошли пешком. Лес, к счастью, был не очень густой (издалека он казался мне непроходимыми джунглями, и я уже боялся, что путь придется себе прорубать с помощью мачете).
– Далеко-то идти хоть? – спросил я, чтобы как-то разрядить обстановку (лейтенант молчал, как рыба, и поминутно оглядывался, кроме того, нас сопровождали трое солдат с автоматами наперевес).
– Чуть больше двух километров, – перевела мне Яо ответ.
– Тебе не тяжело так быстро идти?
– Нет, – моя верная спутница улыбнулась. – А вот если бы мне с детства бинтовали ноги, то я без специальных туфелек и шагу бы сделать не могла, да и в них ходила бы с трудом. Знаменитые красавицы древности в город выходили только на паланкине. Так что тебе и офицеру пришлось бы взять носилки на плечи… а я бы лежала там, как императорская наложница.