– Сама в непонятках, – пожала плечами бабушка, – ну, для чего он тебе свиданку назначил, в этом все ясно – посмотреть хотел, как у тебя превращение идет. Эта, как ее мета… мита… митромоф… ага! Вспомнила, метаморфоза!
Бабушка гордо посмотрела на меня. Я тоже была впечатлена, такого мудреного слова мне еще слышать не доводилось.
Бабуль, – а ты где слышала такое выражение? – тут же поинтересовалась я.
Та, наморщила лоб, и явно что-то припоминая начала рассказывать.
– Ленка, давно энто было. Еще при Николашке придурошном. Я тогда молодая, здоровая была, а годков мне было всего сорок. Как-то взял меня в прислуги врач наш уездный, Ребровский Иван Палыч.
Знал он, что ходют ко мне людишки болезные, вот и решил выведать, почему у него они все на кладбище переселяются, а у меня живехоньки. Я сдуру не поняла, чегой-то он мне должность предложил, и сразу согласилась, Федя то мой ненаглядный на японской войне сгинул, а я с дитями горе мыкала. Ко мне, кто тогда ходил лечиться – голь перекатная, они сами без копейки сидели. Так и со мной расплачивались, то картохи полмешка, то мучицы принесут. А тут Иван Палыч два рубля с полтиной обещал за месяц платить. Большие деньги по тем временам.
– Так бабушка, ты, когда про метромарфозу скажешь? – перебила я ее рассказ.
– Молчи! Не перебивай! – рявкнула бабуля и продолжила:
– Я тогда еще грамоту не разумела, так, по складам слово могла прочитать. А у доктора книг было море, наверно штук тридцать. Мне их было велено раз в месяц от пыли протирать. Вот я их протирала, да разглядывала. И тут меня как стукнуло, в одной книжке картинку увидела, как человек в волка оборачивается. Я Степана Панкратьича, деда своего сразу вспомнила. Бывало, посадит меня на коленки, гладит по волосам и приговаривает: